Элиор тяжело вздохнул, склонился над надгробием:

— Я говорю с тобой, хотя ты умер… как же так… тебя так не хватает…

— С потерей смириться трудно, — звучный голос вошедшего Артиса наполнил усыпальницу.

— Я жалею, что не узнал его лучше.

— Нам никогда не хватает времени, чтобы достаточно узнать близкого человека.

Элиор кивнул, отвел глаза, чтобы скрыть блеснувшие слезы.

— Ты готов? Гости прибыли, и торжество начинается через несколько часов.

— Да, — он вышел на улицу, оставив Артиса одного. Видеть, как могучий богатырь роняет слезы на могилу своего ученика, было еще больнее.

Собрание началось, когда зал наполнился золотистым светом Астелл, дневной звезды Анделора. Трон пустовал, но завтра, во время коронации, его по праву займет новый король, исполнив долг крови.

Солнечный луч упал сквозь витражи, осветил ряды почетных гостей, собравшихся за длинным столом. Нарэна, вернувшая своему народу гордое имя эльфов, члены Совета, командовавшие войсками, маги, представители гномов и меррилов. Принц Элиор, Айлинэль-Ир-Эманни, король эльфов, Колиар-Ан-Вель, король вельтов, и его дочь, Эдель, занимали места во главе. Девушка сидела молча, бледная и исхудавшая. Даже ее крылья, раскачивающиеся за спиной, утратили перламутровый блеск. Она не слушала торжественных слов приветствия, не вникала в смысл тостов и чествования памяти погибших. Ее ни на секунду не отпускала глубокая печаль, она въелась в кровь, крепкими тисками сдавливала сердце, лишала воли к жизни. И только одно удерживало на этом свете. Последний дар, который ей оставил любимый. Единственное, ради чего она продолжала есть, спать, дышать. Руки сами собой легли на живот, пока еще незаметный для окружающих. Где-то внутри малыш откликнулся на прикосновение матери, нежно дотронувшись до стенки своего уютного мира.

Эдель всхлипнула. Сквозь слезы ей снова нарисовался образ человека, покинувшего ее навсегда. Окруженный серебристым ореолом, улыбающийся, родной…

Умирать было больно. Жар бился внутри, терзал плоть и душу, раздирал на мельчайшие частицы и превращал их в магическую энергию. Но рождаться было еще больнее. Будто в рот влили бурлящую лаву. Раскрывшиеся легкие обожгло огнем, который растекся по обновленному организму, наполнил кровь и запустил сердце. Высокий полет прервало нечто и заперло в нежном, хрупком, человеческом теле. Свет угас, и сознание погрузилось во тьму.

Он ничего не помнил. Чувствовал холодный камень под щекой, жесткую и колючую солому под спиной. Капающая с потолка вода эхом отдавалась в голове, в нос лез отвратительный гнилостный запах. Но он лежал, безвольно распластавшись на подстилке, потеряв свое имя, свое прошлое, свое Я.

Тьма прояснялась, когда он открывал глаза. Тогда можно было различить серые гранитные стены, алый сгусток света, подвешенный к потолку, и собственное тело, непослушное и вялое. А потом сознание вновь ускользало в спасительные сны, с яркими красками, сладкими звуками и вкусными запахами.

Первое, что встречало при пробуждении, это шарики капающей с потолка воды. Иногда они падали прямо на губы, вызывая смутные и до боли знакомые воспоминания. Живительную прохладу. Аромат цветов. Белый, режущий глаз песок. Золотые кудри на прекрасном лице. Но память не желала раскрываться дальше, она предпочитала показывать цветные сны, прятать от жуткой, лишенной смысла реальности.

Время текло медленно. Но для лежащего человека оно не существовало вовсе. Он знал только мерный звон капель и стук собственного сердца. И только когда в его маленький мир ворвался чужой звук, вздрогнул и повернул голову.

Какие-то тени ворвались внутрь, приподняли ноги, торс, натянули одежду. Черную и блестящую. А потом заставили встать и куда-то повели.

Пленник не всматривался в длинные коридоры, по которым шел, оставаясь безразличным к происходящему. Радовался только, что больше не вдыхает гнилостный запах и больше не мерзнет. И еще оказалось, что тело на что-то годится: идти, шевелить руками и пальцами, крутить шеей.

Когда его провели в просторное помещение и приковали цепями к стене, он даже не дрогнул. Послушная кукла, которой он стал, выполняла любые приказания. Красный огонь соскользнул с пьедестала, возвышавшегося посреди зала, потек в сторону пленника, раздулся и превратился в пламенную фигуру, напоминающую человеческую.

— Ты готов, — отзвуки шипящего костра почему-то были понятны.

"К чему?" — отразилось в сознании.

— Тело почти восстановилось.

"Что от меня хотят?"

— Смотри на меня.

Пламя гипнотизировало. Языки огня рисовали диковинные формы, переливались всеми оттенками красного и оранжевого. Они тянулись вперед, горячими щупальцами трогали кожу.

"Нет! — вспыхнуло в мозгу. Немой приказ, протест, запрет. — Не вздумай!"

Он закрыл глаза. Отвернулся. А в голове стучало:

"Вспомни. Кто ты есть".

Разве нужно вспоминать? Что? Разве есть в этой жизни что-то, кроме звонких капель воды, дурного запаха и ярких снов?

"Есть. То, чего тебя лишили. Сны и есть воспоминания".

Барьер, отгораживающий от прошлого, вдруг рухнул, затопил картинками, пестрыми цветами. Стремительной круговертью закрутился перед внутренним взором. Замок с остроконечными башнями, люди, утопающие в крови, сражающиеся со страшными и злобными тварями. Снежный вихрь, покладистый ветер под крыльями, драгоценная и хрупкая ноша в руках. Мерцающий кристалл, его пленник, с маской на лице. Блестящий меч в руках, печать хранителей на рукояти.

Люди. Родные, близкие, знакомые. Друзья. Брат. Эдель.

Он вспомнил. Сквозь боль, мутную пелену, вязкое безволие, понял, кто он такой. И как его зовут.

— Я же убил тебя, — прошептал он пламени.

Огненный силуэт отступил.

— Пришел в себя? — прошипел он. — Отлично. Тем приятнее будет смотреть в твои глаза и видеть твою смерть.

— Я уже умер. Ты не властен надо мною.

— Ошибаешься. Я вернул тебя к жизни. Я собрал твое тело, перетянув на темную половину. Здесь я хозяин, а ты лишен своих сил!

Коля заново смотрел на окружающий мир. Он находился в зале, очень похожем на тот, что остался в Ориэлле. Просторный, овальный, с мудреным рисунком на паркете. Только столб чистого пламени бил из центра пьедестала, водруженного посередине. Что происходит? Где он? Дернул руки, но цепи крепко держали пленника.

— Тебе не уйти, не выбраться, — зашипел Торр-Сааз. А в том, что это именно он, сомнений не осталось. Тот пульсирующий туман вышибло из Мироса, и теперь он принял свой настоящий облик. Пламя едва касалось пола, плавно струилось по паркету, перекатывая огненные щупальца. Ну конечно! Ему удалось проникнуть в портал и восстановить силы. Значит, мир все еще под угрозой?

— Зачем тебе я? — Коля тянул время, отчаянно соображая, что делать.

— Мне нужен ты и твоя магия! И я смогу освободиться!

— Ты мог бы взять любого чародея, зачем тебе я?

— Мне нужна первая кровь. Я могу жить в любом теле, но только одно может даровать мне силу повелевать всеми источниками магии.

— Что? Ты в своем уме? — не смог сдержаться Коля. — Твоя первая жертва давно уже умерла, и я сомневаюсь, что ты ее помнишь.

Торр-Сааз засмеялся, разбрызгивая алые искры.

— Нет, глупец. Мне нужно тело врага, пролившего мою кровь. Мою первую кровь!

— Я все равно не понимаю…

— И не поймешь. Ты ведь не помнишь меня, правда?

Огненный человек приблизился, так близко, что кожу на лице опалило.

— Когда-то у меня не было имени. Я жил в каменном плену, в самых недрах земли. Проклятый и древний огонь, блуждающий во тьме. А потом меня нашел тот, кто дал мне первое имя и первое тело. Тасхашар.

Громом разверзлись небеса. Коля ошарашено смотрел на Торр-Сааза, холодея, вспоминая свое путешествие вглубь веков…

Извилистые ходы лабиринта времени, хитроумные ловушки, запертые души искателей приключений и брошенного, озлобленного паука из племени целителей. Его звали Тасхашар, и алое пламя, горящее в глазах, служило подтверждением одержимости…