В вестибюле (если вестибюлем можно было назвать длинную комнату, заваленную хламом) скверно пахло засохшими нечистотами и гнилым тряпьем. Три деревянные двери с криво нарисованными номерами 1, 2 и 3. Крутая лестница, ведущая наверх.

Квартира № 4, по логике вещей, должна была находиться на втором этаже этой халупы. Что ж, будем искать.

Поднимаясь наверх, ругался про себя: ну и местечко! Вонючий бомжатник! Что за нелюди тут живут и как Григорий с ними спутался?

Дверь под № 4 была приоткрыта. Кирюха решил войти без стука.

Допотопные толстые ковровые дорожки поверх линолеума, фотографии актрис из журнала «Советский экран» на дверях туалета, громоздкий платяной шкаф в коридоре, осколки стекла на полу...

– Дома кто есть? – крикнул Кирюха. – Владимир! Бабло принесли!

Никакого бабла он, разумеется, с собой не взял. Рассчитывал только на собственную силу и смекалку.

Он распахнул ближайшую к нему дверь. Посредине пустой комнаты с голыми стенами лежал квадратный полосатый матрас, щерившийся пружинами сквозь прорехи. На матрасе возвышалась горка желтых бутылочек из-под «Янтаря».

Кирюха сделал еще один шаг, осмотрелся: справа – разбитый телевизор, слева – кожаное креслице с выпотрошенным сиденьем. Ничего интересного.

Следующим помещением было нечто вроде кухни. Электроплитка, пять табуреток (каждая – собственного цвета и размера), стол. На столе – три граненых стакана и желтый пластмассовый пузырек. Рядом лежал мобильный телефон-раскладушка цвета «металлик». Мобильник Григория. Кирюха спрятал телефон в карман.

На плитке торчала серая мятая кастрюля. Кирюха потрогал посудину – теплая. Приподнял крышечку: в мутной воде дрейфовал большой кусок вареного мяса. По крайней мере, у хозяина есть чем пообедать, усмехнулся гость. Его усмешка пропала, когда он посмотрел в сторону балкона: там трепетала на ветру кошачья шкура, повешенная сушиться на проволоке.

Острый запах перегара хлынул Кирюхе в ноздри. Кто-то очень жирный и потный навалился на парня сзади, тяжело и громко дыша, обхватил рукой его горло, сдавил – тупо, беспощадно, не рассчитывая сил – так, что в глазах потемнело. Подобным образом неосмысленный ребенок душит пойманную зверушку. Вместе с болью Кирюху охватил ужас: ему показалось, что он слышит хруст своих шейных позвонков.

Внезапно боль утихла. Грубый голос с придыхом произнес в ухо гостю несколько ругательств, затем спросил:

– Кто такой?

– Бабки принес... За Григория, – прошептал Кирюха. Говорить громче он просто не мог.

– Сколько?

– Двадцать «штук». Потянет?

– Доставай.

– Отпусти.

– Доставай. – Последовало трехэтажное ругательство. – Шею сломаю.

Тот, кто навалился на Кирюху всей своей грандиозной тушей, говорил гулко и громко, но именно говорил, а не кричал. Произносил слова так, словно не сомневался, что все живое обязано ему подчиняться – иначе будет растоптано.

– У меня с собой только половина, – соврал Кирюха. – Убьешь меня – остальных денег не получишь.

Руки разжались. Кирюха зашатался и бессильно упал на столешницу, уперевшись в нее обеими руками. В действительности эти телодвижения были спектаклем: притворяясь еле живым, Кирюха пристально рассматривал противника.

Он видел нечто оплывшее и бесформенное: раздутые щеки (куда до них Константину с его мешочками!), вспученный живот, обтянутый майкой, мясистые руки.

– Владимир? – простонал парень.

Тот кивнул.

«Я тебя изуродую, – решил Кирюха, ощущая ярость. – Шею он мне сломает, кабан толстозадый!»

Жир плотным слоем обволакивал тело Владимира подобно доспехам. Гиппопотам был совершенно спокоен, даже расслаблен – видимо, считал себя неуязвимым – и не без основания. Такую громадину не возьмешь кулаком, да и ножом, пожалуй, тоже: клинок увязнет в жиру, как в тесте, не задев жизненно важных органов, а удар огромной ручищи сделает из обидчика котлету. Правда, Владимир совершенно забыл о том, что даже у слонов есть болевые точки.

Удар правой ноги, сила и точность которого сделали бы честь любому футболисту, обрушился на промежность огромного толстяка. Владимир предугадал эту атаку и в тот же момент, как ботинок Кирюхи взлетел над полом, вскинул обе руки. Выматерившись от боли, великан попытался обхватить Кирюху и стиснуть так, чтобы изо всех щелей кровь полилась – тот проскочил под его рукой, чиркнув лезвием «Ладони призрака» по разбухшему телу Владимира, словно по броне вертолета.

Жирный развернулся. Его здоровенный живот пересекала тоненькая алая полоса, и не было заметно, чтобы эта рана хоть немного его успокоила. Скорее, взбесила до крайности.

– На кого? На кого, слюнтяй? Я же тебя с одного удара... – хохоча и матерясь, Владимир бросился за Кирюхой. Тот удирал, роняя под ноги противнику все, что попадалось под руку. Выбежав из квартиры № 4, захлопнул открытую дверь. Громко щелкнул замок.

Дверь заходила ходуном – ее тряс Владимир – но не открывалась. Видимо, для этого нужен был ключ, которого не оказалось под рукой.

Распахнулась дверь квартиры № 5.

За ней стоял полуголый маленький старик: его темная (явно не от загара, а от алкогольных возлияний) кожа, на которой не было ни единого волоска, казалась присохшей к скелету. Над левым соском синела наколка: грубо накорябанный скрипичный ключ. Из раззявленного беззубого рта текла слюна.

Несколько секунд старик молча смотрел на парня и большой окровавленный нож в его руках. Затем, не произнося ни звука, потянулся к деревянному ящику, что стоял на тумбочке, и медлено выволок оттуда молоток на длинной ручке.

– Дед, я все объясню... – промямлил Кирюха, совершенно обалдевший от идиотизма происходивших событий.

Вслед за стариком из квартиры № 5 вышел другой, точно такой же – разве что чуть-чуть постарше – одетый в черную футболку с портретом Наталии Орейро, непонятно с кого снятую. Запустив руку в тот же ящик, вынул топорик. Его собрат тем временем сделал довольно быстрый бросок в сторону лестницы, отрезав гостю последний путь к отступлению.

– Парни!.. – громко воскликнул Кирюха. – Не дурите... Я не хочу ничего такого... Ребята...

Старики подступали.

– Да подумайте вы, что делаете! Это недоразумение!

Полуголый не по-стариковски проворно бросился к Кирюхе, замахнулся через левое плечо и нанес удар – без единого звука, с безжалостной яростью. Молоток выбил в стене лунку. Увернувшись, Кирюха ударил в старческое лицо эфесом «Ладони призрака», словно кастетом, затем изо всех сил пнул «фаната Орейро» в грудь ногой. Оба старика оказались на полу, в дверном проеме тут же появился еще один жилец странного дома, еще не старый, но сутулый, одетый в драный свитер и спортивное трико. Вся левая половина его лица была родимым пятном бордового цвета. Правая нога до колена была замотана длинными лоскутами, твердыми от засохшей крови.

Помявшись немного, половинчатый вынул из кармана длинный нож.

Кирюха замер в боевой стойке:

– Ну что, пофехтуем?

Урод с ножом медлил. Тем временем поднялся на ноги полуголый сморчок с молотком. По разбитому лицу струилась ленивая старческая кровь. Встал с пола и другой старик.

Дверь перестала трястись, не стало слышно ругани. Владимир отправился искать ключ.

Кирюха переводил взгляд с одной рожи на другую. Обитатели дома молчали, будто зомби. «Их души давно в загробном мире, осталась только память тела» – кажется, так сказал Антон в тот вечер, когда сброшенная Настей пивная бутылка рухнула на лобовое стекло комендантского автомобиля. Вспомнились и другие слова, куда более страшные...

Я, кстати, слышал, что этот самый «Янтарь», если пить его каждый день в течение долгого времени, очень мощно действует на мозг.

Полуголый молотобоец сделал шаг вперед.

– Назад! Всех искромсаю!

Старик кинулся на Кирюху. Тот вновь увернулся от удара молотком, затем наискось рубанул «Ладонью призрака», целясь в запястье. Молоток вывалился из раненой руки, загремел об пол. Старик с Наталией Орейро на футболке и топором в сухих руках подбежал к Кирюхе, вскинул над головой свое оружие, метя расколоть парню голову. Тот вновь повалил противника, сломав ему челюсть ударом эфеса.