Глаза Пса холодно блеснули.

— Хорошо, — сказал он. — Ты еще раз прав, и я ухожу с палубы. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения нашему «шкиперу».

— Прекрасно, — промолвил я.

Он ушел, а я, подождав немного и убедившись, что возвращаться он не собирается, вновь уселся на свое место.

Вот так наше плавание и начинается. Впрочем, все эти ссоры не имеют почти никакого значения. Кто чего стоит, выяснится во время первой же серьезной схватки с противником. Что бы Пес ни говорил, а без хорошей драки наверняка не обойдется.

Я снова положил «газонокосильщик» на колени и подумал, что Пес не упомянул еще об одной возможности.

Мы покинули дом Тискальщика через потайной выход. Причем перед уходом древний чистюля запустил программу, которая очень удачно имитировала его присутствие в доме. Как он объяснил, если понадобится, она даже в состоянии провести его голосом переговоры со стражами порядка и, запутывая их, тянуть время практически до бесконечности. В порт и на борт корабля благодаря помощи Пса мы тоже пробрались совершенно тайно. Таким образом, стражи порядка наверняка до сих пор убеждены, что мы находимся в доме, и погони за нами не будет.

Однако оставался еще Хукет. Его наверняка так дешево купить не удастся, и он обязательно что-то придумает, преподнесет какой-нибудь очень неприятный сюрприз.

А посему…

Не использовать ли мне мои способности, не попытаться ли нюхнуть горизонт? Может быть, удастся разглядеть что-то интересное? Я повесил «газонокосилыцик» на плечо и, встав, повернулся лицом к корме.

Ну, поехали…

Я привстал на носки, потянулся к горизонту всем телом, ощутил; как по коже забегали невидимые муравьи. И окружающий мир, как и положено, изменялся, становился плоским. Вот он застыл, стал более четким, а потом изогнулся…

Все было как и должно было быть, как обычно. Я опять увидел мир — весь, до настоящего, далекого горизонта. Слева от нашего корабля была целая россыпь каких-то мельчайших островков, и на них даже виднелись некие живые существа. Вот только я на них не обратил почти никакого внимания. Так, взглянул мельком. Больше всего меня заинтересовало другое.

Ровным, казалось, прочерченным с помощью линейки клином вслед за кораблем на расстоянии полутора километров двигалось десятка три красных пятнышек. Они были крупными, гораздо крупнее, чем бывают пятнышки людей. И величина пятнышек, и то, каким ровным строем они двигались, безошибочно указывало на то, что они являются ракулами.

— Похоже, они не собираются нападать, — сказала Табита. — Они просто плывут за нами. Зачем?

— Им нужно время для того, чтобы выбрать самую подходящую тактику, — сказал Ехидный Пес. — После того как это случится, уверяю вас, они нападут.

— И ты говоришь об этом так спокойно? — удивилась Табита.

— А что я должен делать? Рвать на себе волосы и метаться по палубе? Не поможет.

— Но хоть что-то же надо делать?

— Хоть что-то уже сделано. Шкипер-интеллект оповещен о появлении опасности, угрожающей жизни его пассажирам, и готов принять вес необходимые меры.

— А если этих мер будет недостаточно?

— Ну, тогда…

Я не стал слушать дальше и подошел к борту.

Ответ был абсолютно ясен. В таком случае все пассажиры вооружатся и будут отстреливаться. Впрочем, понятие «все пассажиры» в данном случае включает в себя всего лишь четыре единицы. А если из этого числа вычесть еще и девушку, то нас вообще останется только трое. Что могут сделать три стрелка, пусть даже и великолепно вооруженные, против трех десятков разумных монстров?

Умереть с честью? Тоже дело. Но только если иного выхода просто быть не может,

Я оглянулся на Пса. Тот как раз в этот момент что-то с жаром рассказывал Табите. Глаза его весело поблескивали, а на морде застыла этакая добродушная улыбка. Точь-в-точь домашний песик из детской виртуалки, любой ценой желающий понравиться своим товарищам.

Мне стало тошно.

Так, значит, теперь он взялся за Табиту. Впрочем, что это я так всполошился? Табиту не так-то легко ввести в заблуждение. Она не из тех легкомысленных цыпочек, с которыми подобные фокусы проходят. Кроме того, благодаря имеющемуся у Табиты дару обмануть ее не так-то легко.

Нет, лучше вернуться к ракулам. Вот об этих монстрax сейчас стоит подумать. Это действительно серьезная опасность.

Я поправил на плече ремень «газонокосильщика» и облокотился на борт.

Ракулы плыли в полукилометре от корабля. Спины их гладкими блестящими горбами выступали из воды, полосатые спинные плавники торчали словно боевые рубки подводных лодок. Рыбки-лоцманы с радужными, привлекающими тс себе внимание плавниками шныряли перед их массивными, плоскими, похожими на утюги мордами, время от времени выпрыгивая из воды, и, пролетев несколько метров по воздуху, снова в нее падая.

За всей этой демонстрацией чувствовалась спокойная, уверенная в себе сила, способная разнести в щепы не только наш корабль, но если понадобится, то и целый флот подобных скорлупок.

Шутка ли в деле? Три десятка здоровенных, взрослых, можно сказать, отборных, монстров?

Я буквально почувствовал, как у меня волосы на затылке шевелятся от страха. Те трое, стоявшие позади меня на палубе, не видели ракулов в деле, а я — видел. Я знаю, как это происходит. И стало быть, лучше всех понимаю, какая опасность нам грозит.

Спокойствие, подумал я, вот только спокойствие. Вся эта демонстрация, весь этот грозный вид рассчитаны именно на то, чтобы посеять в рядах противника панику; заставить его нервничать, делать ошибки…

Да какие, к черту, ошибки, если главная уже сделана? Мы вышли в это проклятое море. Вышли и сразу нарвались. Как там поется в старой, еще допотопной песенке? «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал…»

Впрочем, впрочем…

Я оглянулся.

Теперь Ехидный Пес стоял очень близко, наклонив свою лохматую голову к плечу Табиты, и что-то вполголоса ей объяснял. Так и казалось, что вот он сейчас высунет длинный мокрый язык и лизнет ее в шею. Тискальщик стоял рядом с ними, прямой и какой-то весь задумчивый, словно мысленно находился сейчас далеко-далеко, может быть, все еще в своем доме, но главное, не здесь, не на этой палубе.

Короче, судя по всему, троица моих компаньонов так ничего в происходящем и не понимала. Стояли себе на палубе, словно древние туристы на борту круизного парохода, и пялились на неумолимо приближающуюся смерть.

Ну да, конечно, еще есть я и есть моя большая пушка. Может быть, мне даже удастся одного из ракулов подстрелить. Если очень повезет, то я завалю не одного, а, допустим, трех. Да нет, насчет трех ракулов я хватил. Не получится. Нападай они на нас по одному, тогда вполне возможно… Но с чего бы это они стали облегчать мне жизнь? Наверняка накинутся скопом, полезут на палубу со всех сторон…

Эх… какого черта мне надо было ввязываться в эту историю?

Я снова оглянулся.

Теперь Пес молчал, слушал, как ему что-то говорит Табита, но отодвинуться от нее даже не подумал. Так и стоял, прижавшись чуть ли не вплотную к ее плечу; высунув язык, с которого на курточку девушки вот-вот должна была капнуть слюна. Тискальщик более не был таким отстраненным и тоже внимательно слушал. Казалось, никто на ракулов большого внимания и не обращал.

А они плыли, равномерно и чуть ли не враз шевеля остроконечными хвостами, надувая и сокращая реактивные мешки, позволяющие им соревноваться в скорости с нашим кораблем.

И я, глядя на это мерное, какое-то машинное, запрограммированное движение, вдруг успокоился. Почему? Ну хотя бы потому, что мне в голову пришла очень простая и достаточно логичная мысль.

Бойся не бойся, прыгай не прыгай, можешь даже кричать как оглашенный, все это не имеет никакого значения. Если мне и в самом деле сейчас суждено умереть, значит, я умру; если судьбе будет желательно меня уберечь — я спасусь.

Судьба — все сейчас решала она. Причем то, что приходилось на мою долю, тот определяющий; будущее поступок, после которого что-то менять совершенно бесполезно, я уже сделал некоторое время назад. Теперь остается только пожинать его плоды.