— Он, наверное, нравится тебе? — продолжала Илис медовым голосом. — Да, Джем?
Джем покраснела и ответила шепотом:
— Да, очень.
От Брайана Илис узнала и того меньше. Да, заходит редко, крайне молчалив и почти угрюм; что-то похожее на улыбку появляется на его лице только в присутствии Анастейжии. В отношении своего старого друга Брайан, не слишком искусный в живописании словесами, употребил слово «надломлен», и Илис готова была с ним согласиться. Еще с первой встречи ей показалось, что внутренняя сила, присущая Грэму в юности, ушла из него, сменившись злостью и равнодушием. Впечатление это только усиливалось со временем. Илис начинало казаться, что говорит она не с живым человеком, хорошо ей знакомым, а со злобным големом, порождением чуждой воли; и уж не Барден ли был творцом этого равнодушного чудовища? И не произошедшее ли превращение и заставило его солгать, сказав, будто Грэм мертв? Однако, Илис не теряла надежды, что настоящий Грэм еще не уничтожен вконец, что он только затаился в самом темном уголке души нового недоброго существа, захватившего его тело. Может быть, слишком тяжкие оковы опутывают его, и он не может дать о себе знать. И Илис прилагала все усилия, чтобы расшевелить то доброе, что осталось в ожесточившейся душе Грэма.
Каждый вечер она, как по расписанию, являлась к нему в дом, по-хозяйски усаживалась в кресло перед холодным, ненужным летом камином, и начинала светскую беседу — ведению их она отлично научилась от князя Слоока. Встречавший ее встрепанный, злой спросонья Грэм скрипел зубами и строил гримасы, но ни разу не решился выкинуть ее из дома. Что именно его удерживало — уважение ли к даме, память ли о старой дружбе, уверенность ли в магических способностях Илис, — оставалось неясным, но Илис и не пыталась выяснить его мотивы. Ей было достаточно того, что он старался держаться вежливо. Уверенная в полной безнаказанности, Илис позволяла себе напоминать ему о необходимости ежедневно бриться и время от времени менять рубашки.
Буквально через несколько дней ее усилия начали приносить плоды, и Грэм стал выглядеть гораздо пристойнее. Впрочем, изящество и богатство отделки иных его платьев и до того поражали воображение. Илис предполагала, что сшиты они были в период сватовства Грэма к ее высочеству Ванде. Ныне Грэм обращался с одеждой крайне небрежно, ничуть не берег ни вышивку, ни кружева, как будто не замечая их. Но даже испорченные, нарядные туалеты страшно контрастировали с его угрюмым изможденным лицом и, пуще того, с убогостью обстановки его дома. Кажется, единственным предметом, о котором он проявлял хоть какую-то заботу, был меч, до остального ему и дела не было. И племяннику он внушил ту же страстную любовь к оружию: у восьмилетнего Мэнни имелся свой собственный, настоящий, хоть и очень маленький меч, к которому мальчик относился с должным уважением и с которым он уже умел неплохо обращаться.
В доме, несмотря на все старания Джем, было душно, и через некоторое время, коснувшись по очереди все стоивших упоминания тем, Илис предлагала хозяину дома прогуляться по свежему воздуху. Грэм, который к тому моменту уже не находил себе места, соглашался. Илис водила его по своим знакомым и по ночным заведениям (тем, разумеется, что поприличнее, где она могла показаться без особого ущерба для своей репутации). Она внимательно следила, чтобы он ненароком не проглотил вместе с вином какого-нибудь дурманящего пойла. К скуме его тянуло страшно, это было видно по всему. Мучения он, должно быть, испытывал невероятные, но Илис твердо решила не допускать его к зелью. Она знала, что со временем тяга ослабнет, и спокойно смотрела, как под утро Грэм, шатаясь, но стараясь не показать виду, как ему плохо, возвращается домой. Пару раз он начинал бредить с открытыми глазами, а однажды даже потерял сознание, двух шагов не дойдя до своей постели. Возможно, где-то в глубине души он понимал, что Илис делает для него благое дело, удерживая его от верного самоубийства, иначе разве позволил бы он так издеваться над собой?..
Из-за Грэма Илис пришлось задержаться в Карате дольше, чем она рассчитывала. По счастью, присутствие ее в школе пока не требовалось, никаких потрясений в ее отсутствие не случилось, и она смогла довести задуманное до конца.
Через пару недель стали видны первые признаки улучшения. Жажда зелья начала отступать, Грэм уже не выглядел таким бледным, огонек безумия в глазах приугас, а замедленная скумой речь стала почти нормальной. Грэм был все еще очень раздражительным, но Джем, которая по-прежнему навещала его каждое утро (и привязывалась к нему все сильнее), уверяла, что ведет он себя уже гораздо менее грубо и разговаривает с ней охотнее. Последние признаки Илис, правда, была склонна рассматривать не как результаты своих стараний, а как следствие сильных чувств Джем, которые вызвали-таки в душе Грэма ответный отклик. Сам он этого еще не сознавал, и о девушке с Илис никогда не заговаривал, и вообще не вспоминал о ней, как будто ее и на свете не было. Вот бы посмотреть на них вместе! мечтала Илис. Многое сразу стало бы ясно.
Вскоре ей выпала такая возможность. Сделав над собой колоссальное усилие, Грэм почтил дом Брайана визитом, причем появился в такое время, когда ждать его не было никаких оснований. Около семи вечера его состояние начинало постепенно ухудшаться, и примерно в этот час Илис приходила, чтобы действовать ему на нервы.
Все семейство Эрков обрадовалось ему, как родному. От их теплого приема Грэму стало явно не по себе, и только с очевидным трудом он заставлял себя сумрачно улыбаться. К его счастью, бОльшую часть всеобщего внимания отвлекал на себя задиристый Мэнни, в котором тут души не чаяли; Анастейжия баловала его едва ли не сильнее, чем собственного сына. Разговаривал Грэм в основном с Брайаном, на Илис старался не смотреть, а Джем вообще не замечал, как будто ее и в комнате не было. Бедная девушка краснела и бледнела попеременно и все пыталась поймать его взгляд — тщетно. Грэм даже головы в ее сторону не повернул. К удивлению Илис, никто не замечал странного и весьма говорящего поведения Джем; ее мать была слишком занята мальчиками, а отец — угрюмым гостем. Джем промаялась с полчаса и подсела, наконец, к Илис — больше ей некому было пожаловаться.
— Что с ним? — прошептала она в отчаянии. — Он как будто знать меня не хочет! Сегодня утром он вел себя совсем не так!
— Полагаю, — ответила Илис так же шепотом, — Грэм не хочет, чтобы твои родители заметили, что между вами что-то есть. Им это не понравится!
— Но между нами ничего такого нет, — покраснела Джем.
— Твой отец может рассудить иначе.
— Да… Но я все думаю: неужели он стал бы возражать? Ведь мастер Соло — его друг!
— Друг; но он много старше тебя, и угрюм, и недобр, и водит сомнительные знакомства — в общем, отнюдь не тот, кого любой отец хотел бы видеть женихом своей дочери.
— Почему же сразу — женихом? Мне хотелось бы видеть мастера Соло своим другом. А ты, если считаешь его своим, не должна о нем так плохо отзываться и клеветать на него.
Илис вздохнула. Подозревала она, что иметь дело с влюбленными девушками тяжело, но чтоб настолько…
— Я не клевещу, — возразила она терпеливо. — А говорю, что знаю. Уж поверь мне, я знаю Грэма дольше и лучше, чем ты. Едва ли он сможет полюбить тебя, а дружба между такой хорошенькой девушкой, как ты, и сколь угодно благородным мужчиной — это все выдумки…
Говоря это, Илис мельком взглянула в сторону Грэма и вдруг запнулась. Грэм, видимо заметив, что девушки поглощены разговором и не обращают ни на что вокруг внимания, повернулся и исподлобья, как бы украдкой, неотрывно смотрел на Джем, продолжая при этом что-то говорить Брайану. Во взгляде его было столько чувства, что оно переплескивалось через край. Насколько Илис могла припомнить, ни на кого, кроме Ванды, он так не глядел, а Ванду он любил со всей страстью, на какую только была способна его холодная душа. Вероятно, Грэм испытывал особенное влечение к молоденьким рыжеволосым девушкам, и Илис даже задалась вопросом, а не был ли он влюблен в юности и в Анастейжию? Но, рыжие, блондинки или брюнетки, это было дело его личного вкуса; а вот объекты он вечно выбирал неподходящие. Ванда просто-напросто его использовала, да еще не постеснялась сказать ему в лицо об отсутствии всяких чувств с ее стороны; Джем, когда узнает его лучше, наверняка в нем разочаруется, а он снова будет хвататься за кинжал и помышлять о самоубийстве — с него станется. И все-таки разводить их было поздно. Коль скоро у Грэма родилось сильное чувство к дочери друга, быстро оно не пройдет, нечего и надеяться. Так почему бы не попытаться свести их?..
