Но Марк, которому уже было не до веселья, покачал головой и спросил:

— Разве ты откажешь мне в совете, отец?

— На то у тебя есть советники. Да ты уже и не мальчик, Марк, чтобы всякий раз спрашивать совета у старших.

Марк покраснел, но не отвел глаз.

— Но что мне делать с магами?

— Есть нужда говорить об этом сейчас? — беззаботно поинтересовался Барден.

— Есть, — настаивал Марк. — Ты не вводил меня в дела гильдии ранее, и теперь я просто не знаю…

— Оставь магиков на Илескара, — прервал его Барден нетерпеливо. — Он лучше тебя управится с ними.

— Но Илескар стар…

— Стар, но крепок, десяток лет он еще протянет. К тому же он назначит преемника.

— Нет, отец, — возразил Марк. — Я не могу позволить гильдии вершить дела по собственному усмотрению и оставить их без должного присмотра.

— Но ты не магик, тебя не допустят к делам гильдии. Да и что ты поймешь в них?

— Вот об этом я и хотел поговорить… Отец, я хотел просить тебя возглавить гильдию, — выговорил Марк на одном дыхании.

Барден рассмеялся.

— Видно, этот вопрос беспокоит тебя так сильно, что ты не можешь забыть о нем даже в день своего триумфа! — воскликнул он. — Нет, Марк, не проси, я не стану гильдмастером.

— Почему?

— С того дня, как сорок лет назад Гесинда предъявила свои права на меня и мою жизнь, я не принадлежал себе, — медленно ответил Барден, странно улыбаясь. — Каждый день, каждый час мысли мои были заняты Богиней или империей. Первая забрала мое сердце, вторая — душу. Теперь я, наконец, вернул себе если не сердце, то душу, и обрел свободу — впервые за сорок лет. А ты хочешь снова навесить на меня цепи ответственности? Нет, Марк, не получится.

Марк смотрел на него во все глаза. Не ожидал он от отца подобных слов!

— Тебе есть на кого опереться помимо меня, — продолжал Барден. — Но, спрашивая совета, Марк, всегда помни: ты — император, и последнее слово должно оставаться за тобой, о чем бы ни шла речь, — о делах светских, военных или храмовых. Никто не должен оказывать на тебя давления. Никто не должен указывать тебе, как поступить. В том числе и я.

— Верно ли я понял, отец: ты полностью устраняешься от управления империей?

— Да, это так, — спокойно подтвердил Барден.

— Мне трудно в это поверить… — прошептал Марк. Ему подумалось: как ни тяжело бывало порой под гнетом отцовской и императорской власти, все же освободиться от этого гнета отнюдь не радостно.

— Но придется. Я не для того отказался от одного ошейника, чтобы сунуть голову в другой. Скажу тебе больше того, Марк: я не намерен даже оставаться в Эдесе, чтобы не искушать тебя… да и себя тоже.

— Дозволено ли будет узнать, какое место ты избрал для себя домом?

— Дозволено, — насмешливо оскалился Барден. — Эве придется теперь переехать в столицу, ну а я займу загородный дворец. Если, конечно, ваше величество не возражает…

Уязвленный, Марк вспыхнул.

— Не говори со мной так, — попросил он сдавленно. — Ты же знаешь, что можешь поселиться, где пожелаешь.

Барден промолчал.

— А матушка? — продолжал Марк, не дождавшись ответа. — Она отправится за город с тобой?

— Этот вопрос тебе лучше задать ей самой, — неожиданно резко ответил Барден. — Я не могу за нее говорить.

Марк был обескуражен. Все это походило на окончательный разрыв между его отцом и матерью, но в разрыв было слишком трудно поверить. Ведь они прожили в супружестве почти тридцать лет, и ни разу меж ними не возникало серьезных трений. Впрочем, Марк допускал, что посвящен отнюдь не во все аспекты отношений родолжал Марк, не дождавшись ответа. родителей. Чего стоила одна только история так называемого сватовства отца, которой Марк знал несколько версий…

— Вернемся к гостям, — проговорил вдруг Барден, выпрямляясь. — Негоже сегодня надолго лишать их своего внимания, Марк.

Намерения Илис разузнать что-либо о Рувато так и остались намерениями. Все надежды она возлагала на Лала, но, не застав его дома — незадолго до ее появления в Карате он снова ушел в плавание, — переключила все помыслы на Грэма, вид и поведение которого очень ее обеспокоили.

Начала Илис с того, что пристала с расспросами к Мэнни. Отыскать его и, тем паче, удержать на месте было очень трудно — мальчишка был до невозможно вертлявый и подвижный, совсем как его почивший отец. Целыми днями болтался он Двенадцать знают где в компании с Симом, младшим сыном Брайана и Анастейжии. Но Илис справилась с нелегкой задачей, и даже сумела выпытать у Мэнни более или менее содержательные ответы. В первую очередь она спросила мальчика, ночует ли его опекун дома. Ответ был отрицательный.

— А где он ночует? — продолжала допрос Илис.

Мэнни не знал. Когда он возвращался вечером от Брайана, «дядюшка» еще был дома. Но еще до того, как заснуть, Мэнни неизменно слышал хлопанье двери — Грэм уходил.

— Ну а днем он дома?

— Кажется, да.

— Что он делает?

Этого Мэнни тоже не знал, но полагал, что спит; во всяком случае, Грэм строго настрого велел его днем не беспокоить.

Картина складывалась очевидная, и она очень не нравилась Илис. Исполненная решимости пуще прежнего, она подступила к Джем. Та отвечала менее охотно, чем Мэнни; ей, вероятно, было что скрывать и чего стесняться. Но из ее отрывочных фраз Илис все же поняла, что Джем время от времени бывает у Грэма в гостях, преимущественно в утреннее время. Сначала он возражал против ее визитов, но вскоре смирился, хотя и старался по-прежнему держаться от нее подальше.

— И что ты у него делаешь? — искренне удивилась Илис и, как всегда запоздало, сообразила, что ее собеседнице этот вопрос может показаться нескромным, а ответ оказаться двусмысленным. Но Джем даже не покраснела.

— В его доме был страшный беспорядок, — ответила она просто. — Всюду грязь, ступить негде. Мужчина не должен жить в такой грязи, а мастер Соло не хотел или не мог убираться. Я помогла ему.

Илис подивилась ее добросердечию, но осталась при мнении, что кроме желания помочь, Джем двигало и нечто иное.

Очевидно почувствовав доброе расположение Илис, девушка продолжала говорить уже более охотно. По ее словам, с утра Грэм бывал обычно хмур и сердит, но не пьян — глаза его оставались ясными. Ближе к полудню раздражение его возрастало, он становился несдержанным, и Джем спешила уйти. Вечером она его не навещала, поскольку обычно помогала матери по дому.

— А твои родители знают, что ты бываешь у Грэма? — полюбопытствовала Илис, уже заранее зная ответ.

И не ошиблась. Разумеется, Джем не известила о своих визитах к заморскому гостю ни отца, ни мать, предполагая, что они не одобрят связи своей восемнадцатилетней дочери с тридцатидвухлетним мужчиной более чем сомнительной репутации. И неважно, что Брайан до сих пор считал Грэма своим младшим братом: греховность "мастера Соло" от этого отнюдь не уменьшалась.

— Не понимаю, с чего ты взялась заботиться о порядке в его доме, — продолжала коварно подбивать собеседницу на откровенность Илис. — Он что, не может нанять служанку?

— Не знаю, — растерялась Джем. — Может быть, у него нет на это денег?

— Нет денег? Не смеши меня. Насколько мне известно, его состояние таково, что он мог бы с легкостью скупить половину Карата.

Джем с большим сомнением смотрела на нее, и в глазах ее ясно читался вопрос: если мастер Грэм Соло так богат, что заставляет его ютиться в полуразвалившейся халупе в бедняцком районе города? Илис могла бы с легкостью ответить двумя словом: «гордость» и "самоуничижение", — если бы не знала точно, что Джем ей не поверит. Для юной, не слишком хорошо знающей людей девушки это были пустые слова.

Поэтому Илис сказала самым проникновенным своим голосом:

— Неужели это единственная причина?

— Мне жаль его, — смутилась Джем. — Мастер Соло так одинок… и несчастен.

Мысленно Илис приподняла брови. Вот в чем, по ее мнению, Грэм не нуждался, так это в жалости. Пойми он, что его жалеют — и кто! девчонка, которая годится ему в дочери! — он пришел бы в ярость.