С той злополучной ночи она избегала доктора, хотя несколько раз они все же пересекались в вестибюле и он неизменно провожал ее тоскливым взглядом. Вот и сейчас доктор наморщил лоб, силясь что-то вспомнить, но это было так же бесполезно, как разбирать письмена на песке, после того как по нему прошлась морская волна. Видны были размытые контуры, но смысл ускользал. Так он мучился уже третий день. Как следует попировав-повеселившись с пациентками, доктор Ратманн подсчитал и прослезился. Подсчитал он не средства, затраченные на экстравагантный банкет, а время между уходом из больницы и пробуждением в объятиях спасенной фроляйн Лайд. Минуло не менее двух часов, но память зарегистрировала от силы минут двадцать. Вот он расспрашивает прохожих, подбегает к девушке, окруженной бандитами, кричит на них… и пробуждается в другом квартале. По словам фроляйн Лайд, в промежутке налетчик успел его пырнуть… судя по всему, двузубой вилкой, потому что шее остались два надреза. И почему он ничего, ну совсем ничегошеньки не помнит? Помрачение рассудка могло быть первым симптомом грядущего помешательства… не говоря уже о галлюцинациях. А они тоже были. С немой просьбой посмотрел он на сиделку, умоляя разрешить его сомнения, но та полностью его проигнорировала. Ее интересовал только посетитель.
Дядя ей сразу не понравился. Высокий, с узкими плечами и вытянутым лицом, он напоминал старую и сварливую борзую. Жидкие волосы прикрывали глянцевую лысину, бакенбарды топорщились по сторонам, будто две сапожные щетки, а опущенные уголки губ придавали лицу вечно брезгливое выражение. Серые, как само уныние, глаза вяло шевельнулись, но тут же утратили к медсестре всякий интерес. Говорил дядя монотонно, без выражения, словно зачитывал средневековые статуты. Рядом с такими мухи дохнут от скуки, а от молока отделяется сыворотка.
— Повторяю, доктор, не может быть и речи о том, чтобы Эммелина вела богемный образ жизни. Ее поступок станет пятном на моей репутации. Кому понравится, если его юная родственница будет пить абсент в притонах и носить шаровары вместо платья? Кроме того, мое пребывание в столице подходит к концу. Послезавтра мы с женой возвращаемся в Лондон.
— Тогда заберите ее с собой, — рассеяно предложил Ратманн, массируя виски. Посол неодобрительно на него покосился. Воистину, в подобных заведениях все сплошь безумцы, что по ту сторону решеток, что по эту.
— Уж увольте. Как не прискорбно, моя племянница невменяема, а я не желаю, чтобы ее поведение стало поводом для пересудов в свете. Пусть остается в вашей замечательной клинике. А поскольку Эммелина недееспособна, то даже по ее совершеннолетию я останусь опекуном и позабочусь о том, чтобы лечение продолжалось без перебоев. Это для ее же блага. Всего доброго, доктор Ратманн.
Он удостоил врача невнятным поклоном и вернулся в гостиную. Берта смотрела на доктора, трепеща от гнева.
— И что, вы это так и оставите?
— Что я могу? Закон на его стороне.
— Но мертвые вне закона. Надеюсь, дядюшка упомянул Маванви в завещании, — ухмыльнулась Берта, следуя за англичанином, а доктору захотелось проведать запасы успокоительного, потому что он опять увидел нечто такое, чего на самом деле быть никак не могло.
Гостиная была просторной, с навощенным паркетным полом, но совсем без ковров, с которых так тяжело потом отмывать кровь. На стенах висели картины душеспасительного содержания. По всему помещению была расставлена кожаная мебель, и на одном из диванов, свернувшись в комочек, плакала Маванви. Услышав шорох юбок, она подняла опухшее от слез лицо, но не смогла ничего сказать и снова уткнулась в диванную подушку. Над девочкой нависала вертлявая дама в черном платье с таким громадным турнюром, словно под ее юбкой кто-то притаился. Двумя пальцами тетушка подняла прядь белокурых волос и поморщилась.
— Вы должны принять меры, — строго обратилась она к сиделке, — это негигиенично, позволять пациенткам ходить с распущенными волосами. Я думала, их здесь стригут. Можете увести Эммелину. Нет, милочка, забрать тебя никак невозможно, особенно после того, как ты устроила такую сцену, — эта реплика была обращена к Маванви, которая всхлипнула еще громче. "Убью," была первая мысль Берты. Вторая — "Все будете под мою дудку плясать." Причем именно вторая показалась ей кощунственной. Она уже привыкла смотреть на жизнь с позиции марионетки. Стоит только понять глаза — и увидишь, что от твоих рук вверх тянутся ниточки, а еще выше видна и крестовина, которую держат чьи-то пальцы. Одно их движение и кукла послушно выполнит приказ. Нет, никем она манипулировать не станет. И не убьет, не хватало еще родной стране неприятностей с Англией. Нападение на дипломата влечет за собой серьезные последствия — по крайней мере, так следовало из трехсот-страничной "Инструкции для Новообращенного Вампира," которую вместе с траурным венком Штайнбергам прислала в подарок Эржбета.
— Тем не менее, выписать Маванви вам придется, — в тон тетушке произнесла вампирша. — Прямо сейчас. Она больше ни минуты здесь не пробудет!
— Не кричите, мы прекрасно вас слышим, мисс, — одернул ее добрый дядюшка, — но забирать Эммелину не намерены.
— Она и выглядит гораздо приличней, — одобрила тетушка, — сошел ее крестьянский румянец, чего дома мы даже с помощью уксуса не могли добиться. Пребывание в этом санатории идет ей на пользу.
— В санатории?! — задохнулась сиделка. — Ах вы..! Немедленно подпишите документы! Ваша племянница не сумасшедшая!
— Неужели? По-вашему, ее россказни каким-то образом совместимы со статусом здравомыслящего человека?
— Вот именно! Эми с детства была лгуньей! — подтвердила тетушка. Ее шляпа, которая могла запросто послужить пособием по орнитологии, возмущенно заколыхалась.
— Она не солгала. Это вам только кажется, что она ваша племянница, а на самом деле она древний вампир, — выпалила Берта и, покуда ее муза не упорхнула, продолжила вдохновенно, — и не просто вампир, а… а Королева Проклятых, Великая Воительница и Гроза Оборотней. Вот так. Лучше нужно присматриваться к родне.
Супруги переглянулись.
— Генри, эта женщина безумна! — вскрикнула тетушка.
— Не тревожься, дорогая, я незамедлительно поговорю с ее начальством. Такие шуточки, мисс, вам ой как дорого обойдутся.
— Повторяю, она Королева Вампиров, а я… эээ…ее прислужница!
— Тоже вампир, надо полагать?
— Да.
— Восхитительно. Теперь понятно, кто поощряет ее фантазии.
— Хотите, докажу?
— Чем, интересно?
— Да хоть вот этим.
Срывая чепец, вампирша оскалилась. Даже в блеклом свете газовых рожков ее клыки сияли ослепительной белизной, будто горные пики, острые и такие же безжалостные. Волосы гривой рассыпались по плечам, пальцы конвульсивно сжались и выпрямились, когда из них выстрелили длинные загнутые когти. Теперь платье с фартуком смотрелось на ней так же нелепо, как попона на львице. Казалось, ткань треснет и наружу вырвется дикий зверь…
Дядюшка пожал плечами.
— Это ничего не меняет. У вас просто дурные зубы, как у прочих туземок.
— И причешитесь немедленно, — поддакнула тетка. — Фу, это же неприлично, разгуливать с такой копной на голове. Где ваши манеры, юная леди?
Зато Маванви, забившаяся в уголок дивана, смотрела на нее с восхищением. Берта послала ей вопросительный взгляд — они всегда такие? Та только руками развела.
"А теперь что?" подумала сиделка. Можно, конечно, попробовать вчерашний способ, но вампирша опасалась, что если пригласит сюда Джейн Остин, Короля Артура и безголовую Анну Болейн, чтобы те увещевали дядю на английском языке в разных стадиях развития, он и бровью не поведет. О да, такие зануды не поверят в столоверчение, даже если стол спляшет перед ними чечетку, жонглируя эктоплазмой.
К счастью, у нее оставалась козырная карта.
— Хорошо, — процедила Берта, — сами напросились.
С плащом вышло бы куда эффектней, но она же не фигляр на ярмарке, чтобы показывать фокусы. Вампирша взмахнула руками и ее тело потемнело, скукожилось, а на месте девушки оказалась летучая мышь, которая отчаянно захлопала крыльями. Этот момент был самым сложным — сколько раз она плюхалась на пол, забыв вовремя взмахнуть крылом, и пристыженно попискивая, уползала под кровать. Но сегодня трансформация была образцово-показательной. По крайней мере, супругов она точно впечатлила.