Ни говоря ни слова, Мастер Вампиров протянул ему носовой платок…

Жонглируя подушкой, вампир возлежал на оттоманке, некогда зеленой, но сейчас настолько грязной, что его черные волосы почти сливались с обивкой. Своей позы он не изменил и когда в комнату вошел Сен-Жермен в сопровождении Виктора. Причем последний готов был поклясться, что где-то уже видел эту наглую рожу. Но где?

— Ага, прямо сейчас. Целых три раза. Делать мне больше нечего, как сматываться из Парижа. Мне из здесь неплохо неживется.

Сен-Жермен беспомощно огляделся по сторонам.

— Готье! Но гильотина!

— Как раз из-за нее, голубушки, я и остаюсь! Между прочим, я член Революционного Трибунала. А еще я помогаю ребятам искать бывших, — Виктор нахмурился, но Готье продолжал разглагольствовать. — На что аристократам нетронутая шея? Рано-или поздно ее поцарапают… лезвием! А к телам казненных никто не присматривается.

— И все таки ты должен уехать со всеми, Готье!

— А иначе? — весело спросил вампир. — Если не уеду, что тогда?

— Я сделаю тебе выговор и напишу замечание в табель!

Со всей французской галантностью вампир объяснил, куда Мастер может засунуть его табель.

Примерно через четверть секунды зрачки Готье разнесло от боли.

— Мы, вампиры, на самом деле большая, дружная семья, — ласково проговорил Виктор, наматывая его кудри себе на кулак, — а в таких семьях нет места ни угрозам, ни принуждению. Поэтому у тебя есть свободный выбор — или ты тотчас же извинишься, или я сниму с тебя скальп. Ммм?

— Да, — всхлипнул Готье.

— Что да?

— Первый вариант!

Виктор отпустил его волосы, и Готье шлепнулся на пол. Здравый смысл шепнул, что лучше и не подниматься.

— Простите.

— …господин, — подсказал виконт.

— Простите, господин! — выкрикнул вампир, но посмотрел при этом не на Сен-Жермена, а на его помощника.

— Извинения приняты. Три минуты на сборы.

Уже на улице, когда Сен-Жермен пришел в себя после увиденного, он довольно потер руки.

— Замечательно, Виктор! Я буду называть вас своим аспирантом!

— Лучше просто рабом.

— А разве это не одно и тоже? — захихикал бывший профессор.

Виктор кивнул. Пусть порадуется, в его возрасте полезны положительные эмоции. А он сам, конечно, не откажется сопровождать Мастера этой ночью. Во-первых, нельзя же не отблагодарить старика. А во-вторых, ему не терпелось лично встретиться с будущими поданными.

Подготовка к балу кипела. Все-таки Бал Вампиров — такая штука, которая может случиться в жизни лишь однажды. Чаще всего это как раз и есть то последнее, что вообще случается в жизни. Но обитатели замка старались сделать все от них зависящее, чтобы убить сразу двух зайцев: и провести бал, получив за него щедрое вознаграждение от Штайнберга, и выжить, что было даже сложнее чем содрать деньги с вампира-шотландца.

Уже вторую неделю Эвике прикладывала все силы, чтобы не убирать комнаты. Это стоило больших трудов работящей девушке, но она трудолюбиво не вытирала пыль, не полировала мебель, не смазывала дверные петли и даже не подметала коридоры. Всем известно, что вампиры превыше всего ценят старину. И вот наступил решающий этап — они вышли на финишную прямую. Уолтер, качаясь на шаткой стремянке, развешивал художественно сплетенную паутину (Эвике выдрессировала пауков так, что они даже научились плести герб фон Лютценземмернов). Сама же горничная добивалась от свечей приглушенного мистического света, однако свечи были куда упорнее пауков и дрессировке не поддавались. Граф подготавливал гостевые склепы, под которые пришлось переоборудовать давно пустующие подвалы. Гробов тоже хватит на всех.

А вот Гизела работала художественным критиком. Задумчиво наматывая на палец паутину, которой Уотлер с Эвике все утро декорировали комнаты, она торжественно ступала по коридору, пытаясь вжиться в вампирскую шкуру и понять, что они подумают, увидев это. Этопредставляло собой галерею парадных портретов рода фон Лютценземмерн, который уходил корнями в столь глубокое прошлое, что первый предок должен был быть изображен еще в темной пещере после охоты на мамонта.

Остановившись возле одной из картин, девушка тихонечко хихикнула и поняла, что ничего хорошего вампиры точно не подумают. Разве что они поклонники абстракционизма.

— Кто это? — поинтересовался возникший за ее спиной Уолтер.

Паутины он развесил предостаточно: она свисала со всех мало-мальски выступающих поверхностей, путалась в волосах, прилипала к одежде и лезла в тарелку. В общем, жила вполне самостоятельной жизнью и готовилась к захвату миру. Теперь юноша мог позволить себе передохнуть и приобщиться к прекрасному.

— Это, видимо, мой пра-пра-пра… много-дедушка, — с готовностью ответила Гизела.

— Почему у него три глаза?

Возможно, Уолтер и не был большим знатоком искусства, но некоторые мелочи все же подмечал.

— Это… эм… особое видение художника. Очень заметно?

Юноша кивнул и с тяжелым вздохом уставился на следующий портрет.

Картинная галерея непременно должна быть в замке. Она почти так же необходима, как паутина и склепы, и уж точно ничуть не менее важна, чем скрипящие дверные петли и воющие под окнами волки. Разумеется, в замке фон Люценземмернов она была, причем такая длинная и широкая, что можно устраивать километровые забеги. Здесь гуляли совершенно правильные сквозняки, а эхо пело карпатские народные песни. Не хватало только портретов. Согласитесь, портретная галерея без портретов наводит на странные мысли.

Если бы портреты там все же оказались, они вряд ли соответствовали бы вампирским представлением об эстетике. Ведь в родословной любого упыря найдется с десяток индивидов с такими смачными кличками как Безжалостный, Нечестивый, или Растлитель Юных Дев. Увы, граф фон Лютценземмерн мог похвастаться лишь такими предками как Арно Добрый, Кремгильда Милосердная и Фердинанд Безнадежный Идиот, прозванный так окрестными помещиками за то, что он дал вольную своим крепостным и перестал взимать с них подати, потому что это неэтично — когда один человек эксплуатирует другого. Так что с портретов смотрели бы улыбчивые лица с лучистыми морщинками возле глаз. Если бы они могли заговорить, они предложили бы вам чаю с крендельками. Даже лучше, что их вообще не было.

— Их заложил еще наш дедушка, — сокрушенно проговорила Гизела и быстро добавила, — а один из портретов даже в Бельведер попал!

— Но туда вампиров на экскурсию не поведешь, — продолжил ее мысль Уолтер.

И они вновь замолчали, приобщаясь к великому искусству в жанре абстрактного примитивизма. Или сюрреализма. Впрочем, никто из них не отличался глубинными познаниями в области живописи, и оба надеялись, что и вампиры не заметят некоторые странности, а также невысохшую до конца краску. Но Уолтер вампиром не был, поэтому все же заметил.

— У твоей бабушки и правда были волосы разного цвета?

Одна половина волос суровой дамы с портрета была собрана в прическу "воронье гнездо с плюмажем" сероватого цвета, вторая жизнерадостно развевалась на невидимом ветру, и была веселого оранжевого оттенка.

— Считай, что да. Потому что нанятый нами в деревне художник Тамаш ушел в запой, и остальное дорисовывала Эвике. А у нее свой взгляд на искусство, смелый и нестандартный.

— Поэтому она и пририсовала усы той девице? — придирчивый англичанин указал на соседний портрет.

— А по-моему, ей так больше идет! И вообще, вместо расспросов лучше занялся бы делом, — Гизела вздернула подбородок и направилась прочь из галереи с таким гордым видом, словно эти портреты и правда имели многовековую историю, а не были нарисованы неделю назад местным кустарем.

Уолтер проводил ее щенячьим взглядом. Теперь, когда Гизела перестала быть вампиршей, она хоть и утратила львиную долю загадочности, но оставалась все такой же красавицей. Неужели через несколько дней он потеряет ее навсегда? Нет, невозможно! Она не может не ответить ему взаимностью. Он украдет ее прямо перед свадьбой. Это ведь так благородно — спасти девушку от вампира. Особенно того, который в первую брачную ночь будет рассказывать ей о таксономии, морфологии и жизненном цикле амеб. Кровь ее Леонарду даром не нужна, а вот свободные уши всегда пригодятся. Нельзя этого допустить! Кроме того, какая у вампиров вообще свадьба? Ведь не в церкви же им венчаться! И гости вряд ли закидывают молодоженов рисом. Уолтер представил, как жених и невеста, прямо в свадебных нарядах, ползают по полу и лихорадочно считают зернышки. От этой мысли его передернуло.