Попытка Ярослава силой изгнать Мстислава при помощи наемных варяжских дружин потерпела полную неудачу ш. “И не смяше Ярослав ити в Кыев, дондеже смирнстаоя, и седяше Мьстислав Чернигове, а Ярослав Новегороде, и беяху Кыеве мужи Ярославлю”144.

146

Только под 1026 г. в летописи сообщается о примирении и разделе между братьями Руси: “Ярослав совокупи воя многы и приде "Кыеву и створи мир с братом своим Мьстиславом у Городьця и разделиста по Днепр Русь-скую землю. Ярослав прия сю сторону, а Мьстислав ону. И нечаста жити мирло и в братолюбьстве, и уста усобица, и мятежь, и бысть тишина велика в земле”145. Учитывая эту “усобицу” на Руси, легко понять, что Болеславу нетрудно было удерживать 'под своей властью Червенские города, захвату которых он придавал столь большое значение, что была выбита даже специальная монета с кирилловской надписью “Болеславъ” для обращения на вновь присоединенной территории

Подводя итоги предшествующему исследованию, следует, очевидно, отметить, что киевский поход 1018г., несмотря на военный успех Болеслава, не принес ему реальных результатов. Попытка поставить на киевский стол свою креатуру окончилась для него полной неудачей. Захват Червенских городов только прибавил к числу врагов истощенной длительными войнами Польши еще одного грозного противника. Если в конце правления Болеслава Храброго соседи Польши и не сумели решительно выступить против нее, то это было результатом их собственных внутренних и внешних затруднений.

Киевская Русь после смерти Владимира оказалась в очень сложном политическом положении. Раздоры, вспыхнувшие между его наследниками, их борьба за киевский стол, междоусобные войны между Ярославом и Святополком, Ярославам и Мстиславом, выступление Брячислава Полоцкого, гибель Бориса и Глеба — все эти явления отражали развивавшийся в рамках древнерусского общества процесс перехода к феодальной раздробленности. Именно усиление тенденций феодальной раздробленности на Руси являлось главной причиной временных успехов Болеслава Храброго. Используя княжеские усобицы, в русские дела активно вмешивались соседи Руси — не только Польша, но и печенеги.

Особо следует подчеркнуть активную роль, которую сыграло в описанных событиях городское население на Руси, постепенно становившееся важной, а иногда и решающей политической силой. Ярким примером этого является активная поддержка, оказанная новгородцами Ярославу Мудрому. Иными словами, в 10—20-х годах XI в русский город начинал постепенно выступать в той роли, которая будет особенно характерна для него впоследствии, в период торжества феодальной раздробленности.

И наконец, последнее, но далеко не маловажное заключение. Всесторонний и непредвзятый анализ сохранившихся источников не оставляет камня на камне от созданной буржуазно-националистической историографией легенды об извечном польско-русском антагонизме. В рассматриваемое время на это не было даже никакого намека. В этом лучше всего убеждает отношение к Болеславу Храброму русских летописцев, нашедших в себе достаточно объективности и благородства, чтобы подчеркнуть его ум и храбрость.

Причины социально-политического кризиса Древне-польского госудраства в конце 20-х — 30-х годов XI в., могучее антифеодальное движение конца 30-х годов и временный распад раннефеодальной монархии Пястов были не раз 'предметом специальной разработки не только в польской, но и в советской историографии '. Поэтому для целей настоящего исследования будет, очевидно, вполне достаточным остановиться лишь на ос­новных фактах кризиса с тем, чтобы сконцентрировать внимание на важнейших проблемах польско-чешских и польско-русских отношений описываемого времени.

Наметившееся, возможно, еще в последние годы правления Болеслава Храброго военное и политическое ослабление Древнепольского государства, выразившееся в заметном спаде его активности на международной арене, особенно резко сказалось при его непосредствен­ных преемниках. Обусловленный в значительной мере чрезвычайно сложным и неблагоприятным международ­ным положением страны, ее истощением в результате непрерывных войн, временный политический упадок Польши был прямо связан с тем конфликтом, который развивался внутри господствующего класса.

Уже при Болеславе Храбром, как отмечалось выше, попыталась поднять голову оппозиция, объединявшая церковную и частично светскую знать. Эта оппозиция выступала против сильной центральной княжеской вла­сти. Окрепшие на местах крупные землевладельцы все больше тяготились теми обязательствами, которые цент­ральная власть накладывала на них.

После смерти Болеслава Храброго (1025 г.) оппози­ция против княжеской власти стала, по-видимому, значительно активней. Стремясь еще более увеличить свое политическое влияние на дела государства и ослабить позиции князя, крупные землевладельцы, “можные”, ис­пользовали борьбу за власть, происходившую между чле­нами княжеской семьи2.

Правда, феодальной знати не сразу удалось добиться успеха. Воля покойного короля, бывшая, очевидно, зако­ном для его преданной и многочисленной дружины и ры­царства, в течение некоторого времени связывала дей­ствия оппозиционной части знати.

Вступление Мешко II (1025—1034 гг.) на 'престол, со­вершившееся согласно воле отца, произошло, очевидно, без каких-либо особых затруднений, хотя Мешко и не был старшим сыном Болеслава I. Два брата Мешко, старший Бесприм и младший Оттон, видимо, владели отдельными уделами. Таковая была воля скончавшегося короля 3.

Новый польский правитель в течение длительного вре­мени был активным сотрудником своего отца, выполняя различные, в том числе и дипломатические, поручения и, конечно, полностью проникся его политическими взгля­дами и принципами, сохранил высокое представление о значении верховной королевской власти. В области внешней политики Мешко держался активной, наступа­тельной тактики. Внутри государства он, по-видимому, рассчитывал вести политику твердой руки в отношении проявлявшей недовольство и роптавшей знати.

Идя по следам Болеслава I, Мешко II короновался королевской короной, что вызвало, разумеется, крайнее раздражение среди значительной части германских .фео­далов, о чем свидетельствуют некоторые немецкие ан­налы 4.

Впрочем, оппозиционная новому императору Конра­ду II часть германской знати, во главе с герцогом лота-рингским Фридрихом, судя по письму его жены Матиль­ды к польскому королю, иначе отнеслась к акту корона­ции5. Об этом говорит и тот факт, что впоследствии, в 1051 г., император Генрих III признавал королевский титул за вдовой Мешко II Рихезой6, дочерью рейнского палатина Эдона и племянницей Оттона III.

Какие бы, однако, настроения ни царили в Империи в тот момент, важно, что первое время Польше не угро­жала еще опасность с Запада. Император Конрад II был поглощен событиями в Империи и не мог еще пла­нировать открытого выступления против Древнеполь-ского государства. Зато на восточной и юго-западной границе положение казалось довольно серьезным. Здесь Мешко II приходилось считаться с угрожающей пози­цией Киевской Руси, не имевшей никаких намерений от­казываться от Червенских городов, особенно после того, как в 1024 г. Ярославу удалось расправиться с движе­нием волхвов в Суздальской земле7, и после соглаше­ния в 1026 г. между Ярославом и Мстиславом8. Отно­шения с Чехией продолжали оставаться крайне напря­женными, поскольку Чехия после довольно длительно­го периода упадка вновь вступила в эпоху политиче­ской консолидации, военного и политического подъема. Резко ухудшились и датско-польские отношения. При таком положении дел Мешко II не оставалось ничего иного, как попытаться разорвать окружавшее страну враждебное кольцо. Выбор пал на Венгрию, которая, овладев Словакией, некогда принадлежавшей Болесла­ву Храброму, была согласна сотрудничать с Польшей против Империи.