Как сами по себе сведения рассказа о Моисее Угрине о преследовании “черноризцев” в Польше, так и явно тенденциозная попытка увязать эти преследования с антифеодальным движением 1037—'1038 гг., несомненно основаны на польской церковной традиции124. На это указывает не только ссылка в “Патерике” на юлова “ля-ховицы”. На это указывает и хроника Галла Анонима. Изложив события антифеодального движения 1037— 1038 гг. и чешского похода на Гнезно, польский хронист, как известно, опиравшийся в своем труде и на церковную традицию 125, замечает далее: “И такое бедствие, как 'полагают, постигло всю землю польскую оттого, чго Гаудентый, брат и преемник св. Адальберта, неизвестно по какому [поводу, подверг, как говорят, всю страну отлучению” 126.
Такой большой знаток польской церковной истории как Вл. Абрагам, полагая, что причиной интердикта могло быть ограбление княжескими дружинниками костелов, не исключает, однако, и другого предположения. А именно, чго причины конфликта князя с архиепископом лежали в самовластном обращении Болеслава Храброго с церковью ш. Последнее предположение представляется более травильным, потому что в лице Войтеха и Гаудентого в Польшу явились идеологи неоспоримого превосходства духовной власти над светской, провозвестники той борьбы между светской властью и Римом, которая вспыхнет во второй половине XI в. при папе Григории VII. Само собой разумеется, что такая идеология не могла ужиться со сложившимся, возможно, даже под влиянием Киевской Руси 128 представлением Болеслава Храброго о неограниченной автократии монарха.
Как бы то ни было, конфликт Болеслава с церковной иерархией осложнял положение польского князя в последние годы его правления. В этом конфликте на стороне церковных иерархов выступила, очевидно, и известная часть светской знати. Можно предполагать, однако, что к 1025 г. конфликт Болеслава с церковью и поддерживавшей ее знатью завершился компромиссом 129, вслед за чем последовала коронация Болеслава королевской короной 13°.
Эта коронация была логическим завершением тех переговоров, которые происходили в 1000 г. на Гнезненском съезде. Фактически уже с того времени Болеслав мог считать себя королем 131. Однако формальные переговоры с Римом о коронации были грубо прерваны Генрихом И, арестовавшим польских послов и бросивших их в тюрьму в Магдебурге. После 1005 г. источники не содержат ясных сведений о попытках Болеслава связаться с Римом по вопросу о коронации, хотя мысли о ней польский князь, конечно^, не оставлял 132.
В 1025 г. коронация Болеслава была произведена без согласия папы и императора. Болеслав воспользовался смертью Генриха II (1024 г.) и последовавшим периодом выборов нового императора в Империи, а также переменой на римском престоле, который в 1024 г. после кончины Бенедикта VIII занял Иоанн XIXш. Коронация вызвала раздражение в Империи и рассматривалась как узурпация 134.
Тот факт, что Болеславу Храброму удалось завершить объединение польских земель в рамках единого государства, а затем отстоять его независимость в ходе трех тяжелых войн с Империей, конечно, является крупнейшим успехом его правления. Создание отдельной польской архиепиокопии в 1000 г. и коронация Болеслава королевской короной в 1025 г. должны были укрепить и оформить фактическую независимость Древнепольско-го государства.
Значение Польши как одной из сильнейших стран в Центральной и Восточной Европе особенно возросло именно при Болеславе Храбром.
Активность польской дипломатии стала при нем еще более заметным фактором в политической игре европейских государств того времени. Еще более расширились и сами рамки ее деятельности. От Швеции и до Византии, от Киева и до Рима протянулись нити переговоров и интриг, с помощью которых дипломаты Болеслава Храброго пытались то опутать своего противника, то парировать его удары, всюду энергично подготовляя почву для предстоящих военных или политических предприятий.
Нельзя не учитывать, однако, что за блестящей картиной величия и силы Польши при Болеславе Храбром, за яркой картиной его многочисленных военных успехов скрывалась другая картина, картина все более нараставших внутренних, социальных конфликтов IB стране, картина ее необычайно сложного и противоречивого международного положения. В Польше, как и на Руси, усиливались тенденции феодальной раздробленности, сильная центральная княжеская власть начинала тяготить церковных иерархов и часть светских феодалов, о чем свидетельствуют события конца правления Болеслава Храброго. Страна была явно утомлена и крайне истощена в результате почти непрерывных войн, сопровождавшихся неприятельскими вторжениями, разорявшими прежде всего крестьян и городское население.
В области внешней политики основным по-прежнему оставался вопрос польско-германских отношений.
Кровавый опыт трех польско-германских войн не мог оставлять сомнений в том, что Империя всегда будет добиваться ослабления раннефеодалышго Польского государства, любыми средствами стремясь ущемить, нарушить его независимость. Правда, до самого конца правления Болеслава Храброго (1025 г.) польско-германские отношения, по-видимому, оставались мирными 135. Но это объяснялось главным образом внутренним и внешним положением самой Империи. Поэтому и после 1018 г. Болеслав Храбрый должен был все время считаться с угрозой возобновления борьбы на Западе, как только немецкие феодалы сочтут момент подходящим для нового выступления против очень усилившегося Древнеполь-ского государства, стоявшего на пути их захватнических стремлений на Востоке.
Но при постоянном напряженном положении на западной границе особенно важное значение приобретали отношения Польши с ее другими соседями. В этом смысле положение Польши IB конце правления Болеслава Храброго было исключительно сложным. В сущности говоря, помимо Дании, с которой в период 1014— 1025 лг. установились дружественные отношения, все остальные соседи Польши были ее противниками. Особенно опасен был наиболее сильный сосед — Киевская Русь. С захватом Болеславом I Червенских городов был создан постоянный источник вооруженных конфликтов на Востоке. Моравия являлась яблоком раздора между Полышей и Чехией.
Польша оказывалась таким образом в самом центре международных противоречий в Центральной и Восточной Европе, что было естественным результатом многочисленных завоеваний Болеслава Храброго, выведших Польское государство далеко за пределы этнографически польских земель.
Было совершенно очевидно, что малейшее обострение внутри страны может явиться сигналом для вторжения в ее пределы извне. И если возникший где-то около
1018 г. длительный конфликт княжеской власти с польской церковной иерархией и стоявшей за ней частью светской энати не был достаточно энергично использован соседями Польши для возвращения захваченных ею пограничных областей, то это было отнюдь не результатом силы и могущества Древнепольского государства, а результатом тех событий, которые происходили в соседних странах, прежде всего на Руси, ибо без энергичного выступления Руси и без Империи Чехия одна не была в то время в состоянии вести успешную борьбу с Болеславом Храбрым.
Уже самое ближайшее время после ухода Болеслава из Киева показало, что одна из главных задач его гаохо-да 1018 г. фактически не была выполнена. Польскому ставленнику Святополку не удалось удержаться на киевском столе. При помощи новгородцев Ярослав изгнал его из Киева и разгромил его союзников печенегов 136.
Вслед за разгромом Святополка, который, по словам летописи, “испроверже зле живот свои”, “в пустыне межю Ляхы и Чехы” 137, т. е. неизвестно, где погиб ш, естественно должна была последовать русско-польская война. “Повесть временных лет” действительно сообщает под 1022 г. о походе Ярослава к Берестью в направлении западной русской границы ш. Возможно, что польско-русский конфликт продолжался и после этого года мо, однако Болеславу Храброму удалось удержать в своих руках Червенские города.
Вялость военных действий Ярослава имела своей причиной его очень непрочное положение на Руси. Под 1021 г. летопись отмечает борьбу между Ярославом и полоцким князем Брячиславом за Новгород, закончившуюся поражением Брячислава и его бегством в Полоцк 141. Под 1024 г. летопись сообщает: “Поиде Мьсти-слав на Ярослава с Козары и с Касогы” 142. В 1024 г., судя по летописи, Ярослав находился в Новгороде, в то время как Мстислав сидел в Чернигове.
