В русской летописи, чрезвычайно бедной сведениями о начале XI в. п, нет никаких данных о русско-польских отношениях в последние пятнадцать лет правления князя Владимира. До 1008 г. нет на этот счет и никаких сведений в источниках иностранного происхождения. Это не исключает того, что Империя и особенно Чехия, вступившие в кровопролитную схватку с Польшей и заручившиеся союзом с Венгрией и лютичами, не могли не делать попыток привлечь на свою сторону Русь. Однако, судя по тому, что в памяти русских людей не сохранилось имени князя Яромира и что русской летописи было хорошо известно только имя Олдржиха Чешского 12, занявшего княжеский стол только в 1012 г.13, следует, что до этого времени никакие попытки втянуть Русь в конфликт с Польшей, если они и были, не имели успеха.
Мирные отношения с Русью были, несомненно, чрезвычайно важным фактором для Польши, в серьезной мере облегчившим ее положение и позволившим ей устоять перед натиском с Запада в самый критический для нее момент — в период первой польско-немецкой войны (1003—1005 гг.).
Вот и все, что, пожалуй, следовало бы сказать о польско-русских отношениях самых первых лет XI в. Более подробные сведения появляются только с 1008 г., с миссии Бруно в Киев и к печенегам. Можно с полной уверенностью утверждать, что в это время между польским и киевским двором продолжали существовать мирные, не омрачаемые никакими признаками соперничества, отношения.
Миссии Бруно придается обычно исключительно важное значение в развитии польско-русских отношений после 1008 г.
Источники, однако, не дают оснований прямо связывать миссию Бруно Кверфуртского с предшествовавшим 1008 г. или последовавшим после этого года развитием польско-русских отношений. На это уже, впрочем, указывалось вскользь в литературе вопроса 14. Бруно предпринял свое путешествие в 1008 г. на Восток из Венгрии. Правда, с осени 1005 до зимы 1006—1007 гг. он находился в Польше, где организовывал отправку специальной миссии для проповеди христианства в Швецию, но главной его политической задачей было тогда, видимо, посредничество между Болеславом Храбрым и Генрихом II15. Обстоятельства возникновения миссии Бруно к печенегам не противоречат тому, что она, по-видимому, предпринималась с согласия польского князя, к которому Бруно направился после своих попыток обращения в христианство степных кочевников. Не противоричит факт этот и тому, что прибывший в Польшу поздней осенью 1008 г.16 Бруно мог сообщить Болеславу Храброму ряд важных для него сведений относительно положения на Руси и характера русско-печенежских отношений. Значение этих сведений, однако, нет оснований преувеличивать. Оживленный торговый путь, связывавший Киев, Чер-венские города, Краков и Прагу 17, позволял Болеславу Храброму постоянно пользоваться информацией о русских делах, получаемой от многочисленных купцов, следовавших из Руси в страны Центральной Европы. Следует иметь в виду, что в районе Червенских городов от этой основной торговой магистрали ответвлялся путь на Люблин. Далее через междуречье Вислы и Буга по правому берегу Буга путь этот шел на запад через польские земли к богатой янтарем Самбии в прусских землях 18. Другим ответвлением от магистрали Киев — Краков — Прага был путь на Вроцлав — Великую Польшу — Куявию к устью Вислы и прусскому побережью Балтийского моря 1Э, которым пользовались еще римские купцы 20.
О том, что посещение Бруно Кверфуртским Киева не сыграло особой роли в развитии польско-русских отношений, говорит и то обстоятельство, что оказавшись в Польше в 1008 г. Бруно прежде всего вновь попытался выступить посредником между Польшей и Империей, а затем отправился, очевидно, с полного согласия польского князя с миссией к ятвягам, где и погиб 9 марта 1009 г.21
Короче говоря, нет оснований говорить о какой-либо особенно важной, определяющей роли Бруно в развитии польско-русских отношений рассматриваемого времени, как это предполагал Ст. З'акшевский, писавший об установлении Бруно контактов с сыном Владимира Святопол-ком и участии его в подготовке брака Святополка и дочери Болеслава, чему должно было предшествовать отправившееся вместе с Бруно в Польшу русское посольство "2.
Самое большое, что можно было бы предполагать при нынешнем состоянии источников, это известное расширение при киевском дворе круга сведений о польском соседе, его планах и целях, хотя и в этом отношении при наличии оживленных торговых связей между двумя странами сведения, сообщенные Владимиру Бруно, не могли представлять какой-либо исключительной ценности. Переговоры с Бруно могли только лишний раз убедить Владимира в глубокой заинтересованности польского князя прусским, точнее, ятвяжским вопросом, окончательно убедить его в возможности сотрудничать с Болеславом Храбрым в отношении ятвягов, набеги которых представляли серьезную опасность для Руси и Польши, как это показали события, происшедшие спустя тридцать лет.
Ятвяги занимали внимание киевского князя еще в 80-х годах X в. 23 Пруссам также придавалось очень важное значение при польском дворе в 90-е годы того же столетия, когда были сделаны первые попытки поставить их под политическое влияние Польши24. Наконец, на исходе 30-х и в 40-х годах XI в. союз Мазовии с ятвягами явился одной из важнейших причин, обусловивших заключение русско-польского союза 25. Поэтому не будет слишком рискованным предположить, что наступившее вскоре после 1008 г. польско-русское сближение могло иметь своей причиной общую заинтересованность Руси и Польши в ятвяжском вопросе. Это предположение кажется тем более убедительным, что фактически нет никаких оснований думать о возможности польско-русского сотрудничества в то время по какому-либо другому поводу. Зная о тяжком положении Болеслава на Западе, Владимир едва ли мог рассчитывать на помощь его в своих отношениях с печенегами. Влияние на последних польского князя нет никаких оснований преувеличивать. В свою очередь и Болеслав Храбрый едва ли мог серьезно думать о возможности добиться от Владимира значительной военной помощи против Империи 26.
Таким образом, помимо закрепления мирных отношений на польско-русской границе, обоих государей могла сблизить лишь перспектива совместных действий в отношении ятвягов. Что касается инициативы сближения, то она исходила, возможно, от Владимира Святославича, а не от Болеслава Храброго. На это как будто косвенно указывает и письмо Бруно Кверфуртского Генриху II, в котором отмечается некоторое охлаждение польского князя зимой 1008—1009 гг. к планам христианизиции пруссов, что было следствием возобновления польско-немецкой войны 27.
К сожалению, состояние имеющихся источников таково, что нет возможности с точностью сказать, когда произошло оформление наметившегося русско-польского сотрудничества, скрепленного браком старшего сына Владимира Святополка и польской княжны, дочери Болеслава Храброго. Если исходить из показаний Бруно Кверфуртского и Титмара Мерзебургского, то брак этот следует отнести к промежутку времени между 1008 и 1013 гг., ибо в 1013 г., по словам Титмара28, Болеслав Храбрый находился уже в состоянии войны с Владимиром Святославичем, а в 1008 г. при дворе киевского “нязя не было еще дочери польского владыки. Можно попытаться еще более уточнить дату оформления русско-польского союза. Бруно прибыл из Руси ко двору польского князя поздней осенью 1008 г., скорее всего в октябре29. Заключению союза и брака Святополка и польской княжны должны были предшествовать соответствующие дипломатические переговоры. Если инициатором союза была русская сторона, то можно предположить, что переговоры эти были проведены специальным посольством, отправленным киевским князем ко двору Болеслава Храброго. При тогдашних средствах сообщения и темпах жизни все это должно было занять несколько месяцев. Иными словами, брак Святополка и заключение русско-польского союза не могли произойти ранее 1009 г. Предлагаемая Ст. Закшевским датировка этих событий, 1009—1010 гг.30, представляется поэтому вполне приемлемой, хотя более вероятным следует считать 1009 г., или самое начало 1010 г., так как после Пасхи 1010 г. начался немецкий поход на Польшу: немецкие войска осаждали силезский город Глогов, в котором находился Болеслав31. Гораздо менее удачными кажутся попытки отодвинуть заключение русско-польского союза к 1012 г.32 Ссылки на то, что младшая дочь Болеслава к этому времени едва лишь достигла брачного возраста, малоубедительны потому, что неизвестна точная дата ее рождения, которая приходится на промежуток времени между 991 и 1001 гг.33 С другой стороны, невероятно думать, что между заключением союза и его разрывом не было сколько-нибудь значительного промежутка времени.
