Фантастические, если не сказать проще — авантю­ристические планы императора, по мнению многих ис­следователей, нашли отражение в миниатюре из книги евангельских чтений, принесенной Генрихом II в дар Бамбергскому собору и хранящейся в Государственной библиотеке в Мюнхене48. На миниатюре изображен император в окружении своих придворных и принося­щие ему дары Рим (т. е. Италия), Галлия (т. е. терри­тория современной Западной Германии и Бельгии), Гер­мания и Славия (Sclauinia), олицетворяемые четырьмя одетыми на римский манер фигурами с коронами на головах.

Если предположение, что миниатюра из книги еван­гельских чтений действительно изображает олицетворе­ние империи Оттона III правильно49, то не может не вызвать никакого удивления и согласие Болеслава Храб­рого признать свое государство составной частью Империи в качестве ее вполне самостоятельного и равно­правного члена. Перенос центра политической жизни Империи в Рим и связанное с этим резкое ослабление политических позиций восточногерманских феодалов вполне отвечали государственным интересам Польши. А в том, что под Славней бамбергской миниатюры из книги евангельских чтений следует понимать Польшу, нет никаких сомнений в литературе, если не считать особняком стоящей точки зрения О. -Кралика50, считав­шего, что Славия — это Чехия. После работы 3. Фиа­лы и Д. Тржештика51 возвращаться к этому предполо­жению, пожалуй, нет никакой нужды.

Убеждение в том, что светские решения Гнезненско-го съезда находились в тесной связи с планами Оттона III основать вместо германской универсальную монар­хию 52, еще более укрепится, если вспомнить сообщение Галла Анонима о передаче Болеславу копья св. Мав­рикия, являвшегося в X в. для саксонской династии

и              о                                              СО

символом высшей светской властим, и права назначать на церковные должности в уже завоеванных или в тех, которые будут завоеваны позже, языческих землях. В первую голову речь здесь шла, конечно, о прусских землях, где сложил свою голову Войтех Славниковец54. Согласуется с такой трактовкой Гнезненского съезда и весьма характерное для двора Оттона III стремление возродить римские институты, обычаи и римскую терми­нологию. Об этом, кстати говоря, без всякого воодушев­ления пишет и Титмар Мерзебургский55, отмечающий вместе с тем и интерес Оттона III к каролингской тра­диции.

Как бы, однако, ни решился в дальнейшем вызвавший появление большой литературы вопрос о патрициате Болеслава Храброго, очевидным остается, что Гнезнен-ский съезд не только привел к церковной самостоятель­ности Польшу, но и укрепил ее политические позиции в качестве самостоятельного государства. Универсалист­ская концепция Империи в трактовке Оттона III ослабляла восточногерманских феодалов, отвечала конк­ретным, реальным целям политики польских феодалов конца X — начала XI в. Зато универсализм Оттона III явно вызывал раздражение среди германских феодалов, свидетельством чему является историческое сочинение Титмара Мерзебургского.

Поэтому если даже признать, что формально реше­ния Гнезненского съезда означали вступление Польши в состав Империи, то это никоим образом не затрагива­ло основ польской государственной самостоятельности. Фактически речь могла идти лишь о признании универ­сализма императорского сана, а не прав императора на прямое владение страной56. При этом Польша должна была войти в Империю в качестве вполне самостоятель­ного и равноправного ее члена, что открывало перед ней широкие перспективы экспансии в Центральной и Северной Европе.

В том, что Болеслав I именно так оценил итоги Гнез­ненского съезда, не может быть никаких сомнений. В этом лучше всего убеждает его чешская политика57.

Энергичный и ловкий дипломат, блестящий полково­дец, покровитель христианской церкви и ее миссийской деятельности на Востоке, Болеслав I явно 'импонировал юному Оттону III. В нем император увидел сильного и преданного сотрудника в исполнении своих несбыточных универсалистских планов. В литературе существует даже мнение, что Оттон III намеревался сделать Болеслава своим преемником на императорском троне58. К сожа­лению, сохранившиеся источники не дают возможности прийти в этом случае к каким-либо окончательным вы­водам. Однако совершенно очевидно, что даже если бы такие планы и возникли в голове императора, в Герма­нии было достаточно заинтересованных сил, чтобы ре­шительно воспрепятствовать их осуществлению. Зато если толкование “Жития пяти братьев-мучеников”59, со­держащего якобы намек на эти планы, правильно, то тем самым у германских феодалов возникал дополни­тельный стимул резко возражать против решений Гнез-ненского съезда.

Но и без этого универсалистские планы Оттона III, так ярко проявившиеся в ходе Гнезненского съезда, должны были вызвать ярость германских феодалов. Не мог этого не понимать и сам император, чем, по-види­мому, и объясняются в большой мере его особый инте­рес и симпатии к польскому князю.

Как уже отмечалось выше, осуществление планов юного Оттона III означало бы временную потерю гер­манскими феодалами руководящей роли в Империи, прекращение их грабительских походов в богатую Ита­лию, полный провал на неопределенный срок их фео­дальной экспансии на Восток, где Германии противо­стояла бы колоссально усилившаяся, возглавившая дру­гие славянские народы Польша.

Если такая перспектива вполне устраивала польско­го государя, то она совсем не улыбалась германским феодалам. Гнезненские переговоры Оттона III и Боле­слава I вызвали бурю недовольства в феодальной Гер­мании.

О позиции Титмара Мерзебургского говорилось уже выше. “Магдебургские анналы”60 и “Деяния магде-бургских архиепископов”61 прямо обвиняют императора

в том, что оформленная на Гнезненском съезде церков­ная независимость Польши является актом незакон­ным, ущемляющим права Магдебургского архиепископ­ства.

В обоих этих источниках нашли отражение широкие претензии Магдебургского архиепископства на верхов­ную церковную власть над польскими землями. Претен­зии эти под влиянием Гнезненского съезда были сфор­мулированы в знаменитом фальсификате начала XI в , который должен был оправдать отрицательную по от­ношению к гнезненскому архиепископству позицию Маг­дебурга 62, под властью которого якобы с самого начала находилось познанское епископство 63. Показательно, что Титмар, который несомненно знал и пользовался этим фальшивым документом64, не решался все же, как от­мечено выше, на основании его обвинить императора в незаконных действиях.

Среди возмущенных Оттоном III германских феода­лов особенно выделялись саксонские феодалы, попытав­шиеся даже составить заговор против императора 65.

Нет надобности гадать, как развивались бы в даль­нейшем события в Империи, если бы не смерть в 1002 г. в Равенне императора Отгона III, изгнанного восстав­шим народом из Рима. Важно, что со смертью двадца­тидвухлетнего императора германским феодалам уда­лось окончательно похоронить его фантастическую идею универсальной монархии, противником которой высту­пил и Римский престол66. Папе римскому, которому пе­ренос центра Империи в Рим угрожал полной зависи­мостью от императорской власти, планы юноши-импера­тора были, пожалуй, столь же ненавистны, как и саксон­ской знати.

Со смертьюЮттона III в Империи явно возобладали силы, враждебные Древнепольскому государству и его честолюбивому правителю, стремившиеся аннулировать результаты Гнезненского съезда.