– Аня, Анечка, – говорил он, целуя меня, – родная, успокойся, все пройдет, я с тобой!

Сквозь бушевавший в моей голове ураган я еще вопрошала неизвестно кого: разве мы с поручиком уже на ты и почему он зовет меня родной?

– Ну, это уже слишком! – сердито проговорил рядом с нами Мамонов, и я высвободилась из объятий Зимина, думая, что это он сказал с осуждением поведения поручика. Но исправник, сузив глаза, смотрел на тело моей горничной. – Кажется, кто-то думает, будто закон в таких случаях беспомощен! Будто можно без конца испытывать его терпение!

Я обвела взглядом стоявших мужчин – откуда-то прибежал даже Исидор – и всхлипнула:

– Аксинья!..

– Пойдемте, княжна, отсюда. Здесь сейчас все уберут. Видимо, украден розовый бриллиант.

– Не украден. Он у меня...

Иван Георгиевич прижал меня к себе, так что я не успела выговорить где.

– Не надо. Никому не интересно знать, где он, – громко сказал исправник, уводя меня прочь.

– Он у меня в кармане, – все же сказала я ему, когда Мамонов усадил меня в кресло в гостиной. – Я как раз показывала его Исидору.

– Почему – Исидору? – удивился он.

– Это старая семейная история, – вздохнула я.

– Послушайте меня, дорогая девочка, – ласково сказал Мамонов, как сказал бы, наверное, своей дочери. – События повернулись таким образом, что теперь нет отдельно ваших семейных историй и отдельно историй для всех. Все они переплелись между собой, и чем больше я буду знать подробностей, тем быстрее прекратится это безобразие.

– До сих пор я так и не узнала, нашел ли Зимин то, что его интересовало? – жалобно проговорила я.

Мамонов внимательно посмотрел на меня.

– На вас, княжна, и в самом деле столько всего свалилось. Наверное, только молодая психика может это выдержать без особого ущерба для здоровья.

– Иными словами, вы хотите сказать, что я толстокожая, раз не бьюсь в истерике, не падаю в обморок...

– Ну, положим, истерика у вас была. Только что. Вы разве никогда не видели мертвых?

– Никогда, – с удивлением подтвердила я. – Хелен умерла – я побоялась пойти посмотреть на нее, Мария – тоже. А на Аксинью я наткнулась так неожиданно... Я думала, сойду с ума.

– Вы проверили, драгоценности все на месте?

– Нет, я не успела.

– Пойдемте, сделаем это вместе с вами.

– Но там... Аксинья!

– Думаю, ваш Исидор распорядился, чтобы тело убрали.

Он настойчиво предложил мне руку.

– Придите в себя, Анна Михайловна. Вы же дочь военного. Чует мое сердце, вам еще понадобятся силы, пока эта история наконец не закончится.

– Вы думаете, будут еще убийства? – ужаснулась я.

– Но ведь тот, кто ищет розовый бриллиант, так его и не получил. Не так ли?

– Сейчас все об этом знают, но прежде... Кто мог знать об этом, кроме... Хелен?

– Наверное, тот, кого она удостоила своим доверием.

– Исидор вряд ли рассказывал об этом еще кому-то, хотя... Крепостные знали!

Я высказывала вслух одно предположение за другим, словно могла вот так, в порыве озарения, выяснить, кто пытается подобраться к этой свалившейся на меня драгоценности.

– Вы думаете, по дому бродит кто-то из крепостных?

– Нет, не думаю, глупость это. Что бы стал делать с камнем крепостной?.. Нет, ничего дельного на ум не приходит!

– А вот сейчас мы с вами сядем, успокоимся, и кто знает, может, наконец сложим вместе два и два.

Мамонов довел меня до двери спальни – я поневоле замедлила шаг. Оттуда вышла Егоровна, кланяясь:

– Матушка, мы все белье поменяли, украшения твои сложили. Аксинью... что делать, отнесли в ту же клеть, куда и тех двоих положили.

Иван Георгиевич хотел пропустить меня вперед, но, взглянув в мои испуганные глаза, предложил:

– А не поменяться ли нам с вами комнатами?

Я смутилась.

– Наверное, я глупо себя веду? Но представить только, что Аксинья, с которой я всего полчаса назад разговаривала, лежит теперь в холодной клети... А знаете, она все-таки чего-то боялась. Наверное, Мария рассказала ей о своих страхах. Но как я ни спрашивала, Аксинья только отнекивалась.

– Теперь уже мы ничего не узнаем, – подвел черту исправник, усаживая меня в кресло у окна и протягивая шкатулку, которая до того стояла прямо на покрывале, которым была накрыта кровать. – Посмотрите, все ли здесь?

Я наскоро проверила содержимое.

– Вроде все на месте.

– Что и следовало ожидать. Нет, нашему убийце нужен только розовый бриллиант. Сравнительно небольшой камешек, ради которого отдали жизнь уже трое людей.

Мамонов склонился ко мне, будто кто-то мог нас подслушать, и доверительно сообщил:

– Если бы вы знали, как велико мое желание просто собрать всех ваших гостей в кучу, связать и отвезти в кутузку. А потом уже на месте разбираться, кто из них злоумышленник!.. Но увы, голубушка Анна Михайловна, нельзя, как говорится, положение обязывает... Итак, давайте разложим с вами все события по порядку и выясним, что вы еще мне не рассказали.

Мне пришлось рассказать исправнику обо всей истории, предшествовавшей появлению розового бриллианта в шкатулке моей покойной матушки. И о том, что я взяла ее для разговора с Исидором. Так что его ни в коем случае не следовало подозревать, ведь поначалу мы с ним сидели вместе в оружейной комнате, а потом Исидор проводил меня до моей спальни, куда не заходил...

– Вон почему он так быстро оказался у вас, – кивнул моим словам Мамонов, – а я, признаться, уже подумал, а не он ли... Но нет, каюсь, ошибался, все обвинения с вашего старосты сняты!

– Конечно, он услышал, как я орала... Он просто не успел далеко уйти. Судя по всему, Исидор шел на половину прислуги...

– Сообщить своей воспитаннице хорошую новость, – заключил Мамонов. – Но сделать этого не успел. Пришлось мчаться на выручку госпоже.

– Теперь вы понимаете, что я должна восстановить справедливость, дать Эмилии вольную и деньги на дорогу до Франции.

– А она непременно хочет вернуться во Францию? – спросил исправник.

Как странно, что мы с Иваном Георгиевичем говорили вроде о каких-то посторонних вещах, а вовсе не о том, что моя служанка только что рассталась с жизнью!

– Я не знаю, – сказала я, чуть ли не насильно возвращаясь в русло разговора, – потому что до сего времени мы с Эмилией не разговаривали...

– А почему бы вам этого не сделать? – мягко заметил он. – В самом деле, лучший способ общения между двумя разумными существами – разговор, не так ли? Теперь, когда не осталось никого в живых из участников той старой истории с адюльтером, можно все решить по-человечески. Я помогу вам оформить документы вашей сестры, признать ее права как юридического лица...

Я вздрогнула: значит, недаром моя матушка боялась, а Эмилия, получившая права, станет претендовать...

Но тут же мне стало стыдно: о чем я думаю? Уже один бриллиант, который до сих пор покоится в моем кармашке, судя по всему, стоит не одно такое имение, как мое Дедово, а его Исидор отдавал всего лишь за свободу девушки.

– Вот что я вам скажу, Анна Михайловна, – произнес Мамонов. – Прикажите-ка слугам принести сюда какую-нибудь кушетку, и пусть в вашей комнате сегодня переночует эта самая Эмилия. Никому ничего объяснять не надо. Все и так поймут, что барышня перенесла сильное потрясение, а ее горничная умерла, вот она и призвала к себе кухарку... Да, а камешек этот вам лучше всего куда-нибудь спрятать. И не носить на себе, это, ей-богу, неразумно.

– А куда спрятать? – наверное, глупо спросила я.

Исправник улыбнулся.

– Женщины всегда с этим прекрасно справляются. Его можно положить в любую полость, впадину, ямку, включая ножку кровати или стола... И никому об этом не говорите.

Внезапно он замолчал, прислушиваясь.

– Если мне не показалось, я слышал конский топот. Простите, я пошлю узнать. А вы для верности, ежели остаетесь в комнате одна, дверь прикрывайте на задвижку. Береженого, как говорится, Бог бережет.