— Когда я думаю о нем, я вновь вижу его таким приветливым, таким предупредительным, располагающим к себе… — с волнением говорила старушка. — Все в деревне любили его. Он был таким милым, что я даже временами забывала о том, что его отец безвременно погиб. Когда же он подрос и начал бегать за юбками, озорничать, вести беспутную жизнь, я подумала, что это возрастное, что это пройдет. Но это продолжалось, пока сыну не исполнилось сорок… Тогда-то он и женился на одной добропорядочной девушке из наших краев… — За толстыми стеклами очков мелькнула лукавинка. — Полагаю, вы пришли не затем, чтобы слушать мои россказни?

Питер откашлялся и ответил:

— Раз уж мы теперь соседи, у нас будет время наговориться, миссис Миллер.

Та снисходительно улыбнулась:

— Да знаю я. Новости быстро расходятся по Марфорду. Во всяком случае, примите мои поздравления, — вы смельчаки. Не одна семья отказалась от этого дома, боялись… Я уж и не чаяла иметь соседей… Думаю, что люди находят удовольствие в чужом горе… Я хочу сказать, они обожают обсасывать старые истории с несчастливым концом, а это, не знаю уж, каким образом, приводит к тому, что истории повторяются, навлекая на людей новые беды.

— Стало быть, по-вашему, в нашем доме нет привидений? — шутливо спросил Питер.

— Я больше верю в людскую злобу, чем в так называемые проклятые места. Говорю так потому, что после дела Гарднера долго ничего не случалось…

— Выходит, вы тоже убеждены в виновности Яна?

— Этого я не сказала, — возразила старушка. — Но кое-кто из местных мог испытывать глубокую неприязнь к семье Гарднер и перестал приносить людям горе, когда их не стало, вы понимаете?

— Вы подозреваете кого-нибудь конкретно?

Хозяйка дома многозначительно покачала головой:

— Лучше не говорить… Лица, которых я подразумеваю, наверняка не имеют отношения к этой драме. Это я к примеру, чтобы вы знали, что видимость часто бывает обманчива.

Питер напомнил соседке о несчастных случаях, упомянутых полковником, и спросил, что она об этом думает.

Миссис Миллер помолчала, потом внезапно ответила вопросом на вопрос:

— Известно ли вам, что миссис Гарднер любила писать?

— Разумеется, нам об этом говорили, — вырвалось у Дебры. — Знаем мы и то, что она любила цветы.

— Да, это была ее страсть. Мы с ней хорошо поладили и часто разговаривали о цветах. Она окружала себя таким количеством цветов, что я находила это несколько чрезмерным… Однажды, когда Поль уже вернулся, она пригласила меня в свою комнату… Поль, как я вам уже говорила, женился на девушке из наших краев… Он сделал ей троих детишек. Как раз перед Второй мировой войной. И знаете, что он сделал, вернувшись? Ни за что не угадаете! Напомню, что было это в сорок пятом и…

Миссис Миллер сняла очки и тряхнула головой, словно пыталась сдержать поток своих мыслей.

— Хотя… не стоит больше говорить о нем. Мне совсем нечем гордиться… Так вот, о комнате Виолетты… Я тогда сказала себе, что неплохо бы иногда проветривать ее, потому что аромат цветов был таким тяжелым, что у меня закружилась голова. А ведь она проводила там целые часы, когда сочиняла стихи или писала в своем дневнике.

— Дневник? — переспросил явно заинтригованный Питер.

— Да, конечно, — улыбнулась старушка. — А что тут удивительного: ведь она вообще любила писать.

— И вы видели этот дневник?

— Видела, но не читала… это же личное… Надо же, я только теперь подумала… При расследовании о нем и речи не было! Либо полицейским он не попался на глаза, либо они посчитали его неинтересным. Жаль, потому что в таких интимных излияниях часто содержится ценная информация.

— Как он выглядел, этот дневник? — быстро спросил Питер. — Какая у него была обложка, вы помните?

— Естественно. Я несколько раз видела его. Бедняжка Виолетта не была зазнайкой, ей, должно быть, очень хотелось, чтобы я что-нибудь прочитала, но я никогда не решалась… Знаю, что она иногда перекладывала страницы засушенными цветками.

— А обложка фиолетовая с зеленым орнаментом?

— Верно, я это хорошо помню. Сиреневая с тонкими зелеными завитками по краям… Но что с вами? Похоже, вы чем-то удивлены…

Питер и Дебра смотрели друг на друга. Каждый подумал о привидении, которое, показавшись Дебре, открыло при ней похожую тетрадь.

— Да, был конец сорок пятого, и наши раны еще не зажили, — вздохнула миссис Миллер. — Все очень желали примирения обеих сторон, конечно, но Поль смотрел на вещи… на свой манер. Именно это время он выбрал, чтобы влюбиться в одну молоденькую немку из Баварии, на двадцать лет моложе его. Но этого ему показалось мало, и он переехал к ней в Германию. Какой же это был удар для всех нас!

— Понимаю вас, миссис Миллер, — посочувствовал Питер.

— Я, как вы себе представляете, была сражена: речь-то шла о его жене и троих детях, подумать только! Сперва я даже не осмеливалась показываться в деревне, так я была опозорена собственным сыном! Но люди вошли в мое положение и поддержали меня, особенно моя невестка. По правде говоря, мы все были поражены: Поль, мой мальчик Поль, такой послушный и любящий, как он мог сыграть с нами подобную штуку? Покинуть нас, свою мать, жену, троих детей ради какой-то… Гретхен?

— Вы будто бы потеряли его…

— Да, можно сказать и так. Но к горю примешивался стыд…

— Вернемся к тем трагическим несчастным случаям, миссис Миллер. Те загадочные смерти, должно быть, были настоящей драмой для родителей…

— Еще бы, это несравнимо с моей бедой!

— Не думаете ли вы, что могла быть какая-то связь между гибелью детей и смертью миссис Гарднер?

— Ах, да! — всполошилась старушка, опять снимая очки. — Наконец-то я вспомнила, что хотела вам сказать. Видите ли, вполне вероятно, что моя соседка записала что-то в дневник. Потому-то я и заговорила о нем, когда вы меня спросили.

Огонек заинтересованности загорелся в глазах Питера.

— Она делилась с вами своими соображениями по этому поводу?

— Более или менее… К сожалению, Виолетта ничего не уточняла. Она находила странной последовательность этих смертей и… — Старушка умолкла, напряженно сдвинула брови, затем продолжила: — Да, теперь вспоминаю. Однажды она ясно дала понять, что подозревает кого-то в злом умысле.

— Кого же именно?

— Она не сказала. Хотя…

— Да?

— Нет, я и вправду больше ничего не знаю. Она никого не называла. Мне просто показалось. Кроме того, у нее были только подозрения, основанные на сопоставлении некоторых фактов.

Питер с мрачным видом потер подбородок, сказав:

— Злой умысел? Стало быть, три хладнокровных убийства невинных детей.

Чувствовалось, что старушка явно не в своей тарелке.

— Да… И я думаю, что эти гнусности могли быть совершены только неким неуравновешенным существом. Не исключено, в те времена кто-нибудь мог и свихнуться, но все это настолько не вяжется с остальным… Мне никогда не удавалось составить себе точного представления об этих несчастных случаях.

— Постойте-ка! — осенило Питера. — Ведь это мотив убийства! Раз миссис Гарднер подозревала кого-то, и этот кто-то догадался об этом, то у него были все основания как можно скорее заставить ее замолчать! Так что муж не обязательно должен быть убийцей, как считают!

— Да… при условии, если он сам не был этим маньяком.

— Вы так полагаете?

— Нет, так считают другие. А я уж и не знаю, что думать об этих трагических происшествиях… Преступления или несчастные случаи? Все мои наблюдения мне кажутся противоречивыми. Зато я более уверена в тех, которые относятся к лету пятьдесят седьмого. Мне хорошо запомнилась эта дата — родился мой шестой внук Юрген… Я никогда не видела его, но он, похоже, очаровательный… Поль оставил первой жене троих ребят и, несомненно, для равновесия, сделал еще троих своей немочке. Вообще-то он всегда был безответственным. Злые языки в деревне судачат, что я во всем виновата, потому что слишком баловала сына.