Дебра помрачнела.

— Право, не знаю, что и сказать. А какое объяснение предлагаете вы?

— Никакого. Подобные вещи вне нашего понимания. Но зато я уверен, что в вашем видении, галлюцинации или же в действительном призраке содержится некое послание. Дух Виолетты вошел в контакт с вашей душой, чтобы что-то вам сообщить.

— Что?! — широко раскрыла глаза Дебра.

— Не могу утверждать, но можно поспорить, что она пыталась представить вам какое-то доказательство, изобличающее ее убийцу.

Вопреки египтянам, которые часто представляли себе Сфинкса лежащим львом с человеческой головой, жители Марфорда видели это мифическое создание в личности полковника Энтони Хоука — мужчины, крепко стоящего на ногах, но с львиным лицом. Его зеленые глаза, особенно когда они были устремлены на вас, напоминали глаза хищного зверя, готовящегося напасть на свою добычу.

Хотя ему и минуло шестьдесят, он все еще сохранял спортивную осанку. Полковник не отличался гостеприимством, но его холодность уменьшалась по мере того, как он погружался в воспоминания. Часть его гостиной была отведена под коллекцию предметов персидского и индийского искусства, оказалось там и несколько китайских и японских миниатюр.

Изящные вещицы выглядели немного нелепо в присутствии этого решительного мужчины с военной выправкой.

Они позвонили в дверь полковника ближе к вечеру. До этого Питер успел нанести визит владельцу «Могилы Адониса», после того как проводил Дебру в свой гостиничный номер. Молодая женщина воспользовалась этим, чтобы «обновить кожу». Почти целый час провела она в горячей ванне, после чего сходила в магазин за новой одеждой. Заодно Дебра сделала новую прическу, так что перед вернувшимся Питером предстала совсем другая женщина — свежая и элегантная. Он не скрыл своего восхищения, хотя уверял, что в его глазах она всегда будет прекрасной, даже в лохмотьях. Сунув руку в карман пиджака, Сатклиф с таинственным видом спросил:

— Угадай, что у меня здесь?

— Только не говори, что ты уже купил дом!

— Пока нет, но почти! Смотри!

— Ключ!

— Да, ключ от сельской жизни, мечты или тайны! Называй как хочешь! Во всяком случае, мы вполне законно можем теперь входить в «Могилу Адониса». Его доверил мне владелец с надеждой, что я не переменю своего решения. Мы даже условились встретиться с нотариусом в начале следующей недели. И цену обсудили… Запросил он, на мой взгляд, многовато, но мы еще поговорим… А впрочем, не важно. Дельце, по-моему, выгорело неплохое! Что скажешь, дорогая?

— Это чудесно!

— Теперь дом наш.

— Потрясающе! Я действительно очень счастлива, — взволнованно произнесла Дебра, почему-то вдруг очутившаяся в объятиях бывшего летчика. — А что меня особенно потрясло, Питер, так это то, что ты назвал меня «дорогая».

— О, извини! У меня голова кругом пошла…

— Нет, не извиняйся, я тебе запрещаю!

Ее спутник посмотрел на нее с некоторым недоумением, но горячий поцелуй, последовавший за этими словами, окончательно прояснил несколько туманную сентиментальную ситуацию.

Как и его гостям, Хоуку не терпелось перейти к обсуждению главного, однако он посчитал себя обязанным в качестве преамбулы пуститься в воспоминания о своей военной жизни. Особенно он упирал на то, что во время службы в тропиках его не раз подстерегали опасности, — полковник явно хотел подчеркнуть бренность бытия. Однако в словах его чувствовалось сожаление об ушедших годах.

— Раздел Индии… да, конечно, и я в этом участвовал! Нет сомнения, что это был наиболее горестный и жестокий период моей жизни. Потому что мы ничего не могли сделать. Мы лишь присутствовали при трагическом сведении счетов, о деталях которого лучше умолчать. Я лично принимал меры для устранения бесчинств, но невозможно остановить насилие, когда каждая сторона убеждена, что защищает правое дело…

Тогда-то я и познал чувство отвращения, усталости, которое подтолкнуло меня подать в отставку досрочно. В сорок восьмом я вновь вступил на землю доброй старой Англии, а здесь, в Марфорде, я оказался почти случайно. Меня прельстило господствующее положение этого дома, красивый вид. Я был уверен, что обрету здесь покой, буду вдали от насилия в любой его форме. Но ошибся. Зло повсюду… Даже в самых что ни на есть невинных людях. Так вот, когда я познакомился с Яном Гарднером, то сразу проникся к нему симпатией. Не утратил я ее и впоследствии, узнав кое-что о нем. Можно было подумать, что он убил свою жену в приступе безумия, но, изучив факты, я пришел к выводу об отсутствии смягчающих обстоятельств. Налицо было предумышленное убийство. Но не хватало доказательств для опровержения безупречного алиби, которое он сумел себе обеспечить.

— Кажется, вы вели собственное расследование этого дела? — заметил Питер, отпивая виски, которым угостил их полковник.

— Не отрицаю. Было такое… Может быть, я и ошибаюсь, но считаю, что полиция плохо сработала. Хотя у меня получилось не лучше…

— Значит, вам известны все детали этого дела?

— Абсолютно. Добавлю даже, что прошедшие годы не стерли их из моей памяти, и я частенько размышляю об этом.

Его лицо омрачила тень сожаления. Полковник задумчиво посмотрел на свой стакан, взял его и, осушив одним глотком, продолжил:

— Можно было бы многое сказать о психологическом аспекте этой драмы, начиная с трагической судьбы миссис Гарднер, которая ушла слишком молодой и красивой, но я предпочитаю придерживаться фактов.

Это случилось в августе сорок девятого, в одно из воскресений, на рассвете. Накануне Ян Гарднер ушел из дома около восьми вечера. За ним заехал один из его коллег, некий Гиллард, чтобы вместе отпраздновать успех лучшего агента фирмы — издательства, распространявшего энциклопедические издания.

Вечеринка для сотрудников издательства была намечена на этот день. Характерно то, что присутствие Яна было событием исключительным — обычно он не покидал дома после работы.

Итак, мужчины отправились на пирушку в одно из окрестных заведений в десятке миль отсюда и не расставались вплоть до следующего утра. Опять же накануне днем пришел садовник, чтобы вскопать грядку для цветника вокруг веранды. Этим занялся сам Фред Аверил, так как его помощник не смог явиться из-за простуды. Еще утром он виделся с Гарднерами, которые напомнили ему об этом, потому что вскапывание все время откладывалось. Фред закончил работать около семи часов, был он в плохом настроении: ему пришлось вкалывать одному.

Вам известно расположение дома, не так ли? Вы знаете, что веранда довольно большая, длина ее пять или шесть ярдов и чуть меньше ширина, и что находится она в задней части дома, а вход — с восточной стороны. Северная ее сторона смотрит на фруктовый сад, а к ней примыкает цветущая клумба. Там всего одно окно, точнее — скользящее застекленное панно. Оно выходит на запад. Веранда окружена узким кирпичным бордюром. По ту сторону бордюра находится вскопанный Аверилом участок шириной не меньше пяти ярдов. Почва в этом месте глинистая… Не пугайтесь, вы скоро поймете, зачем я привожу эти подробности…

Добавлю, к слову, что старая миссис Миллер, ближайшая соседка Гарднеров, слышала отголоски оживленной беседы между девятнадцатью и двадцатью часами.

По словам Яна Гарднера, это была не ссора, а всего лишь дискуссия на бытовую тему, хотя довольно бурная: речь шла о строительстве антресолей. Объяснение это, по мнению миссис Миллер, вполне правдоподобно, однако за достоверность она не ручается ввиду того, что всех слов она не могла разобрать. Гилларду, коллеге Яна, — он поздоровался с миссис Гарднер, когда пришел за ее мужем, — не показалось, что та была чем-то разгневана. Правда, и веселой она не была, но это можно объяснить перспективой остаться в одиночестве в то время как оба мужчины проведут приятный вечерок.

Вечеринка, видимо, удалась на славу, потому что вышеуказанный коллега привез Яна лишь к семи утра. Хозяин дома предложил тогда кофе шоферу, и тот не отказался. За ночь, видно, было выпито немало, однако хмель уже начинал выходить. Поднявшись на второй этаж, чтобы переодеться, Ян удивился, увидев кровать пустой. Он звал жену, с коллегой они обшарили весь дом. Безрезультатно.