Едва уловимый шум работающих приборов и приспособлений, предназначенных для создания женской красоты, раздавался из туалетной комнаты. Ирис, лишенная элементарного бытового комфорта, так необходимого женщинам, пыталась восполнить утрату, наверстать упущенное за целый год, а, возможно, и прощалась с такими необходимыми и важными достижениями цивилизации, приводила себя в комфортное состояние, отвечающее ее требованиям женской красоты.

  Урас не торопил ее, заканчивая свои приготовления; проблем с внешностью у него не имелось, Ирис раз в месяц делала ему стрижку, а в катере имелся встроенный лазерный механизм для бритья. Но военные разработчики не предусмотрели возможность нахождения на катере женщин и не поместили аппарат для маникюра и педикюра, для создания причесок, укладок и т. д.

  Урас основательно, не спеша накрыл праздничный стол, состоящий из десятка красивых на вид и вкусно пахнущих блюд. В завершении поставил на него вазу с розами, подаренными хозяйке этого дома его женой в день посещения Межвременья, на лепестках которых имелись капельки, словно от росы, словно те были живыми, а может, и были, ведь в пирамиде действовали несколько иные физические законы. Окинув взглядом стол, вполне остался доволен своими действиями. В довоенное время украшением стола, да, собственно всем, что связано с дизайном занималась Ирис, но в жизни часто приходится делать многие вещи в первый раз. Урасу казалось, что в комнате чего-то не хватает; Ирис всегда находила какую-то изюминку, что вносило в обстановку настоящий праздник, который ощущаешь всеми своими фибрами. Праздник уже ощущался, но только глазами, ну, возможно, еще и обонянием. Урас задумался, прикрыв глаза. Свет! Не хватает игры света, причем красного, именно красного, решил он. Открыв глаза, нашел без труда красные свечи, имевшиеся в доме, а может появившееся только что, но это было не так важно. Зажженными свечами украсил по периметру всю комнату и загасил везде свет; комната наполнилась красным живым сиянием огня. В роскошь комнаты огонь добавил первобытности, таинственности, романтики и, конечно же, любви. Только любящий и любимый человек способен на такие превращения. И тут на пороге появилась она…

   Как умеют женщины перевоплощаться, какими приемами тайного искусства и ювелирного мастерства владеют, Урас смог увидеть и оценить воочию. Проходившая год в солдатских комбинезонах, пряча под кепкой свои золотистые волосы, заплетенные в косу, никак своим внешним видом не подчеркивая свои прелести, чтобы не раздражать и не вносить сумятицу в головы выживших мужчин, она вмиг (за два с половиной часа) сменила образ. В минимуме одежды — всего в коротеньком воздушном и полупрозрачном розовом пеньюаре, с длинными уложенными волнами золотистыми волосами, с сияющим лаком маникюре, она преобразилась до не узнаваемости, или, наоборот, до узнаваемости мирной довоенной поры, когда в выходные дни они устраивали для себя праздники, радуясь возможности весь день провести вместе. Она улыбалась, довольная произведенным на Ураса эффектом. Она радовалась той обстановке, которую создал муж. Возникла небольшая платоническая пауза, когда каждый из них смог в спокойной интимной обстановке восхититься любимым. Урас первым не удержался; наступил порог, когда было уже выше его всех сил просто поедать глазами любимую и желанную женщину; он приблизился и поднял ее на руки; волна приятных женских запахов исходила от нее, но даже она не могла перебить возбуждающий, пьянящий аромат ее тела. Он произнес те слова, которые мечтает услышать каждая женщина, находящаяся на руках или объятиях единственного мужчины:

  — Я люблю тебя, Ирис!

  Прежде, чем его губы слились с ее, она успела сказать два слова:

  — Я хочу…

  Под их ногами, буквально из-под обивки пола появился огромных размеров ковер, мягкий и удобный, как супружеское ложе. И они совсем даже не удивились этому и приняли это как должное. И он положил ее на сие ложе. И они ласкали друг друга, и открылась она вся для него, и вошел он в нее…

  Когда утихли стоны, а Урас лежал, Ирис села подле него, и сказала:

   — Я не договорила. Любимый, я хочу…

  Но Урас и в этот раз не дал ей договорить, произнес:

  — И я хочу тебя, Ирис!

  Она весело засмеялась и наклонилась над ним, чуть ли не касаясь своим маленьким, аккуратным и чуть-чуть курносым носиком его более длинного и прямого носа, смотря своим ярко-голубыми большущими глазами в его черные глаза:

  — Я не совсем о том; и я тебя хочу, хочу даже чаще, чем ты, ты так часто бываешь занят, любимый, — но не упрек в ее словах присутствовал, а забота любящего человека. — Но я хотела сказать, что я хочу ребеночка, нашего с тобой. Понимаешь?

   Урас, наконец, услышал то, что хочет его жена, его любимая женщина. Он поднялся и сел, обняв Ирис.

  — Ирис, я тоже хочу, — серьезным голосом начал Урас, кажется, не совсем понимая, о чем говорит и что хочет жена (возможно, что до всех мужчин доходит это позже, тогда, когда можно хотя бы потрогать шевелящийся живот у своей женщины, приложить ухо к животу, слушая необычные звуки маленького человечка, а еще лучше, когда уже держишь ребеночка в руках, и тогда осознаешь, о чем тебе хотела рассказать любимая). — Но вот боюсь, что наших стараний может оказаться недостаточно, и нам надо еще ой как постараться для этого, — слова его были наполнены желанием ее.

   Ирис улыбнулась, поняв, наверное, что Урас слышит только часть ее слов, ласково произнесла:

   — Дурачок, ты мой. Иди ко мне, я хочу тебя, я хочу от тебя, я хочу…

  На этот раз стоны и ласки раздавались дольше, нежели первый раз, и движения их были не так резки, и вначале раздался радостный крик Ирис, а следом и его. И лежали они уставшие, но счастливые, и нельзя было провести меж ними грани, ибо одним целым являлись они.

  И не спали они в ту ночь в Пирамиде, даря себя друг другу, мечтая о детях, мечтая о своем доме в новом времени, в котором им предстояло прожить долгую и счастливую жизнь, и не заметили, как время пребывания в пирамиде закончилось, о чем сообщило звуковое напоминание голосом Мили. На сборы у них осталось пять минут в трехмерном его измерении. Ирис спохватилась, что грязная посуда осталась на столе, и что необходимо срочно навести в доме порядок. Но Урас остановил ее:

  — Ирис, нам некогда, оставь как есть.

  — Но, Урас, что о нас подумают Мили и Гор? Нельзя же так злоупотреблять гостеприимством любезных хозяев!

  И чтобы Ирис не переживала, Урас отдал мысленную команду Пирамиде, и исчезла со стола посуда и остатки еды, и ковер, на котором они провели большую часть времени, и свечи.

  — Ирис, оглянись, все в порядке, все в полном порядке; оставляем мы дом в том состоянии, в котором пребывал до нас.

  Ирис огляделась и не верила глазам своим, но привыкшая к таинственным превращениям, которые происходят вокруг них и с ними, довольно легко и без ненужных вопросов и расспросов приняла и это.

  Дом Гора они покинули ровно через тридцать пять тысяч земных лет, направляясь по световой дорожке в отсек, где 'спал' отряд лейтенанта Шумера. Делать предварительную разведку не имело смысла. В любом случае, при любом развитии событий на Земле, энергозапас пирамиды иссякал и всем оставшимся в Пирамиде необходимо просыпаться. А разведку уже проведут вместе с Шумером, лучшим пилотом в отряде, решил Урас.