С древнейших времен передавались меж людей песни, но лишь с эпохи Нара стали они распространяться повсеместно.[42] В те годы государи ведали душу песен, истинную их сущность, и недаром в их правление премудрым песнопевцем слыл Какиномото-но Хитомаро,[43] вельможа третьего ранга. Можно сказать, что тем самым правители воссоединялись с народом. Осенним вечером палые листья, что плывут по течению реки Тацуга, казались Государю златотканой парчой; весенним утром цветущие вишни в горах Ёсино представлялись Хитомаро белыми облаками. Еще жил в ту пору муж по имени Ямабэ-но Акахито.[44] Дивны и чарующи были его песни. Затруднительно поставить Хитомаро выше Акахито или же Акахито — ниже Хитомаро.
Вот песня, сложенная императором Нара:[45]
По теченью плывут
в водах Тацуты алые листья,
прилетевшие с гор.
Отойдет от берега лодка —
и порвется полог парчовый…
[46]Хитомаро:
Нынче не различить
цветов распустившейся сливы —
затерялись они
среди хлопьев белого снега,
что нисходят с небес предвечных…
[47]Неизвестный автор:
Сквозь рассветный туман,
нависший над бухтой Акаси,
мчатся думы мои
вслед ладье рыбака одинокой,
что за островом исчезает…
[48]Акахито:
По зеленым лугам
бродил я, фиалки срывая,
до вечерней зари —
и, плененный вешней красою,
даже на ночь в поле остался…
[49]Неизвестный автор:
В бухте Песен, Вака,
колышутся волны прилива,
набегая на брег.
Журавли кричат, улетая
на гнездовья в плавни речные…
[50]Кроме этих поэтов, еще множество было славных стихотворцев на протяжении многих сменявших друг друга поколений, что протянулись в веках неразрывной чредой, словно коленца в стволе черного бамбука. Песни стародавних времен собраны были в книгу под названием «Собрание мириад листьев».
После того было всего лишь один-два человека, что знали древние песни и разумели душу поэзии. У каждого из них были свои достоинства и недостатки. С той поры минуло уж более ста лет и сменилось десять государей.[51] Не много было за это столетие таких людей, чтобы и сведущи были в делах древности, и знали толк в поэзии, и сами писали стихи. Ведя о них речь, я не стану упоминать высоких особ, чтобы легче было высказывать суждения. Среди прочих же во времена не столь отдаленные[52] прославил свое имя архиепископ Хэндзё; по форме хороши его песни, но им не хватает искренности. Словно любуешься красавицей на картине, попусту волнуя сердце:
Капли светлой росы
словно жемчуг на нежно-зелёных
тонких ниточках бус —
вешним утром долу склонились
Духом светел и чист,
неподвластен ни грязи, ни илу
лотос в темном пруду —
и не диво, что жемчугами
засверкала роса на листьях…
[54]Эту песню сложил он, упав с лошади на лугу Сага:
О «девица-цветок»,
названием чудным плененный,
я срываю тебя —
но молю, никому ни слова
о моем постыдном паденье!..
[55]У Аривара-но Нарихиры сердечных чувств избыток, а слов недостает. Песни его — словно увядшие цветы, чья краса уж поблекла, но аромат еще ощутим:
Будто бы и луна
уж не та, что в минувшие весны,
и весна уж не та?
Только я один не меняюсь,
остаюсь таким же, как прежде…
[56]Вид осенней луны,
увы, не приносит отрады!
Убывает она,
прибывает ли ночь от ночи —
мы меж тем под луной стареем…
[57]Мимолетен был сон
той ночи, что вместе с тобою
я однажды провел, —
все мечтаю вернуть виденье
но оно стремительно тает…
[58]Фунъя-но Ясухидэ в подборе слов искусен, но форма у него не соответствует содержанию. Словно торговец рядится в роскошные одежды:
Ветер, прянувший с гор,
деревьям несет увяданье
и траве на лугах —
не случайно вихрь осенний
называют «свирепой бурей»…
[59]Сложено в годовщину смерти государя Фукакусы:
Там, в долине меж гор,
заросшей густою травою,
скрылись солнца лучи
в предвечерней туманной дымке
не о том ли вспомним мы ныне?..
[60]У инока Кисэна с горы Удзи значение слов смутно и смысл песни не всегда ясен от начала до конца. Будто любуешься осенней луной сквозь завесу предрассветных облаков:
Так вот я и живу
в скиту на восток от столицы
меж оленей ручных —
не случайно зовется место
Удзияма, «гора Печалей»…
[61]
