Свидание днем всегда штука сомнительная. Некоторые верят в то, что таким способом мужчина пытается лучше с вами познакомиться. Ему нужен не только секс, а еще и серьезные отношения. Он хочет узнать вас без высоких каблуков, алкоголя и макияжа. Да, он вами всерьез заинтересован. И, если вы увлечены друг другом, день плавно перетекает в вечер.

Есть, впрочем, и другое объяснение: мол, все дело в нежелании слишком уж влипать. Как говорит Далей: «Если бы ты действительно ему нравилась, он пригласил бы тебя на субботний вечер. И точка». Он страхуется на тот случай, если вы друг другу не подойдете, – тогда он сможет уйти и поужинать в другом месте.

Я, скорее, поверю во вторую версию, только вот мне нравятся дневные свидания. Они напоминают трепетное юношеское ухаживание. Пышные юбки, молочные коктейли и ощущение, что что-то начинается. Типичное дневное свидание предполагает прогулку в парке, и вы надеетесь, что она приведет вас к чему-то большему. Надежда разлита в запахе травы, вплетена в собачьи поводки и парит воздушным шариком, который привязан к кулачку ребенка. Прогулки днем в выходной напоминают мне о родных, и поэтому они полны надежд: это – шанс, проникнутый дружбой и ожиданием, более реальный в свете дня, когда вас не спасет фальшивое притяжение двух бокалов французского шампанского. Я была уверена, что Кристиан так и подумал – «свидание как положено», так что уже предвкушала, как он за мной заедет. Ну, вы знаете, позвонит в дверь. Может, даже с прискорбно романтическим жестом в виде одинокой красной розы в полиэтилене из магазинчика на углу. Я бы даже сказала: «Как мило!» – и притворилась, что роза чем-то пахнет. Стоило догадаться, что он меня разочарует. Он был копия Гэйба, только с акцентом.

Кристиана, тридцатитрехлетнего евросексуала, который жил у кого-то, или, скорее, за счет кого-то из друзей на Манхэттене, я повстречала в середине недели в садике отеля «Хадсон». Это было куда хуже метросексуальности. Возьмите броский британский акцент, небрежно встрепанные волосы – я знала, он приводил их в живописный беспорядок с помощью дорогого геля – и невоспитанность, которую нередко принимают за отстраненность, смешайте все это и получите собственно евросексуала. Нет, я не собиралась встречаться с очередным воздушным мальчиком, который предпочитал солярии и бутики моей постели и моему телу. Но я решила на время забыть о зароках и ответить на его приглашение на «свидение как положено». Может, пора бросить давать всем оценки?

Только очень трудно не оценивать горожанина, который считает, что очень умно поступил, поведя меня в зоопарк. Слишком пресно. Зоопарк уже заезженная идея, и это куда менее интересно, чем кажется. Приходится изображать интерес к поведению гориллы западных низин и «умного» спутника, который зациклился на отделе рептилий! Но «заглянем на ту новую выставку» куда хуже. Можно подумать, местоимение «та» сильно помогает мне понять, что речь идет о долгожданном вернисаже в музее Гуггенхейма. Нет, я ничего не имею против искусства, но музеи я предпочитаю посещать в одиночестве, ходить по ним так, как мне нравится, и совершать собственные открытия. Я радуюсь таким посещениям, но тихонько, про себя. И все-таки, под влиянием старомодной жалости, я соглашаюсь на такие занудные свидания. Услышав про художественную выставку, я заставляю себя пробормотать: «Звучит заманчиво», иначе мой зануда-воздыхатель начнет читать мне критические статьи об этой самой выставке. Да, сразу несколько статей подряд! А я даже рецензии на новые фильмы не просматриваю, опасаясь потерять непредвзятость восприятия.

Кристиан был артдилером, и поэтому я ожидала худшего. Он, конечно же, предложит пройтись по галереям, выбирая те, про которых прочитал больше отзывов. Я уже уверила себя, что все паршиво. Выщипывать волосы с лобка и то лучше, чем все воскресенье доказывать, что способна отличить Шагала от Кандинского. Впрочем, когда прошло уже двадцать минут после предполагаемого начала нашей встречи, а хитрый евросексуал так и не появился, я уже была согласна на музей. Это всяко лучше, чем остаться с носом.

Поделом мне. И зачем я согласилась пойти с ним на свидание? В нем ничего не было, кроме блеска, – во всем, вплоть до его безупречно белозубой улыбки. Меня явно влекли прежде всего ямочки на щеках, форма носа и его мужской аромат. Он благоухал сицилийским цитрусом, розмарином и кремам для бритья. Небось и одеколон держал в оранжевой кожаной коробочке.

Ну хорошо, некоторые достоинства у него были. Как европеец и артдилер он умел выглядеть культурным, много путешествовавшим, образованным и светским. Он напоминал мне миссис Чарльз, библиотекаршу из моей школы, которая читала нам в дождливые дни сказки, иллюстрируя их волшебным фонарем, который отбрасывал причудливые тени на стены. Кристиан со своим бархатным английским выговором действовал на меня завораживающе, и когда я находилась рядом с ним, то поневоле на него глазела. Так что я вполне заслуженно осталась с носом, поскольку купилась только на внешность. Я заслуживала жизни полной вязания, кошек и всех прочих атрибутов старой девы. Но я так боялась остаться одна на всю жизнь, что вложила свое счастье в ухоженные руки «англичанина в Нью-Йорке». Ей-богу, я была даже хуже, чем эта песня Стинга.

Но несмотря на то, чего я заслуживала, через полчаса после назначенного времени раздался слишком громкий телефонный звонок от моего слишком запоздавшего поклонника.

– Приходи в «Феликс», дорогуша.

Я почувствовала облегчение, смешанное с негодованием. С одной стороны, он не бросил меня полностью и не заставил весь день изучать искусство. А с другой – меня раздражало, что эта ходячая картинка из «Джентльмен Куотерли» оказался совсем не джентльменом в истинном смысле этого слова. Я почти возненавидела его. С ненавистью такого сорта дома было не усидеть. Мне хотелось как следует наорать на него. Кроме того, я слишком принарядилась, чтобы остаться дома.

Днем в воскресенье ресторан «Феликс» смотрелся как ночной клуб в стиле «евромусор», который с трудом влез в костюмчик бистро. Здесь скапливались евросексуалы; ресторан был полон темноволосых мужчин, сгрудившихся в середине зала над мясом с бобами, салатом «Никуаз» и сандвичами «Крок-ме-сье». Добычу они ловили среди заслуживающих внимания девиц, угощая их своим старым французским вином. Внимания заслуживали те, кто отдыхал летом в Монако, имел хотя бы один кожаный корсет или успел потрахаться с кем-то еще из этой компании, получив при этом отзыв «бойкая птичка». Впервые я увидела Кристиана, когда он рукой в отложной манжете обнимал за плечи одного из этих типов. На нем были узкие выцветшие джинсы «Дизель», которые даже мне были бы малы на два размера. Я немедленно почувствовала, будто мужчина здесь я. Здесь он проводил воскресные дни, а я в число «заслуживающих внимания» явно не входила.

Увидев меня, он прошептал:

– Не-тревожься-любимая-обедать-мы-будем-одни...

Если каллиграфию можно представить в виде звуков, то именно эти звуки лились непрерывным потоком из уст Кристиана. Я не очень понимала, где кончалось одно слово и начиналось другое, но мне было все равно; он дышал желанием прямо мне в ухо. Он представил меня всем этим Франсуа, Эдгарам и Пьерам своей компании. При взгляде на них вспоминался увлажняющий крем от морщин. Такая уж это была компания: мужчины за тридцать, которые брали годичный отпуск, чтобы нагуляться, и тратили время в ночных клубах в стиле сафари, а днем удаляли волосы воском отовсюду, откуда возможно, и зарабатывали фальшивый загар в солярии. Я прямо-таки ощущала запах меланина.

Мы устроились за маленьким деревянным столом в глубине ресторана, и Кристиан предложил мне «девичье» место у стены, с которого был хороший вид.

– Изумительный топ, – заметил он, положив на колени салфетку.

Я улыбнулась. Шарфики – мой фирменный знак. Я использую их всюду, где только можно: вместо поясов, пляжных накидок, головных уборов и топов тоже.