Такое конкретно-реалистическое, свободное от иллюзий присутствие духа сводит, естественно, нашу озабоченность образом себя до минимума, — однако имеет удивительно положительный эффект. Оно позволяет нам воспринимать мир новым, не привязанным к нашему “я” способом. Снятие маски нашего самолюбования освобождает действительно совершенно новые возможности, о существовании которых обычный человек даже не подозревает. И моя история должна служить этому подтверждением.

Случай, о котором я хочу рассказать, произошел несколько лет назад, но я сохранил его в памяти вплоть до мельчайших подробностей. В то время мы остановились с моими товарищами у подножия горного хребта в люксембургских Арденнах. Мы прибыли на это место, чтобы попробовать там некоторые толтекские техники. Согласно убеждениям толтеков, горы имеют особую силу, которая редко встречается па равнинах. Меня особенно занимала в то время мысль — отыскать в этих горах какие-нибудь предметы силы, что-нибудь особенное, типа кристаллов или перьев, которые заряжены специальной энергией и поэтому могут применяться для различных целей в магии.

Я как раз просидел полдня на скале у края горного озера, наблюдая за сарычами, кружившими в отдалении над вершиной горы. Меня не оставляла мысль о том, чтобы найти несколько перьев этого младшего брата орла. В мыслях я кружил вместе с птицами и, как мне казалось, осознавал, какая особенная сила живет внутри их перьев. И я решил на следующий день отправиться с одним из моих друзей на поиски таких перьев.

Мы отправились рано утром и прочесывали горный лес без всякого плана. Вскоре мы пришли к заключению, что такие обычные поиски или надежда на счастливую случайность не приведут нас ни к успеху, ни к перьям. В то время как я раздумывал, что бы такое сделать, чтобы удача нам улыбнулась, я вышел на большую поляну и передо мной вдруг появились заросли ясменника пахучего. Это растение было для меня чем-то особенным, потому что оно мне в последнее время часто снилось. Поэтому я усиленно старался подружиться с этим растением. Я частенько говорил с ясменником, что было для меня упражнением не-делания собственной важности. Я говорил с растениями без всякой надежды, что они мне когда-нибудь ответят.

Так и в этот раз я сразу начал разговаривать с ясменником, пока меня не охватило странное чувство. Казалось, растения необъяснимым способом требовали, чтобы я съел несколько стебельков. Я проглотил несколько тонких верхушек растения, усевшись среди них на поляне. Внутреннее состояние вдруг заставило меня раскачиваться. Я больше не разговаривал с ясменником — я пел ему песню, которая дала мне неописуемое чувство принадлежности к этому лесу и к этим горам. Но больше всего я чувствовал свою связь с этими растениями, и это ощущение вдруг необъяснимым способом преобразилось в картину, в некое видение.

Я видел край леса и лежащий передо мной луг. Посреди луга стояло большое старое дерево, носившее следы от удара молнией. На этом дереве висели перья орла, точно так, как я знал из описаний ритуального танца поклонения солнцу у индейцев Северной Америки. Видение исчезло столь же внезапно, как и появилось, но у меня осталось чувство уверенности, что сейчас я точно знаю, где я должен искать.

Мы мгновенно покинули место видения, и внутреннее чувство вело нас целенаправленно через горные леса. После часа быстрой ходьбы, во время которого мы не проронили ни слова, мы достигли опушки леса. Я не верил своим глазам, потому что картина, открывшаяся передо мной, в точности соответствовала моему видению. В то время как я еще стоял, остолбенев от удивления, я услышал крики моего друга, который нашел большое перо из хвоста сарыча. Затем мы осмотрели пространство вокруг дерева и каждый нашел по пять больших перьев, предположительно от разных сарычей, у которых, вероятно, на этом месте была линька.

Этот случай был не только первым, когда я остановил мир, используя технику не-делания себя, но и когда я с помощью ясменника получил мои первые действительные объекты силы, которыми я и поныне владею. Они являются для меня видимым символом наших скрытых возможностей, которые только тогда выходят на свет, когда разрушена наша тупая привязанность к собственному образу, к прочной картине нашего “я”. Только если мы сбросим эту маску, наш взгляд свободно обратится к миру, который является не просто загадочной метафорой, но переживаемой, воспринимаемой реальностью. Я мог бы рассказать еще и о других подобных случаях, поскольку вышеописанное переживание не осталось для меня и моих спутников единичным случаем. Переживания такого рода означают для меня, как, вероятно, и для всех толтеков, настоящее, истинное самопознание, которое вырывает нас на одно мгновение из обычного мира в иные, новые измерения наших возможностей, в мир магии.

В книгах Кастанеды мы находим много указаний на то, что дон Хуан и некоторые из его спутников и спутниц занимались еще и целительством, однако конкретные указания на то, что у толтеков имеется особая целительская техника или что нагвализм включает в себя и особую медицинскую философию, на первый взгляд, в книгах отсутствуют. Кажется, что все устремления толтеков направлены только на достижение измененных состояний сознания. Однако это впечатление обманчиво, потому что в обширной системе знаний толтеков заложены также основы особого целительского искусства, которое не в последнюю очередь вытекает из учения об измененных состояниях сознания, как мы сейчас и увидим.

Области целительства, целительского искусства очень сложные и не выделяются в индейской культуре как отдельное поле деятельности человека. Например, колдун сиу Ламе Деер различает много различных видов и вариантов колдунов и целителей, которые не только имеют различные области действия, но и используют совершенно различные методы лечения. В книге “Сон ведьмы” Флоринда Доннер рассказывает, что Флоринда Матус, одна из спутниц дона Хуана, называла ей различные категории целителей и объяснила их отличие. Они разделяются, по существу, на три различные группы:

1) спириты;

2) ведьмы и волшебники;

3) простые целители.

Такая классификация распространена по всему пространству индейской культуры, так, например, в Андах мы встретим деление на брухо (маг), курандеро (целитель) и другие особые группы, такие, как ятири (ясновидящий). 111)

Подобное разделение ни в коей мере не является произвольным, потому что оно направлено непосредственно на различные болезни и недомогания, точнее, на различные причины их. Современная официальная медицина тоже подразделяется на специфические области, психиатр занимается, естественно, иными болезнями, чем терапевт или уролог, — такое деление тоже связано с различным происхождением болезней, их исходного различия одной от другой.

Заветная цель всех целителей — будь то западноевропейский врач или индейский маг — полное исцеление болезни или, если это невозможно, хотя бы уменьшение связанных с болезнью страданий. Эта общая прагматическая целенаправленность представляет основу любой целительской практики, современной или архаичной, западной или восточной — не имеет значения. Методы, ведущие к исцелению, могут быть совершенно различными, но за феноменом исцеления, согласно толтекскому учению, всегда стоит один и тот же упорядочивающий принцип, о котором мы и поговорим в этой главе.

Кто ожидает здесь прочесть продолжение весьма прискорбного спора между официальной западной медициной и иными целительскими практиками, тот ошибается, потому что для процесса исцеления совершенно не важен метод или его теоретические основы — ценно лишь достижение цели, исцеление болезни. “Кто исцеляет, тот и прав”, — говорил уже греческий врач Гиппократ (приблизительно IV век до нашей эры), который является отцом западноевропейской медицины как практической науки. И если различные системы исцеления с различными теоретическими основами являются в состоянии излечить одну и ту же болезнь, то какая из них верная? Я бы сказал: обе и, одновременно, ни одна; но такое утверждение нуждается в пояснении. Поэтому я хочу привести еще одну цитату из книги Флоринды Доннер, которая как раз и поясняет мое утверждение: