Внезапно Синтия Кин сказала прерывающимся, но неожиданно четким голосом.

— Ничего из этого не выйдет…

— Почему, дорогая?

— Потому что у нас много зрителей на балконе, — продолжала она. — А у меня все-таки еще остались крупицы стыда, несмотря на все то, что ты обо мне плела. Я уже развязала большинство этих узлов, и могу, наконец, прикрыться халатом, хотя думаю, что они могли бы меня предупредить о твоих планах.

— Вперед, ребята! — скомандовал самый спокойный в мире голос Г.М.

Он распахнул настежь стеклянное окно, отодвинул шторы и вошел в комнату.

— Да-а-а, — сказал Г.М., поднимая к свету высокий бокал с вином. — Да-а, теперь уж можно все рассказать, сынок. Мастерс и я вынуждены были держать рот на замке из опасений, чтобы ты невольно не проболтался этой девице. Это очень простое дело…

— Я хочу знать все, — прервал его Сандерс, — относительно способа убийства. Как это выразился Мастерс: «То, что можно сделать в собственном доме при помощи воды и кусочка мыла?»

Сэр Генри кивнул головой, а старший инспектор улыбнулся довольно: уже в третий раз за сегодняшний день его кто-то цитировал.

Ранним утром, после ночи, полной драматических событий, они сидели в кабинете сэра Генри Мерривейла, находившемся в районе Уайтхолла. В течение нескольких часов телефон звонил не переставая, и Г.М. в прекрасном настроении выдавал множество инструкций. Тот же широкий письменный стол, та же самая стоящая лампа, сейф, полный бутылок и бокалов, все было близким и знакомым.

— Хм-м, — Г.М. поморщился, выпустил огромный клуб дыма из своей черной трубки и глотнул из бокала. — Как вы думаете, у меня есть свой метод: я сижу и думаю. Но в данном случае в этом даже не было необходимости, поскольку я уже понял, что человек может быть одновременно и живым и мертвым, и что медицина знает только одну физиологическую причину, которая может вызвать это состояние. Мастерс чуть не сошел с ума, когда я ему в первый раз об этом сказал, но факт есть факт.

Он задумался.

— Лучше всего будет, если я расскажу все по очереди, начиная с того памятного вечера в пятницу. Вики Кин, что ж, — он посмотрел из-под очков на Сандерса, — постараемся говорить о ней, как можно меньше, но эта девушка когда-то сказала очень правильные слова, а именно: «То, что произошло, было совершенно неизбежно, поскольку каждый человек поступает согласно своей природе». Это и подтвердили дальнейшие события.

Прошу вас представить себе, что сейчас пятница, около половины восьмого вечера, и вы сидите рядом с миниатюрным фонтаном в оранжерее Форвейза. Перед вами чистый лист бумаги: умершие еще живы и все начинается сначала. Минуту назад Пенник вызвал общее замешательство своим заявлением, что Сэм Констебль, скорее всего, умрет еще до восьми часов.

Но что собственно такого сказал Пенник? Разве он сказал, что убьет его? Ничего подобного! Разве кто-либо из присутствующих понял его слова таким образом? Нет! Вы развлекались отгадыванием мыслей и поэтому Виктория Кин сразу же спросила: «Вы хотите сказать, что в чьей-то голове зародился замысел убить мистера Констебля?» И Пенник ответил на это: «Возможно».

Каждый из вас интерпретировал его по-своему. Но никто не подумал о Пеннике, как о возможном убийце. Вас совершенно ошеломило, когда позднее Пенник хладнокровно объявил, что именно имел в виду. Вы поняли его слова в том смысле, что кто-то в этом доме решил убить Констебля и что Пенник прочитал эти грешные мысли. Ты согласен, сынок?

Сандерс кивнул головой.

— Да, — признал он, и перед его глазами возник образ душной оранжереи.

— Хорошо, а какое впечатление это произвело на ваших хозяев? Какой эффект произвело на Мину и Сэма Констеблей? Задумайтесь над этим. Сэмюэль Констебль, типичный ипохондрик, сначала подумал о сердечном приступе, а потом сразу же об убийстве, прежде чем кто-либо предложил такую возможность. Он сразу же сел на своего любимого конька, которого эксплуатировал уже длительное время, а именно заявил: его молодая, привлекательная жена собирается его убить. Разумеется, это была шутка. Он никогда в это серьезно не верил. Но он принадлежал к числу людей, которые любят подобные шутки по адресу собственной жены, в основном, это шутки, но частично и предостережение! Все, что он говорил, было приправлено этим специфическим чувством юмора. Он даже указал способ, которым она может его убить: «Мина когда-нибудь убьет меня из-за того, что вечно что-то роняет». Или еще более непосредственно: «Может быть, убьет меня и сделает вид, что произошел несчастный случай, о котором столько писала пресса?» Это был намек, который они оба поняли, поскольку вырезка с описанием подобного случая находилась в альбоме Мины.

А как вы думаете, что во время этих шутливых обвинений, думала его жена? Она уже слышала подобную болтовню раньше. Это была впечатлительная женщина, больная и расстроенная возвращением приступов малярии, болезненно реагирующая на малейший шум. Она в самом деле любила этого старого дурака. И думала: «Бедный, дорогой Сэм боится, что я могла бы его убить! Боже мой, никогда! Но предположим, что нечто подобное я сделала бы нечаянно». Тогда она еще верила в Пенника. И отнесла его предсказание на свой счет. «Меня бы повесили, если бы я его убила». Это была очень неприятная мысль.

А Пенник?

— Пенник был ответственен за все, — ответил Г.М. на собственный вопрос. — Он все это заварил — этот божок из племени Банту. Его личность несомненно была несравненно более сильной, нежели вы отдавали себе отчет. Он затеял эксперимент с группой нормальных, обычных людей и прежде, чем закончил его, довел до того, что каждый из вас думал именно о том, о чем не должен был думать. Ты, мой молодой друг, думал, что уже не любишь Марсию Блистоун. Виктория Кин перебирала различные неприятные мысли, касающиеся ее мачехи. Сэм Констебль начал слегка опасаться, что жена может его убить, а Мина умирала со страху, что у нее случайно могло это получиться. Ваши нервы были напряжены до предела. Что-то должно было произойти. И это произошло.

В половине восьмого Констебли пошли переодеваться к ужину. Мина, с ее трясущимися руками и разбуженным воображением, должна была приготовить ванну для Сэма и вставить запонки в его рубашку. Еще внизу он напомнил ей, каким образом она могла его убить. А вдруг что-то случится, когда она будет помогать ему одеваться? Допустим, что у нее существовало подсознательное (черт возьми, как мы все любим и боимся этого слова) подсознательное желание убить его? Эта мысль была самой ужасной.

— Но возьмем другой факт, — продолжал ораторствовать Г.М. — Выкупался Сэм сразу же после прихода в комнату? Позднее она сказала, что так и было, что он уже выкупался и был почти одет. Когда она завязывала ему туфли, они услышали шум, и Сэм побежал проверить, что произошло. Было уже без четверти восемь. Но, как мы знаем, она лгала. За пятнадцать минут до восьми на Сэме был только халат и домашние туфли. Почему? Потому, что он еще не искупался. Он постоянно брюзжал, чем еще больше вывел Мину из равновесия. И когда уже собирался отправиться в ванную, они услышали шум разбившейся лампы. Он побежал посмотреть, что произошло, и вернулся в ванную между семью сорока пятью и восемью часами.

Теперь мы подходим к сути дела!

Сэмюэль всегда жаловался на холод. Ему никогда не было достаточно тепло в Форвейзе. И это было последнее, на что он жаловался перед тем, как пойти наверх в половине восьмого. Настоящая мания! Да, и что же он сделал, чтобы согреть ванную комнату, где обычно действительно бывает холодно?

Сэр Генри злорадно посмотрел на Сандерса.

— Ты много раз видел в ванной электрический камин, сынок. Небольшой, на две спирали. Ты даже споткнулся о него, помнишь? Удивительная вещь, даже необычайно удивительная — ты видел там этот проклятый камин в субботу и в воскресенье, а в пятницу, когда ты заглянул в ванную через несколько минут после смерти Сэмюэля Констебля, его там не было.