Борис Немцов, да и не только он, уговаривал Владимира Рыжкова выдвинуться в президенты в качестве единого кандидата от демократических сил, чтобы они были представлены на выборах. Сам Рыжков, безусловно, имел тогда определенные стартовые преимущества перед остальными политиками демократического направления. Он не был членом провалившихся на выборах СПС и «Яблока», более того — сумел-таки попасть в парламент (в 2003 году 225 депутатов Госдумы из 450 в последний раз избирали по одномандатным округам, что оставляло представителям оппозиции шанс побороться за депутатские мандаты). Конечно, победить на президентских выборах Рыжкову едва ли удалось бы, но он мог показать неплохой результат, консолидировав демократически настроенный электорат.

Но Рыжков стал отказываться, дескать, есть гораздо лучший кандидат — президент Чувашии Николай Федоров, опытный политик, в прошлом известный своими демократическими взглядами, смелостью и принципиальностью. Например, он единственный демонстративно остался сидеть, когда в зале заседаний Совета Федерации зазвучал вновь восстановленный в своих правах сталинский гимн. Немцов с Рыжковым полетели в Чебоксары уговаривать Федорова. Но он тоже сказал: «Нет»… Думаю, к тому времени работа на посту президента родной республики ему была гораздо интереснее и важнее. Вслед за Федоровым снова наотрез отказался и Рыжков, на этот раз мотивируя своей молодостью: мол, мне еще рано в президенты, вот через четыре года будет в самый раз. То ли испугался, то ли действительно верил в то, что говорил. В итоге единственным мужчиной среди оппозиционных политиков на тот момент оказалась Хакамада.

Ирина тогда нашла в себе мужество вступить в борьбу за президентское кресло. Но ни СПС, ни «Яблоко» не решились ее поддержать. И ей пришлось войти в кампанию самостоятельно, как независимому кандидату.

Справедливости ради нужно здесь рассказать еще одну историю, Политики, общественные деятели, журналисты, выступавшие за консолидацию разрозненных сил демократической оппозиции, предприняли тогда попытку объединения, чтобы к следующим президентским и парламентским выборам выступить единым фронтом. Для этого был создан «Комитет-2008», куда входил и ваш покорный слуга. Но и внутри этой организации очень скоро развернулась борьба за первенство, начались споры и склоки вокруг того, кто больший демократ, а кто меньший, кто с кем должен объединяться, а кто не должен. В общем, все потонуло в обычных внутривидовых демократических «разборках».

Конечно, изменение политической атмосферы, осознание новых реалий влияло на настроение всех, кому небезразлично, что происходит в стране.

В начале января 2004 года я дал интервью газете «Ведомости», где еще раз осудил действия правоохранителей в отношении ЮКОСа и Ходорковского. В ответ на это разозленный Путин устроил принудительное «погружение» членов Совбеза в дело Ходорковского — Лебедева.

Что еще за погружение?

После завершения очередного субботнего совещания с членами Совбеза президент поручил генпрокурору Устинову зачитать все имеющиеся обвинения. По-видимому, он считал, что министры проникнутся пониманием и ни у кого не будет и капли сомнения, что я мог быть в чем-то прав в своей критике.

Устинов монотонно зачитывал страницу за страницей в течение, по-моему, часа, может быть, полутора. Совбезовцы, не очень понимая, зачем это все делается, сидели, не шевелясь, с каменными лицами. Я один время от времени не сдерживал улыбку, реагируя на всякого рода несуразицы и очевидные выдумки.

Все это время Путин внимательно следил за реакцией присутствующих. А реакции было только две: мои ухмылки и каменные лица остальных членов Совбеза. Вопросов, разумеется, ни у кого не было, комментариев тоже. Так молчаливо все и разошлись.

Как это напоминает эпизод, который произошел со мной и моим коллегами по «старому».

НТВ в январе 2001 года! В то время мы попали под нешуточное давление. Наш бывший гендиректор Добродеев, сбежавший с НТВ еще в начале 2000 года, когда над телекомпанией только начинали собираться тучки, и за это вознагражденный должностью руководителя ВГТРК, названивал прежним подчиненным, уговаривая их поскорее бросать НТВ и переходить к нему на работу: «все равно вас рано или поздно разгонят…» Некоторые поддавались на уговоры. Можете себе представить, какую атмосферу это создавало в коллективе! Потом нас стали одного за другим вызывать в Генпрокуратуру на допросы. Меня, например, вызвали в связи с тем, что четыре года назад в программе «Итоги» я показал кадры, снятые скрытой камерой, на которых один высокопоставленный кремлевский чиновник встречается за границей с темными личностями, членами измайловской организованной преступной группировки.

И вот спустя четыре года, как раз в самый разгар борьбы Кремля за контроль над НТВ, этот чиновник вдруг об этом вспомнил, решил оскорбиться и подал жалобу в Генпрокуратуру на вторжение в его частную жизнь. В один прекрасный день к следователям вызывают Татьяну Миткову, причем делают это громко, публично — не просто повестку присылают, а дают утечку в СМИ: завтра в Генпрокуратуре ожидают на допрос знаменитую телеведущую. Впоследствии выяснилось, что Митковой собирались — хотите верьте, хотите нет — предъявить обвинение в том, что она якобы угрожала физической расправой соседу по дому, который затопил ее квартиру, а потом отказывался возместить ущерб. Тут мы окончательно не выдержали и решили устроить демонстрацию протеста: все мало- мальски известные журналисты НТВ объявили, что назавтра пойдут в прокуратуру вместе с Митковой — забирайте всех сразу. Собрались утром возле Главного следственного управления Генпрокуратуры, которое тогда находилось в Благовещенском переулке неподалеку от Пушкинской площади, подогнали туда спутниковую тарелку, чтобы репортаж о нашей акции выдать в новостях в прямом эфире. Набежала толпа журналистов других СМИ, стали брать у нас интервью. Светлана Сорокина, глядя в объективы телекамер, обратилась прямо к Путину: «Зачем же вы, Владимир Владимирович, руками прокуратуры с журналистами воюете?» Не ручаюсь за точность цитаты, но смысл был примерно такой. И еще Светлана, кажется, добавила — по праву землячки президента — что раньше, когда она знала Путина в Питере, за ним такого не водилось.

Наконец все мы двинулись к входу в прокуратуру. Вдруг адвокат Митковой получает на мобильный звонок от следователя: извините, уважаемые, ради бога и все такое прочее, не- увязочка вышла, недоразумение. Не надо к нам приходить, просто нам от Татьяны Ростиславовны по одному дельцу надо было чисто формальные объяснения получить. Ничего срочного, мы сами в Останкино приедем в любое удобное время. Словом, включили задний ход. А не успели мы вернуться в телецентр, прибегает помощник Сорокиной с вытаращенными глазами: «Светлана Иннокентьевна, вам из приемной Путина звонили, просили срочно перезвонить». Судя по всему, Владимир Владимирович либо сам услышал, как Сорокина обращается к нему по телевизору, либо кто-то ему доложил, и решил эту ситуацию купировать. Сорокина тогда была слишком яркой телезвездой., причем с безупречной репутацией защитницы справедливости.

Короче, Сорокина позвонила Путину, он взял трубку, начал деланно журить ее за то, что она к нему через экран обращается. Нет чтобы по старой дружбе позвонить или в гости зайти и обо всем поговорить. Она Путину в ответ: мол, не приглашаете. Слово за слово, и через день мы — человек десять ведущих журналистов НТВ — отправились в Кремль на встречу с Путиным.

Поначалу он встретил нас довольно радушно и тут же решил ознакомить с подробнейшей справкой о «злодеяниях» владельца НТВ Владимира Гусинского, которую подготовил ему генпрокурор Устинов. Наверное, с полчаса Путин вслух читал нам эту бумагу, написанную ужасающе корявым специфическим прокурорским языком. В ней было перепутано все, что можно, одна небылица нагромождена на другую, правда перемешивалась с полуправдой, а полуправда с откровенной ложью. Все в точности как в той истории, которую вы только что рассказали.