Какая кадровая история запомнилась вам больше всего?
К началу 2001 года стало ясно, что финансовая деятельность Министерства обороны до предела запутанна и непрозрачна. Дальше так не могло продолжаться. Особенность ситуации заключалась в том, что все военные связаны своеобразной круговой порукой, которую очень трудно разорвать.
Тогда я предложил Путину: давайте назначим заместителем министра обороны по всем финансовым вопросам штатского человека. Причем женщину, из наиболее опытных сотрудников Минфина. Женщины-финансисты обычно славятся своей дотошностью и работоспособностью. Кроме того, генералам из Минобороны трудно установить с ней неформальные отношения с помощью обычного арсенала приемов: охота, рыбалка, баня, водка и т. д. Моей кандидатурой на этот пост была Любовь Куделина, работавшая в Минфине одним из моих заместителей и как раз курировавшая финансы оборонного комплекса.
Путину эта идея очень понравилась. Но дальше произошло удивительное. Президент вечером того же дня приехал к Куделиной домой. Она, почти потеряв от неожиданности дар речи, кормила президента на кухне котлетами. Он просидел у нее там до ночи, стараясь очаровать, максимально к себе расположить.
Блистательный ход! И как он характеризует фирменный стиль президента — перевербовать человека! Чтобы Любовь Кондратьевна чувствовала себя уже не протеже Касьянова, а человеком Путина.
Был еще случай в 2003 году, когда я, чувствуя что-то неладное, несколько месяцев тянул с назначением одного чиновника на пост заместителя министра по налогам и сборам. Президент ведь только министров назначает, а заместители — номенклатура премьера.
Мне несколько раз звонил по этому поводу генерал ФСБ Виктор Иванов, который ведал в администрации президента всеми кадровыми вопросами. Напоминал, что, мол, надо бы молодого человека наконец назначить. А я внутренне сопротивлялся. Наверное, меня смущала эта настойчивость, а также странное обстоятельство, что тогдашний глава министерства Геннадий Букаев меня по этому поводу вовсе не тревожил. Бумагу подписал, и все. Если бы, как это обычно было, пришел на доклад и сказал: задыхаюсь без еще одного зама — тогда, наверное, у меня не возникало бы сомнений. А тут было не ясно, кому и зачем это назначение необходимо, и полгода я все откладывал решение. Назначили этого замминистра сразу после моей отставки.
Звали его Анатолий Сердюков.
Когда он пришел наконец в Министерство по налогам и сборам, то все сразу прояснилось: он стал курировать всю титаническую работу по ЮКОСу. Через две недели Сердюков уже был назначен главой Федеральной налоговой службы, а затем стал министром обороны. Вот такая карьера.
Вмешивался ли Путин в текущую деятельность правительства?
В 90 процентах случаев не вмешивался.
А на что приходились 10 процентов?
На «Газпром» и практически все, что с ним связано.
Ну, еще на «Рособоронэкспорт» Я настаивал, что в области вооружений должна быть нормальная конкуренция, предприятия должны иметь право выходить на внешние рынки, не должно быть экспортера-монополиста. Но победила другая точка зрения. Хуже того, сегодня этот посредник-монополист стал еще и собственником предприятий ВПК. Это абсолютно противоречит здравой экономической логике. Я такого никогда не допустил бы.
Но все-таки самое жесткое противодействие вызвали мои попытки приступить к реформе газовой отрасли. Я трижды пытался вынести ее на обсуждение правительства. Но президент сначала попросил меня отложить обсуждение, сославшись на то, что вопрос якобы не проработан до конца. Потом настаивал, что все еще раз необходимо обсудить с Миллером: «Послушайте Миллера, лично послушайте. Не слушайте никого, кто вас науськивает» Он, видимо, считал, что мною манипулируют какие-то закулисные силы. В конце концов, когда я предпринял третью попытку в 2003 году, Путин просто запретил мне в ультимативной форме что-либо делать — без объяснения причин. Буквально за пять минут до начала заседания правительства позвонил и сказал, что нужно снять этот вопрос с рассмотрения.
Попытки реформы газового сектора предпринимались и при других правительствах, еще в ельцинское время, и всякий раз наталкивались на ожесточенное сопротивление на самом верху.
Раньше многим казалось, что разделение добычи и транспортировки газа может привести к разрушению всей отрасли — важной составляющей жизнеобеспечения страны. Этим пугают до сих пор — не надо трогать главного «кормильца» всей страны. Мол, не будет «Газпрома» в его нынешней форме — рухнет вся Россия.
На самом деле это — страшилки для обывателей.
Все грамотные экономисты и производственники знают, что газовую реформу можно было осуществить спокойно и безболезненно. К ней все было готово.
Под газовой реформой имеется в виду разделение добычи и транспортировки?
Да. Это фундаментальный принцип. Чрезвычайно важно также создание равных условий доступа к трубе для всех добывающих компаний, а не только «Газпрома», а также для всех потенциальных потребителей газа. Проще говоря: полная конкуренция в добыче и потреблении, госрегулирование и контроль равенства условий в транспортировке. То, что сейчас, кстати, делают во многих других странах. Либеральная, правильная идея, но даже в Европе лишь недавно поняли, как это важно.
Это точно: очередная «газовая война» между Россией и Украиной в январе 2009 года подтолкнула европейцев к реформам газового сектора. Спустя несколько месяцев Европарламент одобрил так называемый Третий энергетический пакет, суть которого как раз и состоит в том, что во избежание искусственного взвинчивания цен транспортировка должна быть отделена от добычи. Причем власти любой европейской страны имеют право отказать во входе на свой внутренний рынок газовой компании, не отвечающей этому требованию. По новым правилам потребители смогут сравнивать цены и менять поставщика, если можно получить газ у другого на более выгодных условиях. В результате неизбежно сократится доля долгосрочных соглашений, все чаще газ будет закупаться на основе так называемых спотовых контрактов, на основе биржевых сделок, появится множество мелких и средних игроков, возрастет конкуренция.
Все это — плохие новости для «Газпрома» Во всяком случае, на его планах напрямую выйти на европейские рынки сбыта и получить доступ к конечным потребителям, скорее всего, можно поставить крест.
Да, это так. К сожалению, газовую отрасль нам в свое время реформировать не дали, и последствия сегодня — самые негативные. Если бы эту реформу удалось провести, не было бы нынешней ситуации, когда газовые тарифы поднимаются совершенно необоснованно, быстрее всех других тарифов. Вслед за этим автоматически повышаются цены на электроэнергию, а затем — на жилищно-коммунальные услуги, на другие услуги и товары. В результате растет стоимость жизни.
Еще в 2001 году я настоял, что все инвестиционные программы естественных монополий будут утверждаться на заседаниях правительства. Только после этого должно было приниматься решение, нужно ли вообще повышать тарифы. Это вызвало большое напряжение, если не сказать истерику, со стороны монополий, но мы с Германом Грефом не отступили. С 2001 года и до моего ухода мы ежегодно рассматривали потребности естественных монополий в ресурсах и только на основании проведенного анализа принимали решение о тарифах.
А сегодня опять вольница: тарифы повышают по 30 процентов в год — и никто не знает, почему и на что эти деньги тратятся. Мы последовательно настаивали на том, что «Газпром» должен избавиться от непрофильных активов, в том числе продать телекомпанию НТВ, «Эхо Москвы», другие принадлежащие ему СМИ, а также все эти заводы, фермы, гостиницы, чего там только нет! Но отставка нашего правительства помешала реализации этого правильного принципа.