Но, как говорится, слава Богу, после разгрома троцкистов и заговорщиков прекратились трибунные дискуссии, которые поглощали так много сил, здоровья и времени. Сталин наконец получил возможность более полно, полезно и целенаправленно применять свой ум и способности в практическом строительстве социализма.

После титанических усилий в осуществлении индустриализации и коллективизации на первый план встали вопросы обороны страны и сплочения народов к преодолению трудностей в надвигающейся войне. Проблемы ждали стратегического мышления и решения Сталина.

Решая вопросы, связанные с обороной страны, Сталин вникал в подробности, обыкновенно интересующие только специалистов.

В июне 1935 года на одном из подмосковных полигонов выстроили новые орудия. В назначенное время прибыли Сталин, Молотов, Орджоникидзе. Они останавливались у каждого орудия, слушали доклады конструкторов, задавали вопросы.

Доложил о своей Ф-22 и Грабин (по цвету окраски эта 76-миллиметровая пушка была желтенькой). Перешли к полууниверсальной пушке К-25 Маханова. Послушав объяснение, Сталин вдруг повернул назад, к Ф-22. Далее – вспоминает Грабин:

«Сталин подошел к дощечке, на которой были выписаны данные о нашей желтенькой, остановился и принялся знакомиться с ними. Я подошел к нему. Сталин продолжал знакомиться с данными, написанными на дощечке, а затем обратился ко мне и стал задавать вопросы. Его интересовала дальность стрельбы, действие всех типов снарядов по цели, бронепробиваемость, подвижность, вес пушки, численность орудийного расчета, справится ли расчет с пушкой на огневой позиции и многое другое. Я отвечал коротко и, как мне казалось, ясно. Долго длилась наша беседа, под конец Сталин сказал:

– Красивая пушка, в нее можно влюбиться. Хорошо, что она и мощная, и легкая…»

Смотр продолжался долго, затем была стрельба. Пушка Грабина не подвела конструктора. А вот с универсальной пушкой Маханова расчету пришлось повозиться. Когда закончилась стрельба, Сталин вышел из блиндажа и на ходу стал как бы думать вслух:

– Орудия хорошие, но их надо иметь больше, иметь много уже сегодня, а некоторые вопросы у нас еще не решены. Надо быстрее решать и не ошибиться бы при этом. Хорошо, что появились у нас свои кадры, правда, еще молодые, но они уже есть. Их надо растить. И появились заводы, способные изготовить любую пушку, но надо, чтобы они умели не одну только пушку изготовить, а много…

Грабин и Маханов шли рядом с ним.

Потом он остановился. И сказал конструкторам:

– Познакомьтесь.

Они ответили, что давно друг с другом знакомы.

– Это я знаю, – сказал Сталин, – а вы при мне познакомьтесь.

«Маханов взглянул на меня с приятной улыбкой, – продолжает вспоминать Грабин, – и мы пожали друг другу руки.

– Ну, вот и хорошо, что вы при мне познакомились, – сказал Сталин.

Я не мог ничего понять.

Сталин обнял нас обоих, и мы пошли по направлению к нашим пушкам. Через несколько шагов Сталин остановился.

Обращаясь к Маханову, он сказал:

– Товарищ Маханов, покритикуйте пушку Грабина.

Вот этого ни один из нас не ожидал. Подумав, Маханов сказал:

– О пушках Грабина ничего плохого не могу сказать.

Не ожидал я такого ответа, даже удивился. Тогда Сталин обратился ко мне:

– Товарищ Грабин, покритикуйте пушку Маханова.

Собравшись с мыслями, я сказал, что универсальная пушка имеет три органических недостатка. Перечислил их и заключил:

– Каждый из этих недостатков приводит к тому, что пушка без коренных переделок является непригодной для службы в армии.

Сказав это, я умолк. Молчали и Сталин с Махановым. Я не знал, как они отнесутся к моим словам, и испытывал некоторую душевную напряженность, но не жалел, что так сказал. «Если бы меня не спросили, я не сказал бы ничего, – рассуждал я мысленно, – ну а раз спросили…»

Помолчав немного, Сталин сказал:

– А теперь покритикуйте свои пушки.

Такого я уже совершенно не ожидал…»

Грабин охарактеризовал недостатки своих пушек. Это понравилось Сталину, и он тут же велел отправить Ф-22 на испытания в Ленинград, к тем самым сторонникам универсальной пушки!

На следующий день, 15 июня, в Кремле состоялось совещание; вел его Молотов. Собралось очень много и военных, и штатских. Один за другим выступавшие рекомендовали принять на вооружение универсальную пушку; за пушку Грабина высказались только несколько человек. Заседание затянулось, выступали по несколько раз. Сталин ходил, задавал вопросы, составляя свое мнение. Наконец все выговорились. Молотов спросил, не желает ли кто еще высказаться.

Продолжает рассказывать Грабин:

«В зале было тихо. Сталин подошел к столу Молотова.

– Я хочу сказать несколько слов.

Многие поднялись и подошли поближе. Я последовал их примеру, хотя сидел достаточно близко. Меня интересовало: что же он скажет по столь специфическому вопросу, который дебатируется уже несколько лет?

Манера Сталина говорить тихо, не спеша описана неоднократно. Казалось, каждое слово он мысленно взвешивает, а потом только произносит. Он сказал, что надо прекратить заниматься универсализмом. И добавил:

– Это вредно.

Думаю, читатель поймет, какую бурю радости это вызвало в моей груди.

Затем он добавил, что универсальная пушка не может все вопросы решать одинаково хорошо. Нужна дивизионная пушка специального назначения.

– Отныне вы, товарищ Грабин, занимаетесь дивизионными пушками, а вы, товарищ Маханов, – зенитными. Пушку Грабина надо срочно испытать.

Речь была предельно ясной и короткой… Линия, принятая Советским правительством в развитии артиллерии, была совершенно правильной. К концу 30-х годов советская артиллерия стала мощной, имела в своем составе современные образцы всех типов».

Накануне войны особое значение придавалось производству артиллерийского вооружения. Сталин говорил на одном из совещаний в 1938 году:

– Артиллерия, несмотря на появление новых, исключительно важных видов боевой техники – авиации, танков, – остается мощным и решающим фактором в войне… На нее должно быть обращено особое внимание…

В предвоенные годы были разработаны и изготовлены опытные образцы реактивных минометных установок, знаменитых впоследствии «катюш». В июне 1941 года Сталин и члены правительства осмотрели образцы вооружения и по достоинству оценили его.

Артиллерийское вооружение РККА было лучшим в мире. Советская полковая 76-миллиметровая пушка оказалась гораздо лучше 75-миллиметрового орудия немцев; 150-миллиметровое тяжелое орудие немцев уступало соответствующим советским системам. Наша дивизионная и корпусная артиллерия, наши горные орудия были совершеннее немецких систем.

Сталин заботился о развитии всех родов войск, но особенно он любил авиацию. Летчиков называли «сталинские соколы», и они гордились этим.

На смотре авиационной техники в 1932 году на Московском центральном аэродроме все восхищались летными качествами истребителей И-5, развивавших скорость 280 километров в час. Сталин же после осмотра сказал:

– Это ничего. Но нам нужны не эти самолеты. Надо, чтобы самолет давал четыреста километров в час…

И в 1933–1934 годах под руководством Н.Н. Поликарпова был создан истребитель-моноплан И-16 с убирающимися шасси и скоростью 460 километров в час!..

При решении тех или иных вопросов, связанных с авиацией (как и вообще всех дел, связанных с техникой), Сталин неизменно собирал специалистов на совет.

5 августа 1933 года Ильюшина пригласили на дачу Сталина. Тут же были нарком Ворошилов, начальник Главного управления авиапромышленности П.И. Баранов, начальник ВВС РККА Я.И. Алкснис, авиаконструктор А.Н. Туполев.

В шесть часов сели обедать. Но это был деловой обед; Сталин начал задавать такие вопросы, что Ильюшину оставалось только изумляться: откуда Генеральный секретарь так знает авиацию? Зашла речь о мощных двигателях с воздушным охлаждением.