А через неделю на льду невеликого озера Сиг, что лежало посередине зимнего пути из Новгорода в Низовскую землю, встретились две рати.
Одна рать — та, что поменьше, — выехали на озеро с южной, лесной стороны. Над первым рядком всадников развевался на ветру черный великокняжеский стяг. Остальные всадники окружали большие нарядные сани, в которых ехал новый великий князь Ярослав Ярославич.
Ярослав Ярославич спешил занять новгородский стол, так спешил, что не дождался, когда придут полки из владимирских и тверских волостей. Воевода Прокопий напрасно уговаривал великого князя не отправляться в опасный путь с тремя сотнями дружинников-телохранителей. Великий князь спешил!
Но теперь, когда на озерном льду ему встретилась многочисленная конная рать, за которой на десятках саней катили пешие воины, Ярослав Ярославич пожалел о своей неосторожности. Великий князь издали разглядел переяславский стяг, под которым мог быть только Дмитрий, его нынешний соперник. «Неужели Дмитрий решился на злодейство? — встревоженно подумал Ярослав Ярославич. — Неужели подстерегал меня здесь, чтобы мечами решить спор?»
Великокняжеские телохранители замкнули железное кольцо вокруг саней, ощетинились копьями.
Переяславская конница приближалась, зловеще отсвечивая доспехами.
Ярослав Ярославич побледнел, вытянул меч из ножен. Ждал, что заревет боевая переяславская труба, начнется злая сеча, не сулившая владимирцам ничего хорошего, — у Дмитрия воинов было намного больше…
Но мечи переяславцев остались в ножнах. К саням подъехал один Дмитрий, снял с головы шапку, поклонился уважительно, как младший старшему:
— Приветствую тебя, великий князь! Путь добрый тебе, великий князь! Прикажешь проводить до Нова-города или дозволишь ехать дальше, в Переяславль?
Ярослав Ярославич облегченно вздохнул: «Не будет сечи, отступился Дмитрий от Новгорода! А ссориться сейчас не время». И великий князь приветливо улыбнулся Дмитрию:
— И тебе путь добрый, князь. Помощи не нужно. Чай, не в ратный поход иду. Потому и войска взял с собой немного…
Переяславская дружина расступилась, освобождая дорогу.
Сани Ярослава Ярославича медленно поехали между рядами конных дружинников, между шеренгами пеших копьеносцев и лучников, которые стояли по обочинам дороги. Переяславцы угрюмо смотрели из-за красных щитов на великокняжеский обоз.
«Нелегко, ох нелегко будет смирять Александровичей, — думал великий князь, косясь на молчаливый воинский строй. — Привыкли мои племянники властвовать при отце своем Невском, с мечами не расстаются. Дружина у Дмитрия большая, к боям привычная, да и воеводы отцовские при нем остались. Подрос Дмитрий, стал опасен…»
И Ярослав Ярославич решил тут же послать гонца в Тверь, к воеводе Прокопию, чтобы тот не тревожил переяславские волости, как раньше было договорено…
Войско князя Дмитрия скрылось в лесах, подступивших к озеру Сиг с юга. Минуя враждебную Тверь, оно пробиралось по лесным дорогам к реке Шоше.
Места здесь были глухие, малонаселенные. В редких деревеньках мужики испуганно глядели на проезжавших всадников.
Прошке, городскому жителю, было жутковато в шошинских лесах. За кустами, в непролазных ельниках, чудились звериные глаза. И люди, которые выходили из лесных чащоб навстречу путникам, казались чужими и страшными. Суровые, заросшие дремучими бородами лесные мужики — звероловы, бортники, углежоги. Но боярин Антоний встречал их приветливо. Расспрашивал, кто они и откуда, записывал пожелавших в дружину. Таков был приказ князя Дмитрия. Оружия из Новгорода везли много, хватало всем…
Неделю шла переяславская рать по льду Шоши, пока наконец не открылся впереди простор Волги. Здесь князя Дмитрия ожидали разведчики, посланные навстречу большим воеводой Иваном Федоровичем. Они рассказали, что волжский путь закрыт наместником великого князя, который со своими людьми засел в укрепленном Кснятине, на устье Нерли. «Но Дмитрий. Александрович пусть идет дальше, не опасается, — передали разведчики совет воеводы, — потому что переяславские полки тоже выступили к Кснятину и защитят своего князя».
Так и случилось. К Кснятину почти одновременно подошла по Волге дружина князя Дмитрия, а по Нерли — переяславская рать большого воеводы Ивана Федоровича.
Великокняжеский наместник приказал ударить в набат, вывел своих воинов на городские стены, ожидая приступа. Но Дмитрий Александрович прошел мимо Кснятина. Под городом осталась только сторожевая застава, чтобы уберечь войско от удара в спину.
Трудный зимний поход приближался к концу. Впереди расстилался ледяной простор Плещеева озера, а за ним поблескивал на весеннем солнце золоченый купол переяславского Спасо-Преображенского собора.
Переяславцы повеселели:
— Слава богу, дома!..
Радовались Прошка и Акимка. Для них это был не только конец дороги, но и начало новой, неведомой жизни, от которой парни ожидали хорошего. Недаром же боярин Антоний так ласков с ними, недаром приказал одеть в богатые, почти как у бояр, шубы! Теперь они — дружинники князя Дмитрия, люди уважаемые…
Толпы горожан, оповещенных гонцами, встретили своего князя на берегу озера. Уезжал Дмитрий из Переяславля совсем еще мальчиком, а возвращался воином, не единожды побывавшим в боях. Было от чего радоваться переяславцам: в нынешнее тревожное время князь — защита городу и людям его…
ГЛАВА 5
ЧАСОВНЯ В ОВРАГЕ
1
Усадьба боярина и большого воеводы Ивана Федоровича стояла на берегу Плещеева озера, верстах в пяти от Переяславля.
Места здесь были глухие, дикие. Со всех сторон окружал усадьбу дремучий лес, через который к озерному берегу вела узкая дорожка, петлявшая между могучими соснами. С трудом пробирались по ней к усадьбе телеги и сани. А ночью, когда холопы Ивана Федоровича перегораживали дорогу рогатками, и пешему было не пройти.
Иван Федорович огородил усадьбу крепким частоколом с единственными воротами. Над воротами — сторожевая башня с бойницами, а у бойниц — зоркие сторожа.
Сторожами у ворот Иван Федорович держал лесовиков-звероловов из своей подмосковной вотчины Локотни. Они же выходили каждую ночь в дозор на дорогу, что вела к озеру.
Тыльная сторона усадьбы упиралась в глубокий овраг. Здесь тоже был частокол, но пониже: и без того наверх забраться было трудно, склоны оврага, заросшие колючими кустами, круты. Да и к самому оврагу вели через лес только неприметные тропинки, по которым ходили редкие странники-богомольцы, хорошо знавшие эти места.
В овраге, возле незамерзающего светлого ручья, стояла деревянная рубленая часовенка, и место это почиталось святым. При часовне жил монах с непонятным именем Имормыж, могучий бородатый детина, носивший круглый год — и в мороз и в летний зной — черную суконную рясу.
Два рослых молодых послушника вели нехитрое хозяйство: кололи дрова, варили кашу, деревянными лопатами отбрасывали снег от часовенки и бревенчатой кельи, поставленной неподалеку от нее.
В свою келью монах Имормыж допускал немногих. Но случалось, странники не выходили из кельи по дню, по два. Может, молились в уединении, а может, просто отлеживались в тепле, отдыхая после трудного пути по лесным чащобам. Мало кто замечал их долгое отсутствие: пришлые люди в овраге обычно не задерживались. Помолятся в часовне, наберут в скляницу святой водицы, если дело к вечеру — поставят шалаш-однодневку, переночуют — и уйдут, куда кому надобно.
А о том, что Имормыж и не монах вовсе, а особо доверенный человек воеводы Ивана Федоровича, знали совсем немногие. В келью вел из усадьбы тайный подземный ход, прорытый много лет назад, когда еще покойный великий князь Александр Ярославич Невский отсиживался в Переяславле после ссоры с новгородцами.
Давно это было. Кто и слышал о подземном ходе, давно забыл. Но вернулся князь Дмитрий Александрович, а с ним боярин Антоний, великий умелец на тайные дела, и о подземном ходе к оврагу вспомнили опять. Престарелого монаха, хранителя часовенки, повелением князя отправили на теплое житье в монастырь. В келье поселился Имормыж и послушники, тоже не духовного чина люди, а доверенные дружинники переяславского князя.