Леха лихорадочно протирал стекло. В светлом от луны дворе маленький инопланетянин поднял посадочную ногу и, бережно обтерев ее лягушачьими лапками, понес мимо невредимого сарая к калитке. Открыв, обернулся. Луна просияла напоследок в похожих на мыльные пузыри глазах.

Калитка закрылась, брякнув ржавой щеколдой. Петро за столом оторвал тяжелый лоб от кулака, приподнял голову.

— Слышь… — с болью в голосе позвал он. — Только ты это… Смотри не обмани. Обещал склепать — склепай… И чтобы раздвигалась… Чтобы на двенадцать метров…

Шеф, полусонный, вытянулся на кушетке. Напротив него на своем стуле восседал, будто аршин проглотив, Монти. Когда Дик подлил себе джина и разбавил его водой, ни тот, ни другой даже не шевельнулся. К крепким напиткам Монти относился безразлично, а Шеф — так тот спиртного на дух не выносил, хотя демонстрировать свои чувства было не в его натуре. Монти иногда пил пиво с Диком в «Таверне Георга». Чего он действительно терпеть не мог, так это табачного дыма, и сейчас, уловив его запах, чихнул.

— Будь здоров! — пожелал ему Дик.

Сигарету можно докурить в кухне, приготавливая им ужин. Не хватало еще, чтобы Монти в его-то годы начал кашлять — так и бронхит можно заработать. Ради благополучия Монти Дик пошел бы решительно на все, однако, вытащив из холодильника бифштекс и вернувшись в гостиную за своим стаканом, он обратился к Шефу. Монти был его другом — лучшего не сыщешь на всем белом свете. А Шеф — совсем другое дело: к нему следовало относиться как к боссу, требующему к себе уважения и почтения.

— Ну что, Шеф, проголодался? — поинтересовался Дик. Шеф сполз с кушетки и степенно прошествовал в кухню. Дик последовал за ним. На дворе уже смеркалось, но было еще достаточно светло, и Дик увидел старое клетчатое пальтецо Монти, все еще висевшее на веревке. Его, пожалуй, лучше снять, а то вдруг еще ночью дождь пойдет. Дик вышел во двор, тщетно надеясь, что старый Том, его сосед, не увидит света в кухне и не выйдет из дома. Подобные ожидания никогда не оправдывались. Не успел Дик снять и первую прищепку, как дверь отворилась и послышался надтреснутый гнусавый голос.

— Ночь будет холодная. Как бы еще мороз не ударил.

Дик увидел, как в прямоугольнике света появилась огромная тень Шефа. Прекрасно. Шеф как нельзя кстати. Став на задние лапа у забора; Шеф оказался на целую голову выше старого Тома, который, нервно ухмыляясь, попятился.

— Пошли, Шеф, — бросил Дик. — Пора ужинать.

— Совсем как дети, правда? — прогнусавил старый Том. — Почти как люди. Даже жуть берет. Только взгляните на него — понимает каждое ваше слово.

Дик не ответил. Он последовал за Шефом на кухню, громко хлопнув за собой дверью. Ничто его так не раздражало, как привычка людей считать, будто они делают животным комплименты, сравнивая их с себе подобными. Эка невидаль! Да Шеф и Монти в любом отношении в сто раз лучше любого человеческого существа, которое Дику когда-либо доводилось встречать. Совсем как дети — это же надо! Дети в ожидании ужина ныли бы и хныкали, путаясь у него под ногами. Его же собаки терпеливо сидели и мирно наблюдали за тем, как он накладывает им в глиняные миски бифштекс с гарниром да еще с витаминной добавкой. И лишь после того, как миски оказывались на полу, они со сдержанным достоинством направлялись к ним.

Дик смотрел, как они едят. Аппетит у Монти, в его четырнадцать лет, оставался таким же, как и прежде, хотя ел он медленнее Шефа. Зубы у Монти были уже не те. Вылизав миску, пес сделал то, что проделывал всякий раз с тех самых пор, когда был еще щенком, — подошел к Дику и положил свою серую морду на ладонь протянутой руки. Дик нежно погладил собаку за ушами.

— Славный мой песик, — произнес Дик. Он с презрением относился к тому, что собак обычно называли «мальчиками». Они не мальчишки. Мальчишки — грязные и вонючие, шумные и непослушные. — Молодчина — вот ты кто! Ты отменный старый пес.

Шеф держался с большим достоинством. Подобные знаки любви и признательности были бы несовместимы с его породистостью и внешностью. Дик с Монти знали свое место и посторонились, когда Шеф величественно прошествовал в дверной проем и занял прежнее место на кушетке. Дик пододвинул кресло Монти поближе к батарее. Половина седьмого. Дик допил джин.

— А сейчас мне нужно уйти, — сказал Дик, — но к десяти, самое позднее, я вернусь. Так что вы немного подремлите, а когда я вернусь, мы все прогуляемся. О'кэй?

Монти проводил Дика до входной двери. Так у них повелось, и так будет всегда, несмотря на то, что задние лапы собаке скрутил ревматизм. Всем нам грозит старость, подумалось Дику, надо как-то подготовиться к тому, что в этом году или в следующем, а Монти я потеряю…

Заперев дверь, Дик выгнал из гаража машину и проехал ярдов триста до телефонной будки. Он никогда не вел деловых разговоров с домашнего телефона, а пользовался одним из телефонов-автоматов между своим домом и «Таверной Георга». Через пять минут телефон в будке должен зазвонить. Если только, разумеется, опять не стрясется что-нибудь. Если только обстоятельства снова не пойдут вразрез с ее планами. Глупая… кто? Дик терпеть не мог привычки употреблять названия животных-самок — сука, корова, кобыла — в качестве оскорбительных эпитетов по отношению к женщине. Свою неприязнь к женскому полу он выражал каким-нибудь смачным непристойным ругательством, и сейчас выбрал худшее, на его взгляд, из всех — баба. Глупая, жадная, подлая баба, черт бы ее побрал! Телефон зазвонил ровно без четверти семь. Дик снял трубку и развал пароль, давая понять, что это он, а не какой-нибудь тип, любящий совать нос в чужие дела.

Он впервые услышал ее голос — нервный и аристократический.

— Сегодня вечером должно получиться, — сказала она.

— Да уж пора бы. — До сих пор они договаривались через посредника Дика, но каждый раз у нее непременно что-нибудь да срывалось. Со времени получения первого взноса в качестве аванса минуло уже шесть недель. — Я вас слушаю.

— Вот что. Я хочу, чтобы вам о нас ничего не было известно… я имею в виду, кто мы. Договорились?

Как будто ему не наплевать, Кто они такие и что за грязные страсти привели ее к этому телефону, к этому заговору. Однако он презрительно ответил:

— А разве об этом не напишут в газетах?

От страха голос у нее сорвался на писк:

— Вы могли бы меня шантажировать!

— А вы, согласитесь, меня. Тут мы оба рискуем. Выкладывайте, я вас слушаю.

— Ну что ж. Он плохо себя чувствовал, но сейчас ему лучше, и он возобновил свои обычные прогулки. Он выйдет из дому в половине девятого и направится по тропе через Уэст-Хит в сторону Финчли-роуд. Вам не обязательно знать, зачем или куда он идет. Это вас не касается.

— Мне это в высшей степени безразлично, — ответил Дик.

— Вам лучше подождать на одном из самых безлюдных участков тропы, как можно дальше от дома.

— Предоставьте это мне… но как я узнаю, что это он?

— Ему пятьдесят, он среднего роста, хорошо сложен, волосы седые, небольшие усики. Он выйдет без шляпы. Поверх серого твидового костюма на нем будет черное пальто с черным же меховым воротником. Без десяти девять он пройдет половину тропы через Уэст-Хит. — Тут ее голос чуть дрогнул. — Надеюсь, все будет проделано чисто? Как вы это сделаете?

— Вы что же, хотите, чтобы я рассусоливал об этом по телефону?

— Ну, может, и нет. Вы получили первую тысячу?

— За шесть недель, — ответил Дик.

— А что я могла поделать? Моей вины тут нет. Остальное получите в пределах недели, точно так же, как и задаток…

— По обычному каналу. Это все? Мне больше ничего не положено знать?

— Да вроде бы все, — ответила она. — Хотя нет, постойте… впрочем, это не имеет значения. — Она помолчала. — Вы ведь меня не подведете, правда? Сегодня последняя возможность. Если не получится сегодня вечером, тогда вся эта затея вообще теряет смысл. Завтра уже все изменится, и я не…