— Нет, — словно отрезала Лисицкая. И уже мягче: — Нельзя тебе здесь оставаться, мало ли кто ко мне может прийти. — Потом, видимо, сжалившись над своим бывшим любовником, добавила: — Я сейчас вызову Кольку Парфенова с машиной, скажу, чтобы Лариску захватил и вас обоих ко мне на дачу отвез.

— Это какую Лариску? — не понял Монгол. — Из парикмахерской?

— Во-во, ее самую.

Уже поздно ночью, оставшись одна, Ирина Михайловна позвонила Часовщикову. К телефону долго никто не подходил, наконец трубку сняли, послышался недовольный голос разбуженного среди ночи человека:

— Кого еще надо?

Лисицкая усмехнулась, представив заспанное, вечно недовольное, обрюзгшее лицо этого барыги, который наживал на скупке и перепродаже такие проценты, что… «Хоть бы жил по-человечески, а то ходит как последний одесский бич», — с ненавистью подумала она, но тут же взяла себя в руки, сказала, прикрывая трубку рукой:

— Не узнаете, Арон Маркович?

Часовщиков, поднаторевший на телефонных разговорах и имевший колоссальную память на голоса, тут же сориентировался, его дребезжащий дискант сменился бархатным баритоном:

— Ирина Михайловна, голубушка?

— Она самая.

— Чем радовать будете?

— Всплыл отличный товар.

И тут же вопрос. Но в голосе уже не было той обволакивающей бархатности, а что-то хищническое, словно клекот орла-стервятника, донеслось из трубки:

— Какой?

— То, что вы просили.

— Товар ваш?

— Нет.

Какую-то долю секунды трубка молчала, затем послышалось осторожное:

— Человек надежный?

— Вполне.

На другом конце провода облегченно вздохнули и тут же с жадностью спросили:

— Много?

— Очень.

— Прекрасно! Когда можно посмотреть товар?

Лисицкая помолчала, обдумывая, на какое время лучше всего назначить встречу, сказала:

— В девять вечера вас устроит?

— Даже очень, — ответил Часовщиков и тут же добавил: — Надеюсь, дорогуша, вы пришлете за мной машину? Бедному и совсем старому Арону так трудно ездить на этих проклятых трамваях, а такси, сами знаете, обдерут как липку.

— Пришлю, — нехотя согласилась Лисицкая, поражаясь жадности Часовщикова. «Идиот, для чего ему столько денег надо?» — подумала она и усмехнулась, представив себе это вечно обросшее седой щетиной, с обвислыми щеками лицо, когда вскроется вся эта многотысячная фальшивка. Главное, что она здесь ни при чем.

Водитель объявил остановку, троллейбус замедлил ход, разморенные жарой пассажиры лениво поплелись к выходу. Взглянув на часы, вместе со всеми вышел и Пашко, до начала оперативки оставалось более часа, и Саша решил дойти до «Березки», где работал Корякин. Его поездка в Аркадию, где якобы раньше трудился Корякин, дала много ценного, и теперь ему хотелось в свободной обстановке посмотреть на парня и попытаться понять, что же толкнуло его в мир спекуляции и наживы. По всем данным было видно, что это не случайное падение — Александр Корякин шел к своей цели настойчиво и упрямо, опускаясь все ниже и ниже.

В «Березке», как всегда, толкалось больше любопытных, чем покупателей. Корякин стоял за прилавком и тихо скучал, изредка позевывая в ладошку, ходового товара не было, и народ большей частью толпился у витрины с драгоценностями. Корякин профессиональным взглядом скользнул по Пашко, отвернулся, заскучав еще больше. «Ишь ты, физиономист белобрысый, — подумал Пашко. — А ведь по Ломброзо тебя можно было бы отнести и к интеллектуальным типам — удлиненный овал лица, высокий лоб, серые, широко поставленные глаза…»

— Паслушай, дарагой. Не покупаешь, не мешай. — Высокий мужчина, зачехленный, несмотря на жару, в пиджак, уверенно отстранил Пашко в сторону и, улыбаясь как старому знакомому, подошел к Корякину. — Здравствуй, дарагой.

Лицо продавца стало буквально на глазах меняться, пришли в движение лицевые мышцы, «хозяин» начал быстро превращаться в «приказчика». Чтобы не мешать им, Саша отошел в сторону, через головы еще раз посмотрел на Корякина и заторопился к выходу.

После оперативного совещания, на котором был заслушан доклад Гридуновой о проверке блондинок, ранее замеченных в фарцовке и спекуляции, Пашко попросил Ермилова, чтобы тот принял его. Загруженный организацией работы по розыску Акулы, полковник нехотя согласился, пробурчав, что хватит, мол, хамсу да кильку ловить, пора и на более крупную рыбу выходить.

Заложив руки за спину, Ермилов прошел к открытому настежь окну, спросил хмуро:

— Ну что там у вас еще?

Немного побаивающийся полковника, Саша посмотрел на его сутулую спину, неизвестно зачем откашлялся, раскрыл тоненький скоросшиватель с делом Корякина.

— Я, товарищ полковник, убежден, что дома у этого дельца филиал «Березки». Но это еще не все. Уже сейчас его можно привлекать к уголовной ответственности за подделку государственных документов.

Ермилов повернулся к лейтенанту, удивленно посмотрел на него.

— Да, да, именно за подделку. Когда поступил сигнал от Сангина, мы решили запросить предыдущее место работы Корякина. Все-таки у парня в трудовой книжке две благодарности. Звоню в магазин, и тут вдруг оказывается, что он там никогда не работал. Книжка липовая, он воспользовался ею, чтобы устроиться в «Березку».

— Та-ак… — Ермилов постучал пальцами по подоконнику, немного помолчал, затем сказал, четко отделяя слова: — И все же привлекать надо не за подлог документов, а за спекуляцию. Вы уверены, что сможете взять его с поличным?

Пашко закрыл скоросшиватель, пожал плечами.

— Думаю, да. Мы с Ниной Степановной уже обговорили кое-какие варианты…

День был удачным. Вчера, уже перед самым закрытием магазина, позвонил тот самый таджик и сказал, что купит все, что предложил Корякин. Встречу назначили около гостиницы.

В такси было уютно. Тихо пощелкивал счетчик, безмятежно отсчитывая километры, на заднем сиденье мягко покачивались три коробки с «товаром». У светофора таксист резко затормозил, и Корякин перегнулся назад, поддерживая сползающие коробки.

Когда машина тронулась, быстро зыркнул на счетчик — 2 рубля 13 копеек. Невольно вздохнул — дороговато обходилась поездка. «Может, с этого таджика и за проезд содрать? — пронеслось в голове. — Да нет, черт с ним. С такого приварка можно и самому заплатить».

Показалось старинное, еще дореволюционной постройки здание гостиницы. Корякин тронул таксиста за плечо.

— Шеф, во-он там останови. Я выскочу, а ты меня обожди минутку.

Пожилой шофер согласно кивнул головой, спросил:

— Платить сейчас будешь или потом?

— Конечно, потом.

— Только в темпе давай. Мне план гнать надо.

Едва Корякин вылез из машины, как Пашко сразу же увидел его. Окликнув двух парней из комсомольского оперативного отряда, которые наблюдали за стоянкой такси, он сделал знак милиционеру, глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, чтобы без промаха сыграть свою роль.

Саша Пашко отвалился от стены и, пошатываясь, изображая пьяного, пошел наперерез Корякину. Вдруг он остановился, начал шарить по карманам. Ничего не найдя в них, потянулся рукой к поравнявшемуся с ним Корякину.

— Слышь… Дай закурить.

Корякин мимоходом глянул на пьяного парня в истрепанной рубашке, брезгливо поджал губы.

— Не курю.

— Э-это как не куришь? — удивился Пашко. — Нет, ты постой.

— Да пошел ты… — Корякин, пытаясь вырваться из цепких пальцев лейтенанта, толкнул его в грудь. — Сволота!

— Что-о? Ах ты… наших бить! Да я тебя…

Кто-то из женщин крикнул: «В милицию их надо!», а сквозь сгустившуюся толпу уже продирался немолодой старшина с двумя дружинниками. Схватив за локоть Пашко и Корякина, он повел их к стоявшей за углом патрульной машине.

— Что же вы неповинного человека забираете? — удивились в толпе.

— В отделении разберемся, — отрезал старшина.

— Да я-то при чем? — уперся Корякин. — Эта пьяная сволочь ни с того ни с сего прицепилась ко мне, а я-то при чем?