Сибирцев не мог сказать о себе, что он был неопытным ходоком, но теперь он где-то подспудно готов был даже позавидовать идущему впереди егерю, тому, как тот легко и безошибочно находил нужный ему бугорок, перескакивал на соседний, слегка позвякивая содержимым саквояжа и поджидая Сибирцева. Следуя за ним, Сибирцев оступался, хватался ла скользкие ветки и стволы черных деревьев, хлюпала под ногами вода, сапоги все чаще и глубже проваливались в болота; скоро вода проникла за голенища, и ступням стало совсем холодно и мокро.

«Пропадут сапоги, - с сожалением думал он. - Ах, черт, какая жалость… Такие сапоги!»

- Тут, ваш бродь, надо с осторожкой, - совсем уже шопотом предупредил Стрельцов.

Вот оно, начинается, понял Сибирцев. Теперь держись, ваше благородие, господин доктор. Он передохнул, стоя на качающейся кочке и опираясь на палку, которая медленно проваливалась в топь, потом, набрав полную грудь воздуха, словно ныряя в глубокий омут, шагнул за стариком.

Шагнул, как тогда, в восемнадцатом…

В харбинском кабаке «Палермо» шел грандиозный пир. Гуляли калмыковцы, - они, видать, произвели очередную «калмыкацию», то бишь ограбили проходящий пассажирский поезд где-нибудь в районе Гродековских туннелей. Гуляли орловцы. Эти - с горя. По слухам, их собирались расформировать: обнаружилась растрата по хозяйственной части ни много ни мало в полмиллиона рублей. Да и как ей не быть, если у Орлова всего три сотни штыков в отряде, зато два оркестра. Но все это мелочи, потому что Семенов, сидящий на станции Маньчжурия, зарабатывает по два миллиона в день, да плюс звание благодетеля населения. Семеновцы тоже гуляли в «Палермо». Гулял харбинский посланник Семенова полковник Скипетров, ждавший производства в генералы, и с ним хорунжий Кабанов. У этих была серьезная причина. Во-первых, позавчера обнаружили в Селенге труп известного золотопромышленника Шумова, ехавшего в семеновском бронепоезде с большим грузом золота. Что произошло, где золото - никто не знал, но, разумеется, догадывались. А во-вторых, несколькими днями раньше Семенов произвел «семенизацию» в отличие от «калмыкации», то есть реквизировал двадцать девять вагонов кожи и продал какому-то спекулянту в Хайларе. Об этих злополучных вагонах уже шел разговор по городу, громко возмущался сидевший в Харбине Колчак, ждали каких-то ревизоров омского правительства, но разговор разговором, а деньги были. Только у кого? Исчезли куда-то деньги. Семенов рвал и метал.

Скипетров приехал за полночь с охраной на пяти казенных автомобилях. В одном из них прибыл в «Палермо» и Сибирцев, доверенное лицо Скипетрова. Когда ж это было? В июле? Нет, еще в июне восемнадцатого. Да, великий был пир…

Еще у входа, окинув взглядом тусклый и задымленный огромный зал, среди багровых испитых физиономий «спасителей России» Сибирцев отметил нескольких знакомых и среди них пьяного офицера-орловца. Из того угла, где сидел орловец, слышались крики, хохот, хлопки пробок шампанского. Взгляды встретились, орловец растянул губы в пьяной улыбке, но, видимо, не узнал Сибирцева, тут же отвлекся и стал что-то кричать на ухо соседу.

Сибирцев прошел к сдвинутым столам, которые быстро накрывали два суетливых прилизанных официанта, сел наискосок от Скипетрова и стал внимательно оглядывать зал.

- Не гляди, сейчас привезут, - прохрипел ему через стол Скипетров. - Я Ваську послал, велел, чтоб мигом доставил. Он знает, где хорошие девки.

- Гульнем, значит, господин полковник, - радостно ухмыльнулся Сибирцев.

- Гульнем, таку их, не будь я генералом, - захохотал Скипетров. - Тащи живей! - заорал он на официантов. - Все тащи, китайская твоя харя!

Пришел Кабанов. Он уже покачивался, его поддерживали под руки двое башибузуков. Грузно шлепнулся на стул, тоже заорал:

- Шампанского, живо! - и затуманенными глазами пристально взглянул на Сибирцева. Подмигнул.

От соседнего стола повернулся какой-то незнакомый капитан и брезгливо сморщился, увидев Кабанова.

Будет драка, понял Сибирцев. Не сейчас, а когда еще подопьют.

Дальше все закружилось, завертелось. Пили и ели без разбору, поначалу с каким-то мрачным ожесточением, а потом, по мере употребления, постепенно отваливаясь от стола, стали воинственно поглядывать на соседей, бросая весьма недвусмысленные замечания по поводу их дам. Свои еще не прибыли, и Скипетров пообещал при всех, прямо тут же на столе заголить Ваське задницу и всыпать сотню соленых.

Улучив минуту, Сибирцев встал и, пошатываясь, отправился через весь зал в глубину ресторана. Он прошел длинным коридором, откидывая бархатные занавески, вошел в туалет, огляделся. Туалет был пуст. Склонившись над унитазом, всунул в горло два пальца, напрягся, и его вырвало. Когда он, полоща рот, стоял уже у умывальника, в туалет вошел знакомый розовощекий орловец. Мундир его был распахнут, он качался, громко икал и пробовал, ужасно фальшивя, петь: «Без сюр-р-р-тука, в а-адном хала-ате…» Увидев Сибирцева, смолк и, подойдя к соседней раковине, сунул голову под кран и пустил струю воды.

- Сильный северный ветер, - пробормотал он вдруг словно про себя.

Сибирцев замер, услышав эту фразу, скосил глаза на орловца, так же тихо ответил: Сегодня тепло.

- Пазвольте мыла! - вдруг громко, так что Сибирцев вздрогнул, объявил орловец и взял обмылок с раковины Сибирцева. - Благодарю-с!

Вместо обмылка осталась лежать в мыльнице маленькая бумажная трубочка. Сибирцев осторожно положил сверху ладонь, прополоскал горло еще раз и вошел в кабинку. Орловец уже умылся и с песней удалялся по коридору обратно в ресторан.

Быстро развернул бумажку. Там было несколько слов: «Срочно уходи. Кабанов - контрразведка. Деньги при нем. Найду тебя сам. М.».

Тщательно порвал записку и спустил воду, проверив, чтоб не осталось клочков бумаги.

После этого пригладил волосы, стряхнул капли воды с мундира и тоже отправился в зал.

Компания напилась. Дамы уже прибыли и теперь с визгом и хохотом усаживались рядом с семеновцами. Официанты тащили стулья.

Усевшись на свое место, Сибирцев окинул туповатым взглядом опустошенный и разграбленный стол, взялся за бутылку водки. В этот момент кто-то крепко сжал его плечи и, горячо дыша в ухо, прошептал:

- Ты куда ходил, а?

- Блевать ходил после этого дерьма, - пьяно отозвался Сибирцев, не оборачиваясь. Цепкие пальцы сдавили сзади его шею.

- А если я пойду посмотрю, а? - прошипел голос за спиной.

- Пошел ты… - скривившись, Сибирцев резко повернулся на стуле. Пальцы на его шее разжались.

Перед ним, держась рукой за спинку стула, стоял Кабанов и пристально-пьяным взглядом мрачно сверлил его зрачки.

- Сядь, Кабанов, а то… в морду дам, - так же мрачно, но убежденно сказал Сибирцев и крикнул в пространство: - Эй, водки!

Кабанов постоял еще, покачался взад-вперед с носков на пятки, потом пошел и сел на свое место.

«Что-то случилось. Зря не стали бы паниковать. Значит, надо смываться. А как?» - подумал Сибирцев.

Сидевший теперь рядом со Скипетровым незнакомый калмыковец громко и с восторгом рассказывал:

- …Весь юридический отдел… И всех - расстрелять. Всех до одного. А почему, я спрашиваю? А? Потому что, - он слегка понизил голос, - много брали. А сдавали мало. Он захохотал. - А чтоб помирать не скучно - водки ведро и отдали им на сутки всех девок… Мы их взяли как большевичек. В разведке. Много взяли. Ха-арошие девки, молоденькие. А потом всех вместе. В расход…

За столом поднялся хохот. Приехавшие дамы явно чувствовали себя неуютно. Но это было только начало.

- Мальчишки… сопляки… - прохрипел Скипетров. - Без бабы подохнуть не могут.

- А на что они нам? - пьяно вскинулся калмыковец. Мы их в плен не берем. Нам это лишнее. Поигрался - и в сопки.