Ника улыбнулась.

- Люди, разделавшись с голодом, войной и эксплуатацией, просто немного сошли с ума от радости. В двадцать втором веке был праздник человечества, но ведь праздник не может длиться вечно.

Откуда такие мысли у этой девочки? Лорку поражало ее уверенное спокойствие, сквозь которое просматривалась легкая грусть. Словно еще не успев толком вступить в жизнь, Ника уже рассталась с какой-то желанной, но несбыточной мечтой.

- Чего же ты хочешь, девочка?

- Быть человеком, - ответила Ника без всякой аффектации, - только это очень трудно.

Она попала в самую точку, трудно быть настоящим человеком. Да, чтобы стать истинным гомо сапиенсом, человеку пришлось пройти через арены римских цирков, костры и пытки инквизиции, фашистские фабрики смерти, горнило революций и национально-освободительной борьбы. Чтобы быть настоящим человеком, не слугой, а господином своей судьбы, надо не только любить свое тело, но и уметь обуздывать его. Был еще один штрих в этой вечной проблеме, догадывалась ли о нем эта не по годам мудрая девушка-подросток?

- Быть просто человеком невозможно. Людей как таковых на свете не существует, есть мужчины и женщины. Ты - женщина.

- Да, по рождению, - в голосе ее прозвучала досада, - но я не хочу быть женщиной. Не хочу быть ни возлюбленной, ни женой, ни матерью. Меня унижает все это.

Лорка молчал, и после паузы Ника продолжала:

- Есть девочки, которые жалеют, что не родились мужчинами. Я не жалею. Не хочу быть ни мужчиной, ни женщиной. Хочу быть просто человеком.

Лорка подумал, что было бы интересно встретиться с ней лет через пять и снова поговорить обо всем этом. А Ника, помолчав, сказала мягко, точно извиняясь:

- Скорее умру, чем стану рабой инстинктов.

Лорка понял, что это не просто слова, и сердце его сжалось. Что будет с ней, когда она полюбит? А это случится с неизбежностью восхода солнца.

- Зовешь ты меня Лоркой, а почему? - спросил он, меняя тему разговора. - Разве ты не знаешь моего имени?

- Знаю, - спокойно согласилась Ника, - но я уж так привыкла. Ведь Лоркой вас зовет и жена, и ваш лучший друг Тим, правда?

- Правда, - не сразу ответил Федор, голос его прозвучал сухо, почти бесстрастно. - Только нет уже моего лучшего друга Тима. Он погиб неделю назад.

Лорка проговорил это, не поднимая на девушку глаз, но все-таки уловил какое-то импульсивное ее движение и взглянул на нее. Ника была удивлена, даже больше - изумлена.

- Что с тобой? - встревожился Лорка.

- Со мной ничего, - медленно проговорила Ника, теперь Лорка разглядел в ее глазах не только изумление, но и тревогу.

- Да что с тобой?

- Лорка, - Ника волновалась, но она умела владеть собой, и голос ее звучал негромко и спокойно, - я не знаю, что и как, но вчера вечером, еще в Приморье, я видела Тима.

- Тима?

- Да. Тима, живого и здорового.

Лорка глубоко вздохнул.

- Ты ошиблась, девочка, - мягко сказал он.

Ника упрямо покачала головой.

- Я не ошиблась. Он ехал в закрытой машине вместе с Отаром Неговским. Отар лечил меня после того самого случая. Он всегда здоровается со мной, разговаривает. И на этот раз он остановил машину. Я хорошо рассмотрела - с ним вместе был Тим.

- Отар Неговский? Он работает в клинике Латышева?

- Да, у Латышева, - Ника видела, как тяжело задумался Лорка, и осторожно прикоснулась к его руке. - Что все это значит, Лорка?

- Не знаю, - медленно проговорил Федор.

Боковым зрением уловив некое движение, Отар Неговский поднял голову и изумленно откинулся на спинку кресла: на подоконнике окна, что выходило в парк, стоял человек могучего сложения. Отар прикинул - на каком этаже его кабинет - на первом или на втором? На втором. Оставалось предположить, что странный посетитель забрался на окно по наружной стене. Если учесть, что она увита диким виноградом, это не так уж сложно. Однако интересен способ наносить визиты! И что, в конце концов, нужно этому рыжему геркулесу? Перехватив взгляд Неговского, визитер бесшумно спрыгнул на пол и, мягко, по-кошачьи ступая, направился к столу. Неговский сел в кресле поудобнее и приветливо проговорил:

- Присаживайтесь, гостем будете, - и несколько принужденно усмехнулся, - вы частенько наведываетесь вот так?…

- По мере необходимости, - хладнокровно ответил гость, опустился в кресло и представился: - Федор Лорка.

- Припоминаю. Отар Неговский.

- Знаю, - отрезал незваный гость. - Мне до смерти надоела ваша клиническая бюрократия, поэтому я и решил максимально ускорить процедуру проникновения к вам в кабинет.

За этой фразой стояла масса усилий и несколько часов напрасно потерянного времени. После разговора с Никой Лорка ближайшей орбитальной ракетой вылетел с Гаваев в Приморье, где располагалась клиника Латышева. Попытка связаться со старым профессором по обычным каналам успеха не принесла - его видеофон был отключен от общей сети. Лорке разъяснили, что Латышев занят чрезвычайной работой и никого не принимает. Начиная раздражаться, Лорка пустил в ход весь свой немалый авторитет и добился-таки разговора по видеофону с профессором-затворником. Но это ничего не дало. Едва услышав, что с ним хотят говорить по важному, по личному делу, Латышев раздраженно бросил, что для личных дел у него сейчас нет времени, и выключил аппарат. Тогда Лорка рассердился окончательно и решил, несколько поступившись традиционной земной этикой, перейти на методы, которые он привык применять при разведке неосвоенных планет.

- Могу сказать со всей откровенностью, - Неговский говорил холодно, как и Лорка, - если вы и встретились с какими-то затруднениями, то не с бюрократией, а врачебной этикой. Точнее - врачебной тайной.

- Мне надоели и тайны.

- Вы ведете себя довольно оригинально. Если не сказать - бестактно, - у Неговского даже губы дрогнули от обиды.

- Мне не до пустопорожней пикировки, - Лорка в упор смотрел на Неговского холодным взглядом. - В вашей клинике тайно содержится мой друг, Тимур Корсаков, который официально считается погибшим. Я хочу знать, что это значит.

Лицо Неговского мгновенно смягчилось, отразив сложное чувство, похожее сразу и на сожаление и на сочувствие.

- Вот оно что, - пробормотал он вполголоса.

- Вы не отрицаете, что Тимур у вас?

Неговский взглянул на Лорку, тут же отвел глаза и глубоко вздохнул.

- Разумеется, не отрицаю. Тайна вокруг этой истории - чисто вынужденная и временная мера. Через день-другой мы бы сами пригласили вас в клинику.

- Когда я смогу его увидеть?

Неговский взглянул на Лорку с каким-то странным выражением и опять отвел взгляд.

- Простите, но это невозможно.

- Я настаиваю, - голос Лорки зазвучал негромко, но непреклонно.

- Я не так выразился, - поспешно поправился Неговский и досадливо поморщился. - Как бы это объяснить попроще? - Он на секунду задумался. - Вы знаете о последних экспериментах Латышева по юнизации?

- Нет.

- Эта информация во избежание ненужного ажиотажа распространена лишь в очень узком кругу специалисте, - Неговский помассировал себе лоб большим и указательным пальцами. - Надежда обрести вторую молодость, знаете ли, способна вскружить голову кому угодно.

- Я не понимаю, какое отношение все это имеет к Тимуру Корсакову, - холодно заметил Лорка.

- Сейчас поймете, - спокойно сказал Неговский. - Однако вам нужно набраться терпения и выслушать то, что я расскажу.

Рассказ Неговского чем-то походил на сказку, не на волшебную сказку седой древности, а новоявленную, принадлежащую двадцать третьему веку. Оказывается, от теоретических и технических изысканий к практическим опытам по юнизации Латышев перешел еще около года назад. Сначала активному омолаживанию были подвергнуты три дряхлые собаки, едва таскавшие от старости ноги. Одна из них погибла в ходе эксперимента, зато две другие превратились в отменно здоровых псов. Опытные специалисты-кинологи, которым, не открывая тайны опыта, их предъявили для установления возраста, единодушно решили, что каждой из собак не более трех лет. Эксперимент по юнизации собак повторили много раз, пока Латышев не добился устойчивого и надежного эффекта омолаживания. Клиника перешла к юнизации обезьян, при этом выяснилось, что переход с одних видов животных на другие не ставит перед этой своеобразной системой лечения, лечения от самой смерти, каких-либо новых проблем и принципиальных трудностей. И тогда старый профессор решился на последний, ответственнейший шаг, завершивший многолетние настойчивые поиски.