До владений Шепильской добрались без приключений и в относительном комфорте. К полудню мороз отпустил, а небо затянуло низкими облаками. Поднявшийся сырой и теплый ветер, пока больше трепал верхушки деревьев, чем гнал поземку по земле.

По дороге я принял однозначное решение вернуться в посад, так как сидение в имении графини, расположенном у черта на куличиках, ни коем образом не способствовало решению задачи по распутыванию клубка последних событий. Но и появляться там, где меня знали, как облупленного, значит неизбежно навлечь на себя неприятности. Слухи о конфликте с Прохоровым, несомненно, как круги на воде, уже разбежались по округе.

Когда мы добрались до места, Селиверстов, первым делом понесся узнавать, как устроилась Христина, а я отправился на поиски хозяйки. У меня родилась идея, которую стоило с ней обсудить.

Я решил, сколько возможно изменить внешность и заодно поменять имя, чтобы пока исчезнуть из поля зрения противника, тем самым, развязав себе руки. Однако незамысловатый, в сущности, замысел без посторонней помощи, в первую очередь Шепильской, воплотить в жизнь было непросто.

Чем-то озабоченная графиня выслушала в пол уха, но, тем не менее, пообещала пособить. Не прошло и часа, как звероподобный мажордом проводил меня в небольшую комнату, напоминающую театральную гримерную.

Парик с длинными седыми волосами, накладная бородка, очки с круглыми, затемненными стеклами, а главное, специальные вкладки в нос, выворачивающие ноздри, полностью меня преобразили. Судя по тому, как личный цирюльник графини споро и без лишних вопросов сделал свою работу, у него имелся весьма специфический опыт подобных превращений, что наводило на определенные размышления. Однако сейчас это только играло мне на руку, и я не стал забивать себе голову.

Превращение довершил специальный пояс, увеличивший живот. В результате на меня из зеркала смотрел не первой молодости малосимпатичный грузный господин. Но, несмотря на разительные перемены в собственном облике, в глубине души продолжали скрести кошки. Чем дольше я вертелся перед зеркалом, тем больше узнавал знакомых черт, а уверенность в правильности принятого решения таяла на глазах.

Однако отступать было некуда. Я сердечно поблагодарил сдержанно поклонившегося в ответ гримера и прямиком направился в тот самый зал, с охотничьими трофеями на стенах, где впервые познакомился с Шепильской.

В этот раз громадное помещение ярко осветили и хорошо протопили. А вокруг появившегося в центре сервированного стола в одиночестве, если не считать за компанию застывших по углам молчаливыми изваяниями великанов лакеев, неприкаянно слонялся Селиверстов.

Я сразу смекнул, что лучшего случая для проверки действенности камуфляжа вряд ли представится и, подойдя к околоточному со спины, степенно поздоровался. Полицейский вздрогнул от неожиданности, резко повернулся и, смерив меня с ног до головы подозрительным взглядом, буркнул дежурное приветствие. Затем, потеряв интерес, отошел к жарко пылающему камину, демонстративно вытащив из кармана часы.

Довольный произведенным эффектом, я сложил руки на отчетливо выступающем фальшивом животе, покачался с пятки на носок, и насмешливо окликнул Селиверстова:

– Какой-то ты, Петр Аполлонович, страсть как неприветливый. Старых друзей совсем признавать не желаешь? Вроде я тебе плохого ничего не сделал, а?

Околоточный, запоздало реагируя, щелкнул крышкой, закрывая часы, вновь озадаченно уставился на меня. Немая сцена тянулась с минуту, пока он, наконец, начиная соображать, что к чему, неуверенно протянул:

– Ты-ы-ыыы?

Я, – представление меня уже откровенно забавляло. – А ты думал – кто?

Селиверстов шагнул ближе, присматриваясь, обошел кругом, вслед за тем восхищенно покачал головой:

– Вот это да! Если б не голос, нипочем бы не узнал… И к чему весь маскарад?

– Не догадываешься? – я похлопал товарища по плечу. – Вернуться хочу обратно, но так, чтобы ни у кого проблем из-за этого не было. И у тебя в первую очередь. Как думаешь, Буханевич в таком виде не признает?

– А Буханевич-то здесь причем? – приподнял брови околоточный.

– Как причем? – удивился я непонятливости полицейского. – А жить мне где? У тебя что ли? Так извини, ни к чему это. Выбора-то особо нет, только постоялый двор и остается.

Селиверстов кисло скривился.

– Не стоит тебе туда селиться. Нехорошее это место.

– С чего бы это? – разговор становился интересным. – Вроде как Палыч у тебя личность доверенная. Опять же часть свою у него после пожара расквартировал.

– Я, другое дело, – машинально разглаживая усы и отведя глаза в сторону, околоточный явно колебался, продолжать ли ему дальше, но, все же решился. – Может, и разместился там, дабы за старым плутом приглядывать. Сдается мне, не так он прост, как прикидывается. Если в его делишках поглубже покопаться, боюсь, ой как много чего гадкого на свет божий выплывет. Более того, перед тем, как Никодим сбежать попытался и пулю словил, намекнул он мне на нехорошую роль Палыча в твоих злоключениях. Жаль, не успел поподробнее с ним на эту тему побеседовать… Посему, я тебе лучше другую квартиру найду. Есть у меня тут мыслишка одна.

Не сказать, что подозрения Селиверстова в отношении Буханевича огорошили меня. Владелец трактира и постоялого двора с первого дня знакомства показался человеком с двойным дном и, похоже, теперь придется пристальнее к нему присмотреться.

Закурив, я неодобрительно покосился на полицейского.

– Раньше-то чего молчал, а?

Околоточный криво усмехнулся:

– Могут у меня быть свои маленькие тайны?

– Могут, – обманчиво легко согласился я. – Мне все твои тайны знать совсем неинтересно. Только давай на будущее договоримся так. Когда они касаются моей личности, если мы действительно друзья, будь уж так любезен, посвяти. Хорошо?

Чувствуя мое откровенное недовольство и понимая, что не совсем прав, Селиверстов пошел на попятную.

– Да ладно тебе, не серчай, – демонстрируя свое расположение, он дружески подхватил меня под руку и увлек прогуляться по необъятному залу, вдоль ряда сияющих рыцарских доспехов. – Я тебе еще у Прохорова хотел об этом рассказать, да запамятовал. А тут вроде к слову пришлось. У меня-то все до Палыча руки никак не дойдут. Сам понимаешь, то одно, то другое.

Здесь мой внутренний голос подсказал, что настала пора озадачить полицейского еще одной проблемой. Несмотря на общую патриархальность обстановки, какие-нибудь документы, удостоверяющие личность все же иметь стоило. Пользуясь покровительством Прохорова и связями с местным полицейским начальством, мне до сего времени удавалось обходиться без проблем по этому поводу, а выправить соответствующие бумаги все было недосуг. Теперь придется решать вопрос в пожарном порядке.

Выслушав мою просьбу, Селиверстов думал недолго. Хитро подмигнув, спросил:

– Фамилия Бурмистров тебя устроит? А точнее – Иннокентий Поликарпович Бурмистров.

– А почему именно Бурмистров? – повернулся я к околоточному.

– Да тут такое дело, – хмыкнул полицейский, – пару лет назад местные шулера купчишку залетного здорово в картишки нагрели. До копейки все вытащили. А он возьми с горя и утопись. Только по привычке ли, то ли еще почему, но одежку-то свою вместе с паспортом на берегу оставил. Вот я его, паспорт, то есть и прибрал на всякий случай. Как почуял тогда, что сгодиться.

Подсознательно ища подвох в столь удачно сложившейся ситуации, я подозрительно поинтересовался:

– А вдруг хозяина кто вспомнит?

– Не морочь себе голову, – беспечно отмахнулся Селиверстов. – Купчик тот даже до Буханевича не добрался. В шалмане продулся. Никто его здесь толком не видел и не вспомнит. А шулера, как узнали про самоубийство, в бега подались. С тех пор не появлялись. Так что пользуй спокойно… Ладно, как говориться: делу – время, потехе – час. Сейчас вот отобедаем, да тронусь я. Паспорт этот надо в бумагах сыскать, насчет постоя договориться, а завтра поутру, чуть свет, за тобой заеду…