Однако едва Вивиана успела спуститься с холма, как увидела Куина. Он появился из-под тени деревьев там, где конная тропа выходила из леса. Он был один, на своем большом гнедом жеребце, который, застоявшись на конюшне, все еще тряс головой. Значит, Куин приехал прямо из Арлингтон-Парка, подумала Вивиана.

Она смотрела, как Куин погладил коня рукой, пытаясь успокоить, затем ловко спрыгнул на землю и отдал поводья одному из грумов Чесли. Теперь уже не уедешь, подумала Вивиана. И не было смысла искать безопасности в доме. В четырех стенах, среди роскошной мебели, создававшей особую атмосферу, Куин все равно останется таким же большим и таким же страшным.

Но она, Вивиана, как-нибудь справится с Куином Хьюиттом и его вопросами. Вивиана не могла допустить, чтобы он довел ее до такого состояния, в котором она находилась вчера. Она остановилась и ждала.

Куин увидел Вивиану, как только отошел от конюшен, и стал подниматься по холму. В простой шерстяной амазонке и кокетливой шляпке она была, как всегда, прекрасна и обольстительна. Он зашагал по тропе торопливо, еще не уверенный в разумности своего решения, но полный решимости исполнить его.

Они договорились: «один только раз». Но Куину недостаточно было одного раза. Он хотел обладать Вивианой и решил или добиться этого, или избавиться от нее. То, что было вчера – пустая светская болтовня и притворство, что между ними ничего больше нет, – не могло продолжаться. Было. Многое. И если Вивиана настойчиво это отрицала, то она была лгуньей или хуже того – соблазнительницей.

Куин не считал ее ни тем, ни другим. Он начинал подозревать, не скрывает ли она от него что-нибудь, но что? Он видел в Вивиане холодность и отчужденность, что ему не нравилось и не хотелось признавать. Даже его сестра, кажется, не знала, что у Вивианы на уме, а он утром с пристрастием допросил Элис.

Только в его объятиях Вивиана становилась сама собой. Когда между ними рушились все преграды, она снова превращалась в девушку, которую он любил. Следовательно, надо держать ее в своих объятиях. И в своей постели. Куин намеревался сделать то, что должен был сделать десять лет назад. Он решил жениться на Вивиане. И его совсем не волновало, какой ценой заплатит он за это. Он не боялся, что вызовет бурю негодования в Арлингтон-Парке или его мать хватит апоплексический удар.

Еще издалека Куин заметил, что Вивиана нервно похлопывает хлыстом по юбке своей амазонки и подозрительно поглядывает на него.

– Тебе так нравится эта проклятая штуковина? – поднявшись на холм, спросил Куин, глядя на хлыст.

– Никогда не знаешь, когда он может пригодиться. Куин рассмеялся, откинув назад голову:

– Ты жестокая женщина, Вивиана Алессандри.

При этих словах Вивиана опустила глаза и отвернулась.

– Прости меня, – сразу же спохватился Куин. – Я что-то не так сказал?

– Алессандри, – тихо повторила Вивиана. – Меня давно так не называли. И если я жестока, Куинтин, то это жизнь сделала меня такой.

Куин предложил ей руку.

– Пойдем, – тихо сказал он. – Пойдем со мной. Мне надо тебя о чем-то спросить, Виви, и я не хочу говорить об этом в доме.

Вивиана взглянула на руку Куина, такую сильную и твердую, и поняла, что предстоящий разговор неизбежен. Об этом говорило и решительное выражение лица, хотя взгляд его не был суровым. Вивиана оперлась на руку Куина, подобрала юбки, оставив хлыст висеть на запястье.

– Сады Чесли очень хороши в декабре, – с усмешкой проговорила она. – Хочешь, пойдем туда?

Куин улыбнулся, и они направились к садам.

У Чесли было лишь небольшое имение, но его сады славились на весь Бакингемшир. Весной и летом в них бывало множество гостей. Его покойная мать, как однажды сказал Чесли, питала страсть к парадным французским садам, итальянской скульптуре и свежесрезанным цветам. Он чтил ее память, сохраняя все в том виде, как бы ей этого хотелось. Только лабиринт не был приведен в порядок.

– Господи, как будто его моль поела, – заметил Куин, когда они подошли к нему.

Вивиана рассеянно улыбнулась:

– Какая-то болезнь повредила его. Его должны были подрезать садовники.

Это был большой лабиринт. Вивиана и Куин медленно обошли внешний круг в полном молчании. Куин чувствовал удовлетворение от того, что гуляет с Вивианой и ее рука покоится на его руке. Вивиана бросила на него встревоженный взгляд. Юношеское очарование Куина давно исчезло. Сейчас он выглядел уверенным и сильным мужчиной.

Не столько красивым, сколько решительным. Его челюсти были крепко сжаты, а темно-голубые глаза казались холоднее, в них не было той жаркой страсти, которая была накануне. Куин совсем не походил на человека, который схватил ее за руку и поклялся встретиться с ней сегодня.

Вивиана не хотела этой встречи. Она слишком боялась того, что Куин может спросить и что она может не устоять и сказать ему. А если бы он узнал правду, он бы возненавидел ее.

К тому же она не знает, насколько годы изменили Куина. Когда-то Вивиана думала, что знает его; знает, чего он хочет, знает, как он ответит. Не так уж давно она сказала Куину, что не потерпит вопроса о своих поступках. А ответ на них с каждым днем становился все честнее. Что, если она все эти годы ошибалась? Что, если?..

Это означало, что все ее жертвы были напрасны. Все, чем она была, и все, что она сделала, было предопределено тем ее решением. И сейчас Вивиана не могла позволить себе думать иначе. Поэтому она собрала все свое мужество, что ей часто приходилось делать за прошедшие годы, и глубоко вздохнула.

– Ты пожелал меня видеть. О чем же, Куинтин, ты хотел спросить?

Куин посмотрел на Вивиану со смущенной улыбкой:

– Верна себе, Виви, сразу к делу. Что я хотел сказать? Даже не знаю.

– Значит, ты проделал этот долгий путь напрасно.

– Разве? – Куин остановился и посмотрел ей в глаза. – А я чувствую, что не напрасно, Вивиана. Как хорошо вот так гулять с тобой! Я чувствую себя так, словно... вернулись старые времена.

– Мы никогда так не гуляли с тобой, Куинтин, – холодно заметила Вивиана. – Мы ссорились. Потом был секс. А потом мы снова ссорились.

– Это самое холодное, трезвое определение отношений из всех, какие я когда-либо слышал, – согласился Куин. – И никаких романтических воспоминаний не осталось у тебя, дорогая?

– Очень мало, – ответила Вивиана. – Романтика, сага, – это для мужчин. Женщинам трудно позволить ее себе.

Куин поднял бровь и снова зашагал по тропинке.

– Я думаю, оглядываясь назад, что в любом случае это трудно назвать отношениями, – продолжил он. – И все же, Виви, воспоминания не покидали меня все эти годы. Как ты думаешь, почему?

– Не могу сказать.

– А я думаю, потому, что мы прервали их неоконченными, – задумчиво произнес Куин. – У тебя никогда не было такого ощущения, Виви? Или ты просто... никогда не оглядывалась назад?

Вивиана упорно смотрела вдаль, на длинный ряд строений, обрамлявших сады около дома.

– Я никогда не оглядывалась назад, – солгала она. – Я не могла. Я должна была жить.

– Жить без меня, – уныло добавил Куин.

– Ты сделал свой выбор, Куинтин, – прошептала Вивиана. – И теперь не смей заставлять меня брать вину на себя.

– А, ты говоришь, полагаю, о том предложении жениться на тебе, которое однажды высказала, – помрачнев, напомнил Куин. – Последнее время я много думал об этом. Почему, Виви, ты не могла просто сказать мне —^ все или ничего? Почему ты не была со мной честной? Возможно, я... возможно, я ответил бы тебе по-другому.

Вивиана вырвала у Куина свою руку.

– Как ты смеешь?! – спросила она, понизив голос. – Как ты смеешь теперь обвинять меня в нечестности после всего, что уже произошло?! Я что, должна была приставить пистолет к твоей голове? Нож к своему горлу? И если я этого не сделала, значит, это моя вина? Будь ты проклят, Куин Хьюитт! Убирайся к черту! Вот так. Я сказала то, что мне давно хотелось сказать тебе, и сказала по-английски, чтобы ты мог это ясно понять.