Нэйле

Я всегда ненавидела ранние пробуждения. И всегда приходилось вставать, когда тело хотело только спать. Его не волновали мои кошмары. Я сама с удовольствием обходилась бы без сна, но не могла даже встать вовремя. И каждое раннее пробуждение было кошмаром. Даже летом по утрам меня трясло от холода, глаза сами закрывались, тело не слушалось. Но хуже всего было другое. Страх из сна оставался со мной наяву, страх и тоска.

В школе я научилась вовремя вставать. Не потому, что старалась или избавилась от жутких ощущений по утрам. Они, напротив, стали сильнее. Но в этой школе методы борьбы с такими, как я, разработали давно. Чужая магия заставляла вставать на ноги и брести в класс, а страх и тоска сводили с ума. Каждый ученик в той или иной степени находится по действием заклинаний, позволяющих чувствовать, когда начинаются и заканчиваются уроки, но мне особенно повезло. Магия делала пробуждение пыткой…

Так случилось и сегодня. Только страх был во много раз сильнее обычного. Хотелось бежать, или неподвижно забиться в угол. Или просто исчезнуть навсегда. Но я с трудом — пальцы почти не слушались — стала натягивать одежду. Потом схватила сумку с учебниками и почти выбежала за дверь. Стало легче. Страх не исчез, но стал терпимым. Я облизала губы и медленно пошла в класс, где нам преподавали практическую магию. Этого мне тоже не хотелось. Но кого и когда волновали мои желания? Я не помнила подобных моментов в своей биографии.

Заклинание сработало, как всегда, прекрасно — с точки зрения его создателей. И класс был почти пуст. За первой партой сидела Лиара, удивительно мерзкая и уродливая маленькая тварь. Она почти никогда не задевала меня, но лицо, постоянно изгибающееся из-за излишней мимики, вызывало ярость. Особенно — рот, который часто ходил кругами. И голос у нее был отвратительный, резкий и громкий, мерзко-бойкий. Я старалась всегда садиться на заднюю парту — в том числе и для того, что бы видеть подобное как можно реже. К сожалению, помогало это мало. Я хотела никогда не видеть всех своих одноклассников, но они считали иначе, и полагали своим долгом хотя бы раз в день собраться толпой, что бы поиздеваться надо мной. Это уже давно не задевало меня, но сам факт их существования вызывал злость. Больше всего я хотела бы убить их — и не только. Еще — мать, приемного отца, и младших братьев.

В класс вломилась группа моих соучеников. Сразу стало шумно. Я с трудом удерживалась оттого, что бы скривиться. Здесь нельзя было проявлять эмоции. Толпа чуяла их, и мгновенно нападала на того, кто показал слабость. Конечно, это относилось к тем, кто временно или постоянно, но находился вне нее. Я никогда не была частью толпы, не могла, не умела, и не хотела этого. И, если бы не умение сдерживать чувства, мне приходилось бы еще хуже. Но семья сумела научить меня этому. Вспомнив родственников, я впилась ногтями в столешницу, оставляя на ней глубокие следы. Их скопилось уже очень много.

Одноклассники рассаживались по местам. Отвратительная компания — тощий, с длинным лицом Дил, на котором уже в столь юном возрасте было написано «пошлый, грубый, безмозглый подонок». В переносном смысле, конечно. Еще один, с узкими глазками, черными волосами и глупой улыбкой, по имени Кайлд. Он все время что-то изображал, вызывая у меня желание врезать по этой физиономии чем-нибудь тяжелым. К сожалению, осуществив его, я превратила бы свою жизнь в ад. Конечно, мы и так живем в мире с таким названием, но в данном случае имелось ввиду место, в которое посмертно попадают темные. Я в него не верила, но слово употребляла чаще всего именно в таком значении.

В компанию входили и девочки. Трое. Одна — Лауи — самая крупная и тяжелая в классе, с нелепыми вьющимися волосами и грубо накрашенным лицом. Настоящей косметики в школе не было, и ей приходилось использовать подручные средства. Результат ужасал. Еще она постоянно шумела, и у нее был отвратительный голос. Две ее подруги, Некда и Тира смотрелись еще хуже. Они тоже пользовались собственноручно изготовленной косметикой, но еще более неумело. Красные пятна на скулах, синие на веках, и розовые на губах были в два раза отвратительный из-за того, что обе использовали одинаковый макияж, если это можно было так назвать. Цвет волос у них различался, но обе отличались слишком большим весом.

Пока меня не трогали. Слишком рано, им нужно было подготовиться к уроку, а сделать это, ни на минуту не закрывая рта, сложно.

Вбежал маленький, чернявый, с острыми эльфийскими ушами мальчик. Этот был одним из худших. Отвратительный шут, прилагающий все усилия для того, что бы завоевать благосклонность толпы.

Постепенно почти все парты были заняты. Среди одноклассников были экземпляры, обладающие более-менее нормальной внешностью, или не слишком раздражающим поведением. Но вместе они представляли собой удивительно мерзкую толпу.

Учитель явился вовремя. Он никогда не опаздывал. И не позволял смеяться над своим уродством, из-за чего класс его боялся. Я не разделяла этого чувства. Маренн не мог причинить мне настоящий вред, как и любому из учеников. А яростные крики, которые заставляли одноклассников замолчать, меня не впечатляли, да и относились они всегда к другим. Моя мать могла издавать ничуть не менее угрожающие звуки. Только она-то как раз кричала исключительно на меня. Отношение учителя ко мне можно было охарактеризовать как смесь отвращения и презрения. Первое было вызвано кровью демонов, ярко отметившей меня. Второе — тем, что я была магом, способным работать с растениями. Маренн считал эту способность слишком ограниченной и почти не нужной.

Но мне такое отношение приносило только пользу. Меня никогда не спрашивали на его уроках, а в журнале оказывались аккуратные тройки, к моим реальным познаниям не имеющие никакого отношения.

Предмет я знала хорошо, хотя большую часть знаний не могла использовать. Это было необходимо мне для защиты — потому что никто из одноклассников мне бы никогда и не в чем не помог.

Моя соседка — помогла. Но ее я боялась больше, чем кого-либо другого. Странно. Если она в нашем классе, а это так — иначе ее поселили бы в другом месте, почему отсутствует? Но я была этому рада.

— Час на повторение. Потом — контрольная. За каждое слово — минус один балл. За коллективную работу — нули всем участвовавшим. — Вот за это учитель Маренн тоже заслужил искреннюю ненависть класса. Потому что свое слово он держал. И к тому же не забывал отсчитать провинившихся в своей неповторимой манере.

Сейчас мы изучали рунную магию. Я не могла, подобно всем одноклассникам, проверять сейчас правильность написания на листах специальной бумаги. Мне приходилось ее экономить, и я только мысленно воспроизводила перед глазами все двести рун, заданные на прошлой неделе. За это учителя тоже ненавидели. Выучить все, что он задавал в четверг, было почти невозможно. Я всегда была слишком умной для своих лет, и легко справлялась. Но для меня все эти руны были бесполезны. Они могли сработать, только если написать их на растении, а такой возможности учитель Маренн мне не давал. Другому магу редкой специализации он предоставил бы необходимые вещи, может быть, так произошло бы со мной, попроси я. Но возиться с полудемоницей, которая даже ничего не требует, Маренн не желал. А я никогда и ничего не просила вот уже пять лет. Это слишком явное проявление слабости. Да и семья отправила меня сюда не для обучения, они просто избавлялись от свидетельства материнского позора. Как будто я виновна в глупости матери. Она спуталась с демоном, но разве это помешало ей удачно выйти замуж и обеспечить супругу наследников? Нет, страдаю только я. Как будто родилась исключительно для того, что бы досадить этим эльфийским сволочам. Будь моя воля, я выбрала бы семью получше.

Церелис, она ведь тоже полудемоница. Но холеная, прекрасно одетая, даже служанка у нее есть… Если бы не страх, я ненавидела бы ее, потому что мне повезло гораздо меньше. Но не могу. Даже зависти нет, только страх.