Разве это не богочеловечество, не составляющие Замысла, грядущего Царства единого, о Котором я ему когда-то напел?

Пылкий, жаждущий истины и справедливости мальчик воспринял эти слова Господа как приказ. Относящийся не столько к еврейскому народу, сколько к «купленным дорогой ценой» избранникам Спасителя. Борьба с Вампирией, царством кровопийц, до последнего вздоха. Он с восторгом подчинился такому «Своему Богу», принял Его в сердце и был Ему верен до конца.

Он никому не навязывал «Своего Бога», он отделил церковь от государства, но никогда не принадлежал себе, служа Его тайной Воле, истязая себя и других. Воли, которую он слышал каким-то внутренним ухом.

Одному ему слышимый Голос.

И марксизм, и революция, и личная власть никогда не были для Иосифа самоцелью — лишь средствами исполнить Волю.

— Революция, бунт не могут быть от Бога! Ты, Позитив, говори да не заговаривайся!

— Ну, во-первых, это не только моя точка зрения, что я обязательно докажу в следующей части. А, во-вторых, я же говорю — революция была для Иосифа лишь средством. Он отступил и от революции, и от марксизма, согласно Воле.

— Ого!

— Всё это не противоречит Замыслу, а лишь помогает его осуществлению. Клетка, верная Целому, должна смиряться перед личными амбициями, но не смотреть спокойно, как одни клетки пожирают других, ибо это — смерть Целого. Нужна хирургическая операция, которая осуществляется воинами Божьими по Его Воле. Я говорю о революциях.

«…и уразумеют все церкви, что Я есьм испытующий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим; Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам власть над язычниками.

И будет пасти их жезлом железным; как сосуды глиняные, они сокрушатся, как и Я получил власть от Отца Моего; И дам ему звезду утреннюю». /От. 2, 23, 24–28/

Иосиф ушёл из семинарии, служители которой уничтожали книжки, разоблачающие их ложь и лицемерие. Которые, как вампиры, почему-то боялись Света.

— Ваше ведомство уже и революции устраивает! — рассердился АГ, — Будто не я нашептал Иосифу, подговорил бросить семинарию. Мол, с твоими-то способностями и умом проповедовать каким-то полуграмотным старухам в провинциальном приходе… Ну пусть в Тифлисе — предел мечтаний. Да ещё когда «Русская церковь в параличе»… Не кривись, это не я, это Достоевский сказал… Будто не я подсовывал ему весь этот бред, что человек произошёл от мартышки и вследствие этого факта должен свершить мировую пролетарскую революцию…

— А Иосиф лишь посмеивался и вспоминал, как его дружки-пролетарии дрались в пыли из-за горстки монет, брошенных какой-то шлюхой… Нет, его на мякине не проведёшь. Он знал, что такое первородный грех, что «жертва» — лишь изнанка вампира. Потенциальный вампир, ждущий своего часа. Обожествление революции — чепуха! Она — всего лишь ступенька.

Вокруг — потенциальные оборотни. Первым был твой хозяин, АГ. Бывший Денница, светлый ангел, ставший Князем тьмы. Затем — Каин. Иуда вместе с целой толпой жителей Иерусалима, орущей сегодня «Осанна!», а завтра — «Распни!» Оборотень, вампир — в душе каждого — это Иосиф прекрасно усвоил. Твой звериный двойник с разросшимися когтями, зубами, пузом, гениталиями, которого надо ежеминутно в себе убивать и который нашёптывает:

«Не слушайся Бога — тогда сам будешь как Бог…» Если ты не убьёшь его в себе, его рано или поздно убьёт Свет, ибо эти господа не выносят света. Стыдишься ты его в себе, ужасаешься ему? Вбиваешь в него осиновый кол или взращиваешь, питаешь чужой кровью — вот вопрос вопросов. Ибо тогда он станет твоей сутью и убьёт тебя!

Рано или поздно придёт Свет и убьёт тебя, ставшего зверем. Ибо вампир не выносит Света.

Вот во что верил подсудимый до конца дней своих. Я сам напел это ему в Третьей Песне о Главном.

— А у меня на все твои измышления есть одна цитатка:

«Там, в кругу русских рабочих — освободителей русских народов и застрельщиков пролетарской борьбы всех стран и народов, я получил своё третье боевое революционное крещение. Там, в России, под руководством Ленина, я стал одним из мастеров от революции». Это 1926 год, ответ тов. Сталина на приветствия. Это что, лицемерие? Но какой пафос… «Третье крещение»… — это ли не кощунство, отступничество?

— Ну, во-первых, речь идёт о «революционном крещении», это образ, пусть не очень удачный. Иосиф вообще часто употреблял слова и изречения из Писания.

— А эта его клятва выполнять «заповеди Ленина, держать в чистоте великое звание члена партии, как зеницу ока беречь единство партии, всеми силами крепить союз рабочих и крестьян, укреплять союз республик, быть верными принципам Коммунистического Интернационала»… И вообще вся эта «клятва» напоминает по форме православную церковную службу… Это что, тоже тактика?

— Разумеется. Партия — это охранники Антивампирии. Союз республик рабочих и крестьян — основа укрепления Антивампирии /так мы назовём бывшую «Святую Русь»/; принципы Коммунистического интернационала — красные флажки, которыми обложены волки… И во всём этом — ничего враждебного Воле. А может, и прямая Воля. Клятва охраны /Иосиф выступал от её имени/ новорожденного государства, противостоящего «лежащему во зле» миру. Пусть даже силами зла… А православная риторика — ну что ж, — воин Иосиф использует своё оружие. Которым он лучше всего владеет.

Здесь нет никакого отступничества. Повторяю, и партия, и революция, даже Интернационал для Иосифа — лишь средства. Позволь тебе по этому поводу напомнить про жезл Моисея:

«И сказал ему Господь: что это в руке у тебя? Он отвечал: жезл.

— Господь сказал: брось его на землю. Он бросил его на землю, и жезл превратился в змея, и Моисей побежал от него.

И сказал Господь Моисею: простри руку твою и возьми его за хвост. Он простёр руку свою и взял его; и он стал жезлом в руке его». /Исх. 4, 2–4/

Сам змей, заклятый враг человека, по Воле Божьей может стать жезлом, помогающим в пути.

«Он сойдёт, как дождь на скошенный луг, как капли, орошающие землю.

Во дни его процветёт праведник, и будет обилие мира, доколе не престанет луна.

Он будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли. Падут пред ним жители пустынь, и враги его будут лизать прах. И поклонятся ему все цари; все народы будут служить ему.

Ибо он избавит нищего, вопиющего, и угнетённого, у которого нет помощника.

Будет милосерд к нищему и убогому, и души убогих спасёт.

От коварства и насилия избавит души их, и драгоценна будет кровь их перед очами его.

Будет обилие хлеба на земле, на верху гор; плоды его будут волноваться как лес на Ливане, и в городах размножатся люди, как трава на земле.

Будет имя его вовек; доколе пребывает солнце, будет передаваться имя его. И благословятся в нём племена; все народы ублажат его». /Пс. 71, 6-17/

Осень сорок пятого. Наш первый «Б». Латаный, штопаный, перелицованный, с холщовыми и брезентовыми сумками (редко у кого портфельчик), а в сумках чего только нет! Гильза от патронов, а то и настоящие патроны, трофейные губные гармошки, заводные лягушки, куски подсолнечного и макового жмыха — лучшего лакомства нашего детства.

Я и Люська по очереди лезем под парту мусолить огромный, твердый как камень кусище, выменянный только что на мой альбом для рисования. Учительница пения Фасоля (то ли от Фа-соль-ля, то ли оттого, что волосы надо лбом она укладывает тугой белесой фасолиной) аккомпанирует на гитаре. Пианино в школе нет, а гитара хоть и считается мещанским инструментом, зато гораздо легче баяна, с которым Фасоля не справляется, потому что она перенесла блокаду и очень ослабела.

Я не ленинградка и представляю себе блокаду чем-то вроде непосильно тяжелой бетонной плиты, которую согнувшись несет на себе наша Фасоля.

Говорят, что теперь Фасоля немного не в себе. Все свободное время она мастерит из разноцветных лоскутов и обрезков меха забавные куколки, фигурки птиц и зверей, но не на продажу (говорят, что тогда бы Фасоля могла как сыр в масле кататься). Это бы все поняли. И все бы поняли, если б она просто дарила ребятам зверюшек. Продавала — для выгоды, дарила — из-за доброты. Всё было бы понятно. Но Фасоля не была ни доброй, ни корыстной, она была не в себе — это было ясней ясного.