Иванова Юлия Львовна

Член Союза Писателей России.
        Родилась, училась (журфак МГУ и Высшие Сценарные Курсы).
        Первый рассказ напечатан в 1958-м году в журнале "Смена". Командировки по стране, рассказы, очерки, репортажи. 
        Замужество (мужа не меняла), рождение дочери, дипломный сценарий "Откройте - свои" на ура принят на "Мосфильме".Однако "зеленой улицы" на мои "нетленки" не было - хвалили, заключали договоры, даже выплачивали деньги, но затем на неких высших инстанциях воздвигались неведомые "табу". Конкретно ничего не говорили - просто приостанавливали, отменяли, запрещали.
        Устроилась на штатную работу на телевидение (т/о "Экран", сценарная мастерская), сделала несколько документальных и игровых фильмов, написала две повести, одну из которых ("Последний эксперимент") удалось напечатать лишь в журнальном варианте и в сборнике фантастики, в то время как ее издали, кажется, все страны соцлагеря. А детская повесть, пролежав несколько лет в Детгизе, вообще попала в "крамольные", хотя диссиденткой я никогда не была - просто предвидела "ловушки", в которые мы через пару десятилетий не замедлили угодить. Сейчас эти мои "пророчества", Бог даст, будут изданы.
        Самым мучительным в те годы было ощущение потраченных зря сил и времени. Пыталась от скуки вести достаточно бурную "светскую советскую жизнь", потом все окончательно опротивело, включая пишущую машинку.
        И я "замыслила побег". Поначалу снимала "домик в деревне", затем построила зимнюю дачу в Подмосковье и на четверть века "исчезла с экранов радаров". Не покидало ощущение, что какая-то неведомая сила специально подсыпала мне хинин в общепринятые радости бытия, чтобы усадить за чистку старых кирпичей и бесконечную прополку (первое время, кроме травы, на участке ничего не росло). И думать, думать: друзья и домашние считали, что у меня "съехала крыша", я же постепенно начала догадываться, Кто так жестко управился с моей жизнью. Да и всегда ею руководил - вдруг наполнились неожиданным тайным смыслом и "случайности", и бесконечные, с самого детства преследующие меня внутренние и внешние "табу", вплоть до запрета браться за перо.
        Мне было велено наедине с кирпичами и сорняками разобраться в чем-то самом главном.
        В Бога я верила всегда, как в некое абсолютное надмирное начало, высший разум. Занималась в астрономическом кружке при планетарии, часами торчала на балконе с телескопом и едва не спятила, пытаясь представить себе вселенную, не имеющую конца. В школьном дневнике сохранилась запись родителям: "Смеется на уроках дарвинизма". Я не верила, что человек от обезьяны, но не верила и в то, что Непостижимому и Всемогущему есть до меня какое-то дело. И вместе с тем все явственней ощущала Его присутствие - не в другом измерении, а где-то совсем рядом. Будто Он чего-то хочет от меня, и вот-вот состоится Встреча, которой я одновременно страшилась и жаждала.
        Дальше - тишина. Пережившие "Встречу" меня поймут. Хоть я и дерзнула попытаться передать личный духовный опыт, рассказывая в романе о путях поиска Истины Ганей и Иоанной. Прозрение, озарение, поворот неведомого ключа. И вот уже все иное - и мир, и ты сама. Иная шкала ценностей. Скажу только, что, ожидая приказа (Что я должна делать, Господи?), услыхала неожиданное: "А что ты сама хочешь?" И тогда дерзнула попросить, ни секунды не колеблясь: "Открой мне тайны Твои".
        Верующие знают, как это бывает: будто спрашиваешь сам, а ответы как бы за кем-то повторяешь вслух.
        На следующий день пришла женщина, снимающая у соседей дачу, и попросила разрешения оставить у меня на месяц чемодан. "В надежном месте,- как она выразилась, - Если хочешь, можешь почитать". В чемодане были книги - сочинения Святых Отцов и русское религиозное возрождение серебряного века. Читала запоем, с наслаждением, получая ответы на вопросы, которые задавала себе всю жизнь. Был конец семидесятых.
        Началась новая жизнь - при отсутствии внешних событий полная борьбы, испытаний, чудес и катаклизмов. Порой хваталось за, казалось бы, непосильное, вроде спасения алкоголиков и бездомных, вернувшихся из тюрьмы. Иногда Господь свершал на моих глазах воистину невозможное - если бы не свидетели, сама себе бы не поверила.
        Пришла к выводу, что народ вокруг не столько неверующий, сколько темный, непросвещенный в духовном плане, особенно интеллигенция, однако прикоснуться хотя бы к основам христианства невоцерковленным негде. Получался замкнутый круг. "Напиши, что Я сказал тебе, в книгу"- был ответ, когда я наугад открыла Библию, иногда поступая так в минуты сомнений, хотя священники и не одобряют подобное "гадание".
        Села за машинку без надежды когда-либо опубликовать - писала о пути нашего поколения к Богу. Книга была почти закончена, когда все вокруг стало неудержимо меняться в сторону какого-то коллективного безумия, затяжных прыжков без парашюта. Самоубийство народа - так я с самого начала восприняла "перестройку", а развал страны - как вселенскую катастрофу. Дело не только в надругательстве над священной для меня землей, но и над нашей шкалой ценностей, которые для меня всегда были, по выражению Бердяева, "входом к Богу с черного хода".Да, мы жили в условиях осажденной крепости. Да, приходилось отстреливаться, иногда по предателям, иногда попадая в своих, но противостояла нам сила, убивающая уже не тела, а ДУШИ, что по определению Господа куда страшнее! Это тот самый случай, когда "молчанием предается Бог".
        Так моя книга стала "оружием", с помощью которого я попыталась отстоять в меру своих слабых сил наши ценности от "тленностей". Не устаю благодарить Господа за дар слова , потому что самым для меня мучительным было ощущение бессилия перед злом, безнаказанности зла. "Терпи и спасешься", - говорили мне. Но что терпеть? Страдания, поругание и боль других? Ведь лично мне "перестройщики", вроде бы, ничего плохого не сделали. Господь заповедал нам стойко переносить собственныые скорби, а не равнодушно взирать на муки других. Главное, что я поняла: новозаветная заповедь о "любви к Богу превыше всего и к ближнему, как к самому себе" - не просто нравственно-этический закон, а Формула жизни, единственно возможный способ бытия. Где каждая часть живого целого жива, лишь добросовестно, а при необходимости и самоотверженно служа этому Целому и другим его частям, помогая им исполнить предназначение, состояться в образе и замысле Творца. Попросту говоря, рука должна не только быть для всех и Целого надежной рукой, но и помогать сердцу, голове, ногам, печени как можно лучше исполнять свои фукнкции во имя жизни Целого, а значит, и лично своего бытия. Временного - на земле и вечного - в Царствии - кто во что верит. Взаимозащита, взаимообеспечение, взаимодополнение, взаимопомощь и благоразумное взаимоограничение (нет клеткам -хищникам!) основа жизни. На этих принципах основан изложенный в романе проект Изании как объединения, взаимовыручки "наших" всей земли перед угрозой "нового мирового порядка". Преуспеть в жизни - это не подмять под себя других, а помочь друг другу состояться в образе и замысле Творца, исполнить предназначение. Изания - революция сознания, замена заинтересованности материальной заинтересованностью духовной. Для неверующих - это возможность жить без кровососов, полностью реализуя свой духовно-творческий потенциал, а для религиозного сознания - путь в Царствие. Потому что система, основанная на безудержном разрастании одних клеток за счет других и Целого, в корне противоречит Замыслу - это опухоли, сродни раковым, приводящие к разрушению и смерти. Хищничество, гордыня, самость, отпадение от других и Целого - не просто грех непослушания Творцу - это непригодность к жизни, подписание себе смертного приговора. Вавилонская блудница, царство торжества материи над духом , осужденное Творцом на страшную казнь в конце времен согласно "Откровению" - вот куда нас пытаются втянуть. "Выйди от нее, народ Мой", - таков приказ Спасителя.
        Не знаю, удалось ли рассказать о себе - теперь сама порой не разберу, где обо мне, где о моих героях, мои это или их мысли. А может, не мои и не их - главы об Изании будто надиктованы, не успевала записывать. В лесу, в транспорте, по ночам. Очень боялась - что-то случится, не успею.
        Знаю одно: я - лишь исполнитель Воли, которой не просто подчинилась, но сама буквально выпросила именно эту, достаточно рискованную судьбу - ведь на Суде теперь отвечать придется не только за себя. А концепция книги далеко не всегда совпадает с социальной политикой патриархии.
        О многом пришлось и умолчать - не только мои тайны.
        И напоследок традиционное: о чем мечтаю? Оживить Изанию, "сказку сделать былью". Может, я неисправимый "совок", но почему-то не стыжусь в этом признаться.