Скинув иго вампиров в лице так называемого «света», оказавшегося тьмой, народ попал в рабство уже собственной тьмы и бездуховности, стал не свободным, а «отвязанным», сорвавшимся с цепи зверем, и растерзал многих своих освободителей-безбожников, которые, имея отрицательную программу, не могли предложить ничего конкретно положительного.

Но оставался вписанный в сердца Закон, вековые православные соборные традиции, народная память о некогда Святой Руси, на которую, сознательно или интуитивно сделал ставку Иосиф. Пастырь, ведомый высшей силой. И моя задача доказать — Божией, а не дьявольской. Он использовал змеиные приёмы, его добро было с кулаками, он выл с волками по-волчьи, но плоды — несколько поколений советских людей — друживших, чисто любивших, защищавших Родину, строивших, кормивших голодного, воспитывавших детей в рамках заповедей, врачевавших бесплатно, — жатва Господня от этого дерева была обильной и, в основном, «доброй», несмотря на огромное количество невинных жертв… Хотя есть ли невиновные в этом едином по Замыслу человеческом Целом?

«Инженеры человеческих душ» призваны были совершить внутреннюю революцию на основе православной этики — освобождение от рабства Мамоны /неразумного гиперболизированного хотения, нарушающего Замысел, звериных инстинктов, права сильного/. Утверждение нравственной чистоты, осуждение эгоизма, эгоцентризма, зазнайства, идолопоклонства…

То есть власть фактически призывала интеллигенцию вершить дело Божье на земле, называя это построением Светлого Будущего, коммунизма.

Борьба с вампирами, внутренними и внешними, строительство «крепости», ликвидация голода, неграмотности, богопротивных сфер бизнеса, обслуживавших некогда похоть правящих классов, общечеловеческий грех… Здоровье народа, физическое и моральное, спорт. Формирование новой идеологии на основе Замысла. А тем временем уже с первых шагов новой власти появились первые советские оборотни.

Итак, советская интеллигенция являлась по замыслу Иосифа интеллектуально-творческой элитной частью населения, призванной охранять народ от «враждебной идеологии» окружающей Вампирии, чьи «свободы», по убеждению Иосифа, защищали несметные богатства и права Вавилонской апокалиптической блудницы.

«Выйди от неё, народ Мой».

Дар слова — величайший у Неба. «Я сказал: вы — боги и сыны Вышнего все вы»… «Твори, выдумывай, пробуй!». Твори новый мир — людей, обстоятельства, события, великое и малое, леса и города, хижины и дворцы… Новые миры сходят с твоего пера и волшебным образом живут своей, уже неподвластной тебе жизнью. Живут среди людей, влияя на их судьбы, преобразуя сознание целых поколений, поддерживая, укрепляя идущих, освещая им путь к Истине…

Вот что такое слово — «полководец человечьей силы». «Марш, чтоб время сзади ядрами рвалось,» — как написал Владимир Владимирович…

В этой жизни умирать не ново.

Сделать жизнь — значительно трудней.

Творить людей, часто более реальных, чем мы, живые. Во всяком случае, бессмертных. Давно уже нет Александра Сергеевича, его эпохи, современников, два столетия прошло, а Германн до сих пор в каждом из нас жаждет узнать три карты. И в отчаянии и надежде ждёт его юная Лиза…

И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый…

И Бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, в внемли, Исполнись волею Моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей».

Это тоже бессмертно. Иосиф сделал противостояние Мамоне не личным подвигом каждого, а образом жизни страны. «Сделать жизнь значительно трудней»… Они, к сожалению, перерождались или стрелялись…

Александр Сергеевич как никто понимал, особенно к концу жизни, эту страшную смертельную схватку Света с тьмой, добра со злом, являющуюся главным содержанием истории. И высокую миссию обладающего даром слова, из-под пера которого выходят порой не только «звуки сладкие», нет, — стрелы огненные, пушечные ядра, ракеты иных миров, способные нести людям жизнь или смерть, творящие своё губительное или благое действо в течение многих веков после выстрела.

«Горе тем, от кого приходят соблазны»… И если исторический процесс — это многократно повторяемый цикл «посев-жатва», то позвольте вопрос к обладающим даром слова: «Что же вы сеете, господа?» Вопросик этот воистину становится обвинительным или оправдательным актом вселенского значения, ибо человеческая душа ценнее Творцу всей материи мира. А ты удерживаешь от пропасти или толкаешь в неё тысячи современников и потомков.

И чем талантливее произведение, тем страшнее заблудиться в главном: на кого ты работаешь?

1937 г. Участие в работе Чрезвычайного 17 Всероссийского съезда Советов. Доклад на пленуме ЦК «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистов и других двурушников». «Письмо «Об учебнике истории ВКПб».

Обсуждение плана беспосадочного перелёта Москва — Северный полюс — Соединённые Штаты Америки. Участие в совещании с работниками текстильной промышленности. Выдвигается по всей стране первым кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Участие в совещании руководящих работников и стахановцев металлургической промышленности.

Лишь спустя много лет Иоанна узнает, что означало таинственное ДИГИД, которое она нацарапала, усыплённая цыганистой дамой.

Это был Ганин код, никому не известный пароль, своеобразная игра с самим собой. Так он себя ободрял, успокаивал, обличал в зависимости от ситуации, иронизировал.

ДИГИД — таинственное слово, читающееся туда-сюда одинаково, могло означать бесконечно много.

Дарёнов Игнатий Готов Идти Дальше.

Дамы и Господин Игнатий Дарёнов.

Дурно Играете, Господин Игнатий Дарёнов!

Долги и Горести Игнатия Дарёнова.

Дарёнов Игнатий — Гроза Известных Дураков.

Дарёнов Игнатий — Гордец и Дубина.

Ну и так далее.

Обычно перед сном, или когда было особенно трудно, он играл с этим словом, составляя для себя очередной рецепт бытия.

Знал о нём он и только он — одна из немногих истин, в которых он был уверен. В незримой стене, охраняющей внутреннее «Я» от прочего мира, не подвластной, казалось, никаким внешним стихиям и грабежу, где-то образовалась брешь! Бедный Ганя всё ещё пытался произвести расследование.

Он выхватил у неё листок, в который уже косил осоловелые глаза Радик, и сунул в карман.

— Стойте, куда вы меня тащите?

— Будем танцевать. Может, оставят в покое…

Танцы происходили в полутёмном холле необъятной тагеевской квартиры. Обстановка была богемной — свечи, пушистый ковер под ногами.

— Сапоги ведено снимать, — предупредили их. Дамы и впрямь были в чулках.

Уже ничему не удивляющаяся Иоанна послушно стянула сапоги под нетерпеливым взглядом Дарёнова, руки не слушались. Перспектива оказаться в его объятиях повергла её в смятение. Если это «то самое», да ещё возведённое в энную степень, тогда надо срочно бежать. С некоторых пор она, в отличие от большинства человечества, ненавидела это рабское состояние зависимости от другого, болезненную жажду сближения, всё более интимных прикосновений, от которых земля уходила из-под ног. Это сулящее невесть что предвкушение неизведанного напитка, а в результате традиционное пресыщение или ещё большая жажда. Выражаясь циничным карточным языком — или недобор, или перебор, но чтоб «очко» — никогда. Собственно говоря, — пришла к выводу Иоанна, — такова трагедия всех наших вожделений, всех мечтаний, начиная с тарелки пельменей и кончая самыми высокими устремлениями вдохновения и ума. Или ты ещё голоден, или уже объелся; едва достигнув цели, уже скучаешь и ищешь глазами другую цель. Мысль же, что удовольствие и смысл — в самом процессе хотения, вызывала у Яны тоску.

Во всём этом угадывался некий дьявольский обман, особенно в любовных делах, когда в момент, казалось бы, наивысшего единения, экстаза, вдруг низвергаешься в пропасть беспросветного одиночества. Изощрённый секс, своего рода эротическое гурманство, как и всякое гурманство, хоть и якобы продлевало «процесс», но если с великим трудом достал билет на Баха, вряд ли тебя удовлетворит кордебалет, пусть самого что ни на есть экстракласса.