При этом таинственный монах положил на голову Гриши свою жилистую руку, потом прильнул своими горячими устами к его лицу и, потупив голову, исчез за дверьми приказа, оставив Гришу в темноте. С первым ударом колокола к заутрени стрельцы стали снова собираться в приказ и, разбудив Гришу объявили ему, что с наступлением утра они идут в Троицкий монастырь с повинными головами избрав из своей среды всякого, на кого падало роковое число 10 и что он Гриша, хотя по малолетству и исключен из жребия, но должен идти вместе с ними. Гриша не противоречил и тотчас собрался в путь. Когда он вышел из приказа, то взорам его представилась картина, поразившая его до глубины души. — С воплями отчаянья прощались жены и дети с обреченными на казнь, которые приобщившись Святых Тайн с безропотною скорбью пропев отходную молитву, двинулись в путь. Гриша последовал за ними.

Придя к стенам, они с открытыми головами три часа ожидали своего приговора. Это тягостное ожидание в неизвестности было поучительнее самой казни.

В это время в монастыре происходило в царственной семье совещание, причем большинство было на стороне того мнения, что милосердие лучше всего обратить кающихся к долгу службы и верности. Только юный Царь Петр, исполненный справедливая негодования, требовал их казни, но Царица Наталья Кирилловна своею властью

над сыном успела склонить его к смягчению его приговора! Петр повиновался матери и потребовал чтобы стрельцы выдали главных зачинщиков возмущения. Стрельцы тотчас отобрали главных зачинщиков и предали их в руки правосудия, которые и были казнены.

В скором времени вся царственная семья въехала в Москву, где встретила полную покорность обезоруженных стрельцов, полки которых были расформированы, получили новое образование и новые права, лишавшие их прежней своеволицы. При этом произведены были новые следствия, обнаружившие неблагонадежных стрельцов, которые и были сосланы на житье к отдаленнейшим границам Россия. Вместо Хованского начальником стрельцов был сделан Щегловитый, по распоряжению коего Гриша был причислен к полкам, которые должны были отправиться на Литовскую границу. Но накануне самого отправления Щегловитый, по повелению Царя Петра, предложил Грише остаться в потешных войсках, но он снова решительно отказался от этого. Тут же Щегловитый сделал Грише несколько вопросов о княгине Хованской и долго не верил его божбе, что он положительно ничего не знает о судьбе, постигшей княгиню. Наконец, Щегловитый отпустил его, приказав быть готовым к выступлению на другой день.

Волнуемый тяжелыми думами, Гриша возвращался на свою квартиру, как вдруг, проходя мимо Гостиного двора, из средины столпившегося там народа, до слуха его долетели звуки знакомого ему голоса. Он прислушался и убедился, что слух его не обманывает. Тогда он пробравшись с большим трудом в средину толпы, с удивлением увидел Сашу, который на лотке продавал блины, потешая публику веселыми прибаутками С криком радости бросился од обнимать товарища своего детства я, чтобы избавиться от любопытства толпы увлек его в глухую улицу и осыпал вопросами: откуда он? Где добрая княгиня, с которою он уехал?

На все эти вопросы Саша, оглядываясь боязливо кругом, рассказал ему: что он действительно увезен был княгинею в какой-то монастырь, но тотчас, по приезде туда, архимандрит отправил его обратно в Москву скрытным образом, запретив кому-либо рассказывать: где и у кого он прежде жил; даже монах, к которому он был послан с письмом, ничего не должен был знать об этом, а потому новый его попечитель отдал его на руки московскому мещанину, торгующему блинами, с которыми тот и стал посылать его к Гостиному двору, где его вскоре полюбили все купцы за веселость я острые шутки. После этого рассказа Гриша сообщил своему сотоварищу обо всем, что с ним случилось во время их разлуки. За разговорами юноши нечувствительно дошли до квартиры Гриши, который неотступно просил Сашу зайти в его комнатку, где молодые люди, в сердечной беседе провели почти всю остальную часть дня, Саша советовал Грише вступить в потешный полк, но тот, памятуя приказание своего дяди, решительно отказался. В свою очередь и Гриша просил своего друга поступить в один из полков, отправляющихся на Литовскую границу, но Саша заявил, что он дал слово поступить в услужение к одному немцу барину, который часто бывает в Гостином дворе и очень полюбил его.

Саша первый вспомнил что ему пора возвращаться домой. Со слезами на глазах друзья обнялись и распростились. С тоскою и отчаянием смотрел Гриша вслед уходившему товарищу и чувствовал себя совершенно осиротелым. Душу его возмущало между прочим и то, что княгиня с какою-то таинственностью отвергла его единственного друга, который должен поступить в услужение к какому-то немцу, чтобы не быть продавцом блинов.

На утро следующего дня полк стрельцов, в котором числился Гриша, выступил в поход. Испытав уже неоднократно таинственный появления своего дяди, который приводил его в состояние любви, смешанной со страхом, он и теперь, на каждом ночлеге ожидал с трепетом его появления. Но проходили дни и недели, а дядя не появлялся. Часто товарищи его, как равно и стрелецкие высшие начальники расспрашивали о дяде, но сколько раз он ни повторял им свои рассказы, все были уверены, что это скрытность, столь удивительная в таком молодом человеке, каков он был. Мало-помалу прекратились и расспросы, и вместе с ними и ожидания появления дяди. Через два месяца тяжелого похода утомленные стрелецкие полки пришли к месту своего назначения и среди унылых литовских болот начали вести свою печальную жизнь.

Прошло четыре года. Грише минуло 18 лет и он представлял из себя красивого, пылкого и остроумного юношу. Величественный рост, темнорусые волосы, вьющиеся кудрями, огненный взгляд и привлекательный вид лица невольно останавливали на нем взоры всех. Мало-помалу он приобрел всеобщую любовь всех своих сотоварищей и начальников! Расположение сотоварищей Гриши еще более возросло с тех пор, как он несколько раз угостил их на деньги, полученные им при таких условиях: однажды пришел к нему крестьянину подал небольшой сверток и моментально скрылся. В этом свертке оказался кошелек с деньгами и записка следующего содержания: «невидимые друзья охраняют тебя, не забывай их и ты». Гриша догадался, конечно, что эта посылка от дяди его, коего безопасность требовала скрытности. Такого рода посылки нередко повторялись. Гриша, боясь за дядю, не старался подстерегать и расспрашивать посланного. Однажды, это было осенью 1689 года, к нему явился посланный и подал ему записку такого содержания: «сегодня в сумерки удали от себя всех, мне нужно с тобою повидаться. Эти немногие слова наполнили душу его тоскою и страхом ожидания. Все ужасные происшествия бывшие во время последнего его свидания с дядей, воскресли в памяти Гриши и какое-то грозное предчувствие говорило ему, что и сегодняшнее появление этого ужасного человека принесет кровавые плоды. С тайным трепетом он ожидал его появления, разослав всех своих прислужников к товарищам, с объявлением, что он на этот вечер не будет дома. Действительно, едва наступили сумерки, дверь его спальни отворились и в нее вошел ожидаемый гость, осторожно затворив за собою. Все чувства, волновавшие Гришу до сих пор, были забыты и он с изъявлением искреннего восторга бросился и нему в объятия. С судорожным движением прижал его таинственный монах к своей груди и долго, от избытка чувств оба они не могли выговорить ни одного слова. Дядя подвел Гришу к окну, уже слабо освещенному светом сумерек и с какою-то жадностью всматривался в прелестный черты юноши, а мрачный взор старца блестел слезою умиления и радости. Наконец начались расспросы и объяснения. рассказы Гриши были коротки: он в эти четыре года жил, скучал, угощал и вырост. Зато дяде пришлось много говорить, потому, что Гриша все хотел знать. Рассказав о происшествии в Москве за последние годы, которые в сущности не содержали ничего особо важного, дядя сказал: