Прошло целых девять лет, как Гриша вместе со своим ужасным дядей тоскливо влачил свою жизнь в слободе близ города Великолуцка.

Тут он влюбился в одну молодую, красивую крестьянку по имени Аграфену. Образ Марии мало-помалу сглаживался в его памяти, так как ему никогда не приходило на мысль, не только соединиться с нею, но даже и когда либо увидеть ее. Эту любовь свою он скрывал от своего дяди.

У монаха Ионы между прочим созрел в голове план идти в Москву на выручку царевны Софии, томившейся в стенах монастыря. В мае месяце 1689 года он распространись между стрельцами слух о смерти за границею царя Петра Алексеевича и уговорил стрельцов предпринять поход в Москву, чтобы выручить из монастыря царевну Софию.

Перед отправлением со стрельцами в поход он вошел в свою квартиру, где застал Гришу в объятиях Аграфены, рыдавшей по случаю разлуки своей с Гришей, которого она безумно любила.

Пред входом Ионы, в комнате Гриши произошла следующая трогательная сцена. Тут сидела молодая красивая женщина за ткацким станком. Непослушный челнок её постоянно цеплялся и наконец совершенно остановился на половине основы. Работавшая женщина с грустью посмотрела на него и опустила голову. По щекам её покатились крупный слезы, Тут же сидел у окна и Гриша с опечаленным лицом. Заметив на лице молодой женщины слезы он сказал:

— Что с тобою, Груня? Ты опять повесила голову.

— Ничего, — шепотом проговорила Груня.

— Опять слезы? А что ты мне обещала? Вместо ответа она бросилась на грудь Гриши, продолжая плакать.

— Помогут ли нам, Груня, слезы? Зачем же усиливать горечь разлуки. Авось даст Бог когда-нибудь и свидимся, — проговорил Гриша, едва сдерживая подступившие к его горлу слезы.

— Нет! Сердце мне говорить, что никогда! Но ты не хочешь, чтобы я плакала, изволь, смотри, я больше не плачу, только будь ты весел и ласков.

— Веселым мне нельзя быть, но твердым я должен быть по крайней мере в глазах моих начальников и подчиненных, — молвил Гриша.

— Так я счастливее тебя, Гриша? Ты должен скрывать свои слезы из холодной служебной обязанности, а я это делаю из любви и угождения тебе.

Поцелуй Гриши был ответом Груне.

В эту самую минуту вошел Иона. Гриша вздрогнул, побледнел и выпустил из своих объятий Груню. Со сложенными на груди руками, с мрачным взором, в котором напрасно стал бы кто-нибудь искать искры сострадания, он остановился посредине комнаты. Воцарилось минутное гробовое молчание, которое Иона прервал словами:

— Груша! — ступай в свою светлицу и не выходи оттуда, покуда я позову тебя. Мне нужно поговорить с Григорием.

Безмолвно, но без всякого страха вышла Груня из комнаты. Она чувствовала, что приговор её уже предрешен Ионой. Глубокий вздох Гриши провожал несчастную.

— О чем был этот вздох? — спросил Иона, обращаясь к Грише.

Гриша молчал.

— Дети! и целый век дети! отними у них игрушку и они расплачутся.

— Напрасно ты упрекаешь меня, дядя. Эта женщина всем для меня пожертвовала. Она целые пять лет услаждала мою жизнь и вероятно не переживет разлуки со мною.

Иона бросил презрительный взор на племянника. Уста его искривились злобною улыбкою и он сказал:

— Смерть от разлуки еще неслыханное дело. Когда же ты, Григорий, будешь мужчиной? Но скажи мне, не знает ли Груша куда и зачем мы идем?

Гриша смутился и нерешительно отвечал:

— Я ей не сказывал.

— Несчастный юноша! Ты произнес её смертный приговор! И вот твоя благодарность ей за то, что она, как ты говоришь, пожертвовала для тебя многим.

— Но, любезный дядя, я в молчании её уверен, как в своем собственному

— Бедная Груня! не ждала ты за свою любовь такой платы, — злорадствовал Иона с презрением вперив глаза в своего племянника.

— Но неужели ты, дядя, посягнешь на жизнь беззащитной женщины!? — вскричал Гриша.

— Что же, безумец, тебя я должен казнить за измену товарищам? — гневно закричал Иона.

— Убей меня, но не трогай Груни, — отвечал решительным голосом Гриша.

— Ты вполне заслуживаешь этого, но я не хочу проливать кровь сына брата моего.

— Пощади, ради бога пощади ее! умоляющим голосом сказал Гриша, простирая трепещущие руки к своему ужасному дяде.

— Ты хочешь, чтобы я участь тысячей храбрых воинов поверил языку женщины? Ступай приготовить твоих стрельцов к походу, через два или три часа мы двинемся.

Гриша повиновался непреклонной воле своего дяди и как бы лишенный чувств и мыслей вышел. В скором времени, в комнате раздался выстрел. Услыхав его, несколько стрельцов вбежали по лестнице, но их встретил Иона с налитыми кровью глазами и сурово крикнул:

— Чего вам здесь нужно? Ступайте на свои места.

Безмолвно повиновались стрельцы, а Иона тоже вышел из дома и скорыми шагами пошел за заставу на сборное место. Через час полки стрельцов двинулись в поход.

Воскресенский монастырь, находящейся в 40 верстах от Москвы построен при царе Алексее Михайловиче на подобие Иерусалимского храма Воскресения Христова, для снятия видов с оного, по царскому повелению был послан келарь Сергиево Троицкой Лавры Арсений Суханов. В эпоху нашего рассказа он не блистал еще настоящими богатствами и не имел того множества построек, как теперь, но местоположение его было столь же прекрасно. Высокая крепкая стена окружала его, но для защиты святыни не было ничего предпринято.

В конце июня 1698 года к воротам Воскресенского монастыри подъехали две большие колымаги, несколько кибиток и телег, сопровождаемых вдобавок многочисленными всадниками. Большая часть путешественников, выйдя из экипажей, подошли к монастырским воротам и ударили в колокол, возвещая тем, что богомольцы приехали в монастырь. Немедленно выбежал служка с ключами отпирать ворота, а за ним вышел и инок, к которому прибывшие подошли под благословение и один из них — старик объявил, что они желают отслужить молебен Христу Спасителю. Инок поспешил исполнить их желание и повел в церковь. Но окончании службы, путешественники выразили желание осмотреть монастырь. Главными лицами из путешественников были двое мужчин и две женщины по-видимому знатного рода, которым все остальные раболепно прислуживали. Старшего мужчину, уже пожилого, но статного, высокого и с важным видом, все называли сиятельным князем. Второй мужчина был молодой, худощавый с безжизненным лицом, Старший мужчина называл старшую даму женою, а младшую — дочерью. Молодой мужчина увивался около всех троих, но на него, кроме князя никто не обращал внимания и даже не удостаивали ответами на его вопросы.

Из рассказов инока, сопровождавшего путешественников по монастырю, последние узнали, что в Воскресенском монастыре проживает архиепископ Дисифей, удаленный царем Петром Алексеевичем от дел церковных и паствы с повелением жить безотлучно в названном монастыри, так как Досифей пользовался особым доверием и расположением правительницы Софии, удаленной, как нам уже известно в Новодевичий монастырь.

— Ах! я с ним знаком, — сказала, сиятельный князь. — Да и ты, князь Федор, кажись тоже должен его помнить, — прибавил он, обращаясь к молодому человеку.

— Очень мало помню, князь Иван Михайловичу я тогда был еще очень молод, — отвечал молодой человек каким-то жалобным тоном.

— Годков десяти уже был, когда в этом монастыре жила твоя матушка?

— Точно так, Иван Михайлович. Но я очень смутно помню лета моего детства.

Князь Иван Михайлович обратись к сопровождавшему их иноку, сказал:

— Отец иеромонах! Потрудитесь дойти до преосвященного Досифея и сказать ему, что люди ему знакомые желали бы повидаться с ним и войти в его келью.

Иеромонах помолился и скорыми шагами пошел в келью Досифея и чрез несколько минуть возвратился, доложив, что преосвященный приглашает их к себе.

Дорогою молодой человек обратясь к князю Ивану Михайловичу сказал:

— Теперь я припоминаю, что это тот самый монастырь, где мы проживали с матушкой и каждую минуту дрожали от страха беды неминучей. Скоро она и пришла. Меня взяли от матушки и отправили в Сибирь, год я пробыл колодником до воцарения Петра Алексеевича,