Когда он проходил мимо, Корень неожиданно вскочил, выхватил из кармана выкидной нож и заорал:

– Хайло покромсаю! Сука, бабки верни!

На свету блеснуло лезвие, послышался грохот стульев. Братва повскакивала со своих мест, прервав гулянку.

Малыш с невероятной прытью прыгнул в сторону, закрываясь стулом.

– Э, ты че, малахольный? – закричал он.

Глаза Корня налились кровью. Он рванулся к Малышу, размахивая перед собой ножом.

– Урод, бля, колумбийский галстук сделаю! Рыло от уха до уха порежу, паскуда!

Кто-то повис у него на руке, пытаясь остановить почти неминуемую поножовщину.

– Стой! Ты чего?

– Да я же видел, как он стиры передернул! Самсона нагрел, меня нагрел!

– Кто передернул? – выкрикнул Малыш. – Фары протри!

Его пытались сдерживать свои.

– Не кипишуй! Он же нарытый, сам видишь.

– А мне по хрену, пусть за базар отвечает!

Нож у Корня отобрали, но он продолжал горячиться, вырывался из рук сдерживающей его братвы.

– Пацаны, гадом буду, у этого козла в жопнике стирки лежат! Когда они на последнюю партию пошли, он клешни под стол засунул. Откуда у него могли три лба взяться?

– Точно! – язвительно выкрикнул Малыш. – Три лба я у себя из жопы достал. А за козла…

– Ты, бля, докажи, что все по-честному. Выверни жопник! – крикнул кто-то из запрудненских.

Приезжая братва поумолкла. Все одновременно воззрились на Малыша.

– Давай, докажи им.

Малыш стал затравленно озираться по сторонам.

– Вы че, братва, не верите? Мы ж на счастье катали, какие стирки?

Дело запахло керосином. Самсон, который до сих пор молча сидел за столом, внезапно поднялся и стукнул кулаком по углу столешницы. Зазвенела посуда, ресторанная публика, и без того напуганная, замерла.

– Где Порожняк? – прорычал Самсон. – Пусть разберется.

– Ты бы хоть сказал чего-нибудь.

Подцепив ухоженными ногтями очередную сигарету из длинной зеленой пачки, Катька сунула ее в уголок рта и демонстративно щелкнула зажигалкой: мол, от таких ухажеров знаков внимания не дождешься.

Долбан, отбойщик Порожняка, сидел напротив Катьки с таким видом, как будто нежданно-негаданно угодил на скамью подсудимых.

В какой-то степени его можно было понять. Граждане вокруг оттягивались по полной программе. Водка, коньяк, шампанское лились рекой, из динамиков доносились звуки модного шлягера, перемешанные с женским смехом, суетились официанты, вынося горячие блюда и новые бутылки.

В общем, среди отдыхавших Долбан был единственным, кто находился на работе. Выпить нельзя, телку снять нельзя, даже похавать как следует в такой обстановке невозможно. Набьешь желудок – поневоле расслабишься. При такой работе, как у отбойщика, этого лучше не делать.

По всем вышеизложенным причинам Долбан сумрачно сидел, положив перед собой на стол раздутые от парафина кулаки. В ответ на замечание Катьки он только буркнул:

– А че?

– Ниче, – передразнила та, кривляясь, – хоть бы анекдот даме рассказал.

– Че без толку базарить? – не поднимая головы, протянул он.

– Тебя Саша зачем здесь оставил? – нравоучительно сказала блондинка. – Чтобы меня развлекать. А ты сидишь как пень. Расслабься.

– В другой раз.

– Вот Саша вернется, я ему все расскажу.

– А, – отмахнулся Долбан, – че я, клоун?

Повертев в руках опустевший стакан, Катька затушила сигарету и встала из-за стола.

– Ладно, пойду в бар, выпью что-нибудь. А то с тобой от тоски подохнуть можно. И не ходи за мной, понял? Я никуда не убегу.

Повесив на плечо сумочку, она вышла из кабинета, сопровождаемая тяжелым взглядом отбойщика. Не сводя взгляда с ее виляющих бедер, Долбан пересел к двери, откуда был хорошо виден бар.

Усевшись на высокий винтовой стул, подруга Саши Порожняка заказала себе коктейль, прикурила от услужливо поднесенной барменом зажигалки и окинула зал привычным выжидательно-оценивающим взглядом.

Собиравшийся здесь контингент по уровню благосостояния был явно выше среднего. Многие приходили с любовницами, кое-кто с женами. В общем, обстановка для свободной женщины не слишком благоприятная.

После того как Саша привез ее сюда и неожиданно смотался, оставив на попечение этого кретина с надутыми, как воздушные шары, кулаками, Катька Добрынина на вполне законных основаниях могла считать себя свободной женщиной. По крайней мере, на ближайшие пару часов.

Потягивая коктейль, она неторопливо курила и ждала проявления интереса к своей особе. Ее глаза рассеянно блуждали по рядам разнокалиберных бутылок с иностранными наклейками. Долго ждать не пришлось.

Изрядно поддавший посетитель, лет тридцати пяти, среднего роста и довольно крепкого телосложения, встал из-за столика в середине зала и, пошатываясь, направился к стойке бара. На его простом грубоватом лице заиграла похотливая улыбка.

Он сел на винтовой стул рядом с блондинкой и, развязно щелкнув пальцами, позвал бармена.

– Конины хочу.

– Какой предпочитаете? – уточнил бармен. – У нас есть грузинский, армянский, молдавский, лучших сортов. А также для ценителей «Наполеон», «Мартель», «Реми Мартен».

– Ладно, – отмахнулся посетитель, – ты мне баки не забивай. Я этой херни не просекаю. Че самое клевое?

– Я бы порекомендовал «Реми Мартен» с черной этикеткой – двенадцать лет выдержки, букет тончайший.

– Наливай, я сегодня гуляю.

Клиент пошарил по карманам коричневого замшевого пиджака, бросил на стойку ворох измятых банкнот. Потом он наклонился в сторону молча наблюдавшей за ним девицы.

– Надеюсь, дама не откажется со мной выпить? Угощаю от всей души.

Катька безразлично пожала плечами:

– Как хотите.

– Эй, человек, – оживился клиент, – разлей там на двоих.

Бармен откупорил небольшую черную бутылку с золотистыми буквами на этикетке, наполнил две рюмки, поставил их на стойку. Посетитель в замшевом пиджаке мгновенно осушил рюмку и отодвинул ее от себя:

– Повтори.

Катька тянула свой коньяк медленно, словно оценивая достоинства дорогого напитка. На самом деле ей было совершенно безразлично, что в рюмке: «Реми Мартен» или азербайджанский коньяк «Апшерон». Главное, чтобы угощение было дармовым.

– Впервые здесь? – спросила она, покосившись на открытую дверь кабинета, за которой маячила сумрачная физиономия Долбана.

– Угу, – промычал клиент, приложившись ко второй рюмке.

– То-то, я думаю, лицо незнакомое, – кокетливо улыбнулась Катька. – Вообще-то я здесь многих знаю. И меня тоже знают.

– Может, познакомимся? – облизывая губы после коньяка, спросил клиент. – Меня, это, Леней зовут.

– Екатерина.

– Че, так серьезно?

– Ну, Катя, – хихикнула она. – Но это только для близких знакомых.

– Так посидим еще минут пять и будем, это, – он хохотнул, – близкими знакомыми.

– Не знаю, не знаю, как получится.

– А че? – недоуменно спросил замшевый пиджак. – Еще налить?

– Не откажусь. Только… у меня уже есть пара на этот вечер.

Леня стал озираться по сторонам.

– Че-то я никого не просекаю.

– Он вышел на пару минут.

– Кто такой?

– Саша, – хитро улыбнувшись, сказала Катька. – Его здесь многие знают. Особенно те, кто раньше сидел.

Замшевый пиджак фыркнул:

– Ну и что? Я сам… это… из командировки недавно вернулся.

– Далеко где-нибудь были?

– На северах. А чей-то ты меня, как прокурор, на «вы» называешь?

– Так ведь мы еще не пили на брудершафт, – провокационно засмеялась блондинка.

– Щас будет сделано, – оживился Леня.

Еще несколько купюр перекочевало из кармана замшевого пиджака в руки бармена.

– Повтори еще два раза. Дама хочет выпить на брудершафт.

Бармен выразительно посмотрел сначала на Катьку, потом на Долбана, который уже испытывал явное желание разогнать скуку кулаками.

– На брудершафт не рекомендую.

– Че?

Замшевый пиджак с таким изумлением посмотрел на бармена, словно перед ним заговорила каменная статуя. А тот, не обращая внимания на клиента, сказал блондинке: