Нет, и тогда она счастлива не вполне. Владимир молчит, но она часто читает на его мрачном лбу мучительное порицание: я обманываю друга, который вполне доверяет мне; я вовлекаю в грех женщину, которую хотел поднять нравственно, покрываю ее позором. Она же испытывает совсем иное мучение. Замечают, что она недружно живет со своим мужем, и жалеют о ней, а она так безумно счастлива, так гордится своим счастьем, что готова бы провозгласить во всеуслышание: «Я любима тем, кому вы все удивляетесь, я первая поставила ногу на его гордую выю».

Она сама требовала от него тайны и сама же не может соблюсти ее; ей хотелось бы, чтобы все завидовали ей, а еще более тому, кого она возвела на степень божества своею благосклонностью. Таким образом, она сама предательски выдает свою любовь. Как скоро ей представляется случай отличить Владимира перед другими, она забывает всякую осторожность. Он один имеет право держать ее стремя, высаживать ее из саней, снимать ее шубу; она всегда выбирает его в танцах, он подает ей прохладительное питье, по ее приказанию наполняет ее стакан, разрезывает ей дичь. Она скушает кусочек, а другой подает ему на своей вилке или пьет из его стакана, а ему отдает свой собственный, а ножка ее покоится на его носке. Когда он в комнате, то она не сводит глаз с него, а если он еще не приехал, то она смотрит на дверь, пока он не взойдет, и тогда бледнеет и краснеет. Когда говорят о нем, она с жаром заступается за него и отзывается о его характере и уме с восторгом, который возбуждает подозрение самых добродушных и рассеянных людей.

Начинают ходить слухи, толки, сотканные из правды, лжи и подлости, и, наконец, никто уже не сомневается, что Владимир Подолев – счастливый любовник красивой женщины. Кое-что доходит до слуха ее мужа; он долго не допускает мысли о возможности измены, но, наконец, и его подозрение возбуждено, и он начинает наблюдать за своей женой.

Так проходит год. Первые белые цветы распустились в саду, душистый весенний воздух через открытую дверь прорывается в небольшой зал, где Ольга вместе с мужем и любовником сидит у чайного стола. Воздух так удивительно свеж и ароматен, вечернее небо блестит бесчисленными звездами, перепела перекликаются на зеленом поле; необъяснимый страх и тоска по чему-то, не то приятная грусть и тревожное счастье охватывают душу. Маленькие зеленые мухи и белые бабочки жужжат и кружатся около светлого колпака лампы. Владимир открыл Шекспира. Ольга смотрит в книгу через его плечо и читает:

Невидимая стрела вонзилась в сердце Ольги. Она не может преодолеть непонятного ужаса и бросает испуганный взгляд на Владимира, который действительно очень бледен.

– Я не могу читать далее, сердце мое как будто разрывается…

– Это весенний воздух, – говорит ее муж, – запрем дверь на террасу.

Ольга на минуту выходит на террасу, потом возвращается и разливает чай. Она сидит напротив Владимира. Муж ее наблюдает за ней и замечает из-за своей газеты, как она обменивается со своим любовником взглядом, исполненным страсти. В то же время она дотрагивается ногой до его ноги.

– Это моя нога, – спокойно говорит ей Мишель.

Ольга вздрагивает и в волнении нагибается над столом. Она видит страшно изменившееся лицо своего мужа, когда он выходит из зала.

– Ты выдала нас, – тихо говорит ей Владимир.

– Боюсь, что так, – бормочет она. – Пусть же он все узнает, я решаюсь принадлежать тебе, тебе одному, я стану твоей женой, Владимир.

Он с благодарностью глядит на нее и целует ее руку.

– Как я люблю тебя – и с каждым часом все сильнее и сильнее!

– Ты должен остаться здесь на ночь: нам необходимо переговорить о многом.

– Только не нынче, – испуганно умоляет он ее, – у меня дурное предчувствие, ради бога, не нынче.

Мишель закашлял, прежде чем вернулся в зал; он взял свою чашку и пожаловался на головную боль; голос его звучал так глухо, когда он сказал, что пора идти на покой. Владимир пожал руку ему и Ольге и отправился в свою комнату, где, не раздеваясь, бросился на постель. После полуночи он услышал на террассе шорох женского платья. Он вскочил и подошел к окну. Все было тихо. Вдруг Ольга выпрыгнула из тени и обхватила его своими руками.

– Вот и твое дурное предчувствие, – засмеялась она.

Владимир не ответил, он помог ей спуститься в комнату, недоверчиво поглядел в сад и запер окно. Ольга между тем села.

– Итак, ты боишься меня? Ты вправе бояться, – продолжала она шутить и, обвив его шею своими белыми руками, привлекла его к себе… – Мне так жарко, – проговорила она спустя немного, – отвори окно.

Владимир отрицательно покачал головой.

– Что с тобой? – вскричала она с серебристым смехом. – Никак ты боишься моего мужа?

Она встала, открыла окно и опять прижалась к нему.

– Прошу тебя, уйди отсюда, – проговорил он дрожащим голосом.

Ольга не ответила ему и беспечно продолжала трепать его волосы. Вдруг он сделал сильное движение в направлении окна. Ольга в испуге быстро повернула голову. Но уже было поздно. Муж ее стоял перед ними. Молча, окоченев от ужаса, она отшатнулась назад, а Владимир бросился между нею и мужем.

– Не беспокойся защищать ее, – холодно сказал Мишель, – я не трону ее. Иди к себе, Ольга, нам необходимо сказать несколько слов друг другу.

Она медленно удалилась, бросив продолжительный взгляд, исполненный душевной муки, на Владимира, который смотрел на нее с неестественно сияющими глазами. Дойдя до своей комнаты, она заперлась на ключ и бросилась на постель с невыразимой, тупой болью в сердце.

Через некоторое время она услышала, что муж ее вернулся в свою комнату, потом кто-то уехал верхом со двора, и снова все замолкло. На рассвете послышались твердые шаги ее мужа, он шел по коридору. Прошло еще несколько мучительных минут, и она услышала знакомое ей ржание его жеребца и затем конский топот – муж ускакал. Серый свет печально врывался в комнаты. Ольга вышла из спальни.

– Кто тут? – закричала она.

Никто не отозвался на ее зов. Она вышла на террасу и увидела казачка, который, зевая и потирая сонные глаза, шел по двору.

– Где Владимир и барин? – спросила она его.

– Барин написал несколько писем, – равнодушно ответил он, раскусывая зубами соломинку, – и после того куда-то поехал верхом, а господин Подолев уехал гораздо раньше его.

Теперь она догадывается, что они отправились на дуэль, и, шатаясь, возвращается в свою комнату; на всяком шагу колени ее грозят надломиться; кровь стынет в жилах, а плакать она не может. Она бросается перед распятием, которое висит над ее кроватью, и ударяет себя кулаками в лоб; она надеется, что Владимир убьет ее мужа, отца ее детей, и молится на коленях… пока кто-то въезжает на двор и останавливается у крыльца. Шаги приближаются. Она боязливо прислушивается, наклоняет голову на сторону, пульс ее так и стучит, она боится пошевельнуться, она думает, что умирает… Входит муж.

– Он умер, – говорит он ей, голос его дрожит, – вот письмо к тебе, честь удовлетворена… Теперь ты вольна оставить дом, если желаешь…

Более она ничего не слышала; как будто вода хлынула в ее уши, и она упала на пол… Когда она пришла в себя, то первый взгляд ее упал на распятие. Она ничего не помнила из случившегося, только в голове все было смутно и пусто, а сердце болело от какой-то раны. Немного спустя ей бросилось в глаза письмо, и постепенно память ее прояснилась, но она не заплакала; она будто окаменела, почти равнодушно открыла письмо и прочла: