Она узнала, что он тот самый Владимир Подолев, о котором в то время много толковали как о человеке, заслуживающем уважения.
– Владимир был невежлив с вами, – заметила ей хозяйка дома, умная и красивая женщина, бывшая прежде крестьянкой, – это его манера; вообще он несколько оригинален, зато он редкий человек, на все смотрит с другой точки зрения, глубже, проницательнее; ничего не ускользает от его наблюдательного ума. Со временем он выиграет в вашем мнении, попытайтесь побеседовать с ним.
И гордая женщина, которая так презрительно пожимала плечами и шевелила бровью, слушая признания своих поклонников, сама подошла к нему и заговорила с ним.
– Вы меня обидели, – начала она дрожащими бледными устами, ей пришлось остановиться и вздохнуть.
– Правда всегда неприятна, – возразил ей Владимир, – но она здорова и содержит в себе целебное средство для больной души.
При этих словах глаза его укололи ее прямо в сердце.
– Вы находите, что я поступала необдуманно, – подавленным голосом продолжала Ольга, – вот я и подумала о ваших словах, но не понимаю их.
– Как же мне объяснить их вам иначе? – равнодушно сказал Владимир.
– Вы находите, что человек не вправе убивать животных? – спросила Ольга, насмешливо смотря глазами.
Владимир улыбнулся.
– Вот какова женская логика, – отвечал он. – Я вовсе не говорил убивать, а травить и мучить. Вообще в этом мире вовсе не следовало бы говорить о праве, тут может быть речь об одной необходимости, которая властвует надо всеми. Человек необходимо должен убивать для того, чтоб жить. Он убивает и тогда, когда питается одними растениями, так как и последние одарены жизнью. Он принужден убивать зверей, но он не должен делать более того, что необходимо; он не имеет права терзать их, так как животные, как и люди, имеют волю, чувство и разум; они думают, как и мы, хотя способность мышления их менее развита. Поэтому забавляться зрелищем их мучений немногим лучше, чем смотреть на гладиаторские поединки или игры. Женщина, которая в состоянии затравить животное, в моих глазах то же, что и весталка, от руки которой зависела жизнь и смерть человека, смотря по тому, повертывала ли она палец или нет. Такая женщина со временем не задумается пожертвовать и человеком, так как и без того та степень рассудка, которая отличает нас от животного, не имеет большого значения в глазах женщины.
– Благодарю вас, – произнесла Ольга, пристально глядя вперед, – теперь поговорим о другом.
Она бесцеремонно взяла Владимира под руку и принудила его отвести ее в зал. Тут он поместился у двери, а она, в объятиях других, начала летать мимо него и при всяком круге бросала на него теплый луч из своих сладострастных темных глаз. Каждый раз, как ей приходилось выбирать кавалера, она подходила к нему и всячески старалась втянуть его в разговор, но он не выходил из своего обычного спокойствия и лаконизма.
При отъезде Ольга как-то не в духе закуталась в свою шубу и свернулась, как паук посреди разорванной паутины.
– Кто, собственно, этот молодой человек, этот Владимир Подолев? – с невыразимым презрением спросила она немного спустя своего мужа.
– Это человек в полном смысле слова, – возразил Мишель (а это немало, он неспособен был на зависть), – знаю, кроме того, что у него есть имение на границе соседнего округа и что он теперь взял в аренду другое большое поместье. Он не довольствуется тем, что имеет, но все стремится вперед, бывал за границей, много учился, не лентяй, не прожектер и прежде всего не фанфарон, не женский угодник, как большая часть наших молодых господ. – При этом он взглянул на Ольгу.
– Он не поляк?
– Как это пришло тебе в голову? Разве поляк учится чему дельному? Само собой разумеется, что он русский.
В эту же ночь бедная высокомерная женщина начала обдумывать, как бы поймать человека, выказавшего ей такое презрение. Утром Ольга решила, что она поохотится за ним. Она не спрашивала о последствиях, о том, что могла причинить ему страдания. Ее так потешала мысль расставить ему свои сети и затравить его, как зайца или лисицу.
– Но это было не так легко, – продолжала моя рассказчица.
Спустя несколько дней Владимир приехал к ее мужу. Ольга приняла его посещение на свой счет и встретила его с торжествующей улыбкой.
– Муж мой в деревне и поздно вернется домой, – сказала она ему и ожидала, что Владимир выразит ей свое удовольствие провести время с нею.
Но он сухо ответил:
– В таком случае я приеду завтра.
– Отчего не хотите вы остаться со мной? – удивленно спросила она.
– Я приехал с тем, чтобы взглянуть на ваше хозяйство, вы же не можете мне показать его.
– Так останьтесь для компании.
– На это я вовсе не способен. Вам не может быть весело со мною, а мне время слишком дорого для того, чтоб тратить его на пустые фразы. Жизнь так коротка, а между тем столько надо учиться и работать. Падаю к ногам вашим.
На следующий день он снова приехал. Ольга читала новый роман и не встала со своего покойного кресла, чтобы сказать ему приветствие. Он беседовал с ее мужем в соседней комнате; она не хотела подсушивать их разговора и пристально смотрела в книгу, но ни одно слово не ускользнуло от нее. С сердцем пришлось ей сознаться в душе, как умно и ясно говорил Владимир и как он всегда достигал цели разговора. Он говорил только о том, что твердо знал, и потому как люди, так и неодушевленные предметы, о которых он упоминал, совершенно рельефно обрисовывались перед его собеседником. Муж ее несколько раз сказал:
– У тебя есть чему поучиться, приятель!
А она знала, что значили эти слова в его устах.
Уже стемнело, когда Мишель позвал ее; она быстро встала и остановилась на пороге; отсюда только могла она разглядеть сигары обоих мужчин, светившиеся в темноте, как огненные шарики. Она заметила, что Владимир встал, увидя ее, так как его сигара быстро поднялась кверху, как какой-нибудь светящийся жук. Мишель спросил чаю. Когда казачок накрыл чайный стол, подал холодный ужин и кипящий самовар, Ольга взошла и легким наклонением головы ответила на вторичный поклон Владимира.
Разлив чай, она закурила над лампой папироску и прислонилась к спинке кресла. Мужчины бесцеремонно продолжали начатый разговор, а Ольга из-под длинных ресниц и сквозь медленно расходившиеся клубы дыма наблюдала за Владимиром. Он был более интересен, чем красив, но и недурен, молод, как будто моложе ее, среднего роста, худощавый, почти слабый, с тонкими руками и ногами, но в его осанке и движениях проглядывала большая энергия. На длинноватом лице его не было и следа румянца, но оно не было бледно, а скорее как-то желтовато и темно от загара. На невысоком лбу были какие-то особенные возвышения над глазами и над горбатым носом.
Ольга решила непременно заглянуть в френологию Галла для разъяснения этих возвышений. Полный, несколько приподнятый кверху рот был замечателен блестящими зубами, а на остром подбородке не было бороды; темные густые волосы были зачесаны гладко назад, как у немецких пасторов или учителей. Пока Ольга разглядывала его, она избегала смотреть ему в глаза, а именно глаза-то и имели такую притягательную силу, что так бы вечно и смотрел на их спокойный, магический взгляд. Это были большие, глубокие глаза, выражение которых беспрестанно менялось. То из полузакрытых век проглядывала едкая ирония, то они влажно блестели, плавая под длинными шелковыми ресницами, то пронизывали они душу своею холодной проницательностью, но во всякое время выказывалось в них то честное разумение и та сердечная правда, которые отстраняют всякое сомнение.
А между тем, несмотря на всю трезвость и рассудительность, запечатленные на всем его существе, от него веяло какой-то особенной поэзией. Таков был мужчина, который не обращал никакого внимания на молодую красавицу, как будто она не значила более любого стула ее гостиной. Он серьезно говорил с ее мужем об обработке полей, о коннозаводстве, о лесном хозяйстве и потом перешел к местным земским интересам. Ольга перестала курить и внимательно слушала.
