И как раз в это время – совершенно неожиданный заказ. Купеческое семейство Пуччи желает, чтобы он написал «Поклонение волхвов». Хотя, в принципе, это та же Мадонна – она должна находиться в центре картины, – зато какие возможности проявить свою фантазию в изображении поклоняющихся! Ведь умудрился же один из художников разместить на подобной картине почти всех участников многолюдного Флорентийского собора! В семействе Пуччи, правда, домочадцев и знакомых значительно поменьше, но все-таки вполне достаточно. К тому же он до сих пор подобных картин не рисовал, не грех попробовать свои силы. Привлекает его и другое – картина должна иметь круглую форму, в Италии такие называют «тондо». Говорят, что моду на такие картины первым ввел Филиппо Липпи – может быть, именно поэтому Пуччи и обратились к нему, его ученику. Но при нем фра Филиппо таких картин не рисовал, хотя и много о них говорил. Главная трудность здесь состоит в том, чтобы правильно построить композицию. Если это не удастся, вся работа пойдет насмарку. Немногие живописцы берутся за тондо, это слишком трудно. А он взялся – хотел испробовать свои силы.

Работа спорилась. Как и предполагалось, Пуччи пожелал видеть на картине себя и всех родственников. Главная трудность в том, что в его мастерской теперь толпится масса людей, желающих быть запечатленными на память потомкам. Приходят они почему-то все сразу, и их не убедишь соблюдать хотя бы какую-нибудь очередность. Похоже, они боятся, что другие оттеснят их на задний план или вовсе выпихнут за край! Пуччи потребовал, чтобы на картине был изображен прекрасный ландшафт. Купчина слышал, что это сейчас очень модно. Что ж, и эту просьбу можно удовлетворить, особого труда для Сандро это не составит. Но дальше – больше. Нужно еще запечатлеть и обезьянку – любимицу семейства, и карлика, который живет у Пуччи на положении шута. Воля заказчика – закон, это Сандро уже хорошо усвоил. Несмотря на все эти требования, работал он охотно и с радостью. Думал, что закончит быстро, но из-за бесконечных условий заказчика картина заняла гораздо больше времени, чем предполагалось. Все-таки к Рождеству она была готова. Пуччи остался доволен, но сверх оговоренной платы ничего не заплатил. Тем не менее Сандро был удовлетворен: картина вышла радостной, светлой, будто карнавал во Флоренции. Ею мог бы гордиться любой мастер.

1472 год для Боттичелли был во всех отношениях успешным. Одно лишь событие омрачало радость – к концу года от него ушел Филиппино. Но этого и следовало ожидать. Ведь и он сам менял своих учителей и стремился к самостоятельности, полагая, что мало кто способен его чему-либо обучить. Филиппино тоже ушел искать мастера, который сможет дать ему больше, чем ученик его отца. Как говорится, Бог в помощь! Пишет он, пожалуй, столь же хорошо, как и Сандро. Это он доказал, когда учитель обращался к нему за помощью, работая над «Поклонением» для Пуччи. А портреты ему неохота рисовать – он ведь создан для того, чтобы писать исторические картины, да и какой заказчик допустит, чтобы его изображал не мастер, а его ученик? Что касается картин исторических, на сюжеты из Библии и житий святых, то таких заказов у Сандро нет и вряд ли в ближайшее время предвидятся: он ведь певец Мадонн, такая уж за ним закрепилась слава. Фресок ему тоже не заказывают. А Филиппино явно надеялся, что у Сандро он сможет усовершенствоваться в этом виде живописи; ведь говорят, что тот, кто не владеет этим мастерством, и художником-то считаться не может. А что он нашел в мастерской Сандро? Мадонны, портреты, даже спинки стульев – ничего стоящего. И Сандро понимает его. Он и сам бы не прочь поработать над фресками, но никто к нему с таким заказом не обращается, а навязываться самому не позволяет гордость.

Тем не менее он решился. И хорошо, что Филиппино покинул его, а то бы стал свидетелем его позора. Во Флоренции получить заказ на фрески было не так просто, хотя церквям и требовались такие мастера. Но, видимо, молодой живописец внушал им недоверие. Может быть, в другое время к нему бы и обратились – например, когда потребуется расписывать сгоревшую церковь Санто-Спирито. Но когда ее еще восстановят? Работы продвигаются ни шатко ни валко, хотя Лоренцо, чтобы загладить свою вину, выделяет значительные суммы. Может быть, и к лучшему, что работы идут так медленно: он успеет проявить себя, и тогда уж к нему точно обратятся!

Сандро с радостью воспринял весть о том, что в Пизе собираются украсить фресками городской собор. Пиза не Флоренция – живописцы там наперечет, а из других городов туда ехать не желали. В представлении Сандро, как и большинства флорентийцев, Пиза была страшным захолустьем. Да и какой город вообще мог сравниться с красавицей Флоренцией? Решение было принято сразу – он едет в Пизу. Там будет достаточной рекомендацией то, что он живописец из Флоренции и ко всему прочему ученик самого фра Филиппе.

Он не учел одного: в Пизе флорентийцев терпеть не могли еще с тех пор, когда в начале века бывший вольный город был присоединен к их владениям. Эта ненависть никогда не угасала, а уж после волнений в Прато и Вольтерре она могла вылиться в восстание против флорентийцев. Лоренцо, может быть, первым из всех предугадал такую возможность и энергично предпринимал усилия, чтобы не допустить отделения Пизы. Что такое Флоренция без этого портового города? Да с ней никто и считаться не будет! Поэтому и метался Лоренцо между Флоренцией и Пизой, стремясь всеми средствами показать, что заботится о нуждах соседей. Узнав, что Пизанский университет приходит в упадок, он тотчас же отправился туда и, не жалея собственных средств, постарался как-то исправить положение. А чего было проще – закрыть этот университет, перевести его во Флоренцию и дело с концом. Так ему и советовали, но он не согласился. Более того, купил в Пизе дом, будто собирался обосноваться там надолго. Но кто же ему это позволит – он нужен во Флоренции! Дом пустовал, но Лоренцо время от времени наезжал в Пизу в сопровождении своих друзей-неоплатоников. Устраивал диспуты, ублажал отцов города. Он и сейчас был там, и Сандро надеялся, что и его приезд будет весьма кстати: Лоренцо может рекомендовать его как известного флорентийского живописца. А что, разве он не известен?

На дворе стоял промозглый январь 1473 года. В такое время года ни один здравомыслящий флорентиец без особой надобности город не покинет. А он поехал, уповая на Фортуну, а больше все-таки на Лоренцо, который должен был помочь ему. Когда он прибыл, приор собора только пожал плечами, когда он назвал свое имя: нет, не слышал о таком и работ его, естественно, не видел. Разыскал Лоренцо, и тот искренне удивился, кто и зачем направил сюда художника. Дело в том, что он и приехал-то в Пизу для того, чтобы рекомендовать для росписи собора Беноццо Гоццоли – семейного живописца Медичи, написавшего для них множество картин, включая знаменитое «Поклонение волхвов». Тягаться с таким конкурентом, конечно, было бесполезно. Лоренцо, правда, предлагал: может быть, Сандро пойдет Беноццо в помощники? Ну нет, он не какой-нибудь подмастерье, и не для того он проделал этот трудный путь, чтобы снова быть у кого-то на подхвате. Боттичелли собрал свои вещи и отбыл назад во Флоренцию. Его время еще придет!

Нельзя было сказать, что он покидал Пизу в прекрасном расположении духа. К тому же погода была отвратительной: дождь лил непрерывно, и он промок до нитки. Еще не хватало заболеть! Он был зол и на пизанцев, которых по глупости можно было сравнить лишь с сиенцами – они даже не предложили ему показать его работы, не поинтересовались, как он собирается расписывать собор, а с ходу отвергли его как какого-нибудь попрошайку! Да и Лоренцо хорош – правду говорят, что он ровным счетом ничего не понимает в живописи. Политика да древние рукописи – вот его стихия. И нечего изображать из себя знатока искусства!

Но по мере приближения к Флоренции злость проходила. Ведь ничего страшного не произошло: отказ даже пойдет ему на пользу. Ему надо заняться оборудованием собственной мастерской. Заказы у него будут. Воистину отец был прав, когда говорил, что тщеславие – это один из самых больших грехов. Оно туманит взгляд, и все предстает в неправильном свете. Он же, после того как этот мальчишка Филиппино заговорил о фресках, как безумец, бросился на край света. А Лоренцо сделал лишь то, что сделал бы любой на его месте: рекомендовал того, кого больше знал, в ком был уверен, что тот не подведет его и послужит делу умиротворения пизанцев. Нужно подождать, и все станет на те места, на которые положено. Во Флоренции он все-таки уже известен, и надо ценить то, что имеешь.