– Очень хорошо. Очень хорошо, – повторял он в процессе. – Ты сама оденешься привидением. Я буду кидать яйца. Хоть какое-то оружие. Отлично! И даже есть не хочется!
Подземелье оказалось довольно большим. По-моему, занимало всю площадь под особняком.
– Нет, меньше, – сказал Балаев. – Уже. Вспомни, какие у банкира залы. И тут смотри, сколько по ширине. Ну неверный, ну неверный, – качал головой Балаев. – И сколько он отсюда уже спер!
– А почему ты считаешь, что уже спер? – подал голос Николя, словно очнувшись. – У тебя же нет списка! Он есть только у меня.
Балаев пояснил, что все сундуки и ящики кто-то открывал до него – на них имелись следы вскрытия. Царапины, отломленные кусочки. И Балаев же просто брал их и открывал – так?
– Ведь твои предки их явно заколотили?
– Да, – кивнул Николя. – А я-то думал, как ты легко справляешься…
– Так чего было не открыть, если все не заколочено? Банкир добрался до подземелья и все тут проверил. Ладно, не дуйся. Как сюда попадают сверху? – спросила я у Николя.
– Есть потайная кнопка. Место я знаю только примерное. Мне предстояло ее найти. Но ее не видно! Банкир мог ее обнаружить только случайно!
– И ведь в особняке делали ремонт… – медленно произнесла я. – И столько лет находилось научное общество… Николя, где находится кнопка?
– На камине, – нехотя признался француз. – На первом этаже. У банкира там столовая.
– А вы, Николя, были в доме банкира? – спросила я у француза. – Я имею в виду, он вас… отрубил у себя в доме?
– Да, мадемуазель Юля. Я позвонил ему и напросился на встречу. Сказал, что этот дом принадлежал моим предкам.
– И что произошло?
– Я… не могу все точно вспомнить…
– Чего-чего, – встрял Балаев. – Газом пшикнул. В подземелье спустил. Как нас всех. Чтобы ты, дорогой, не мешался под ногами.
Я внимательнейшим образом осматривала стены. Никаких дверей, никаких других выходов. Наш единственный шанс – это та дверь с тайным механизмом.
– Николя, я не верю, что ту дверь нельзя открыть изнутри, – заявила я вслух.
– Это так, мадемуазель Юля, – вздохнул француз. – Неужели я остался бы сидеть в подземелье?
Осмотрев подземелье, мы вернулись к сундукам, и Балаев снова взялся за их исследование – правда, на ощупь. Он согласился со мной, что батарейки следует поберечь. Я спросила Балаева, каким образом банкир завлек его, такого ушлого торговца антиквариатом, в свой особняк. Ну ладно, француз Николя попался, но Балаев-то…
– Сделал одно очень выгодное предложение. Предложил обсудить дома. И я, старый дурак, поехал один. Даже людей своих отпустил. И никому не сказал, куда поехал.
– Речь шла о драгоценностях? – спросила я.
– Не только. И не столько… Так, погоди-ка, погоди! Каких драгоценностях? Еще и драгоценности есть? Золото, бриллианты?
– Драгоценностях моей семьи?! Моих фамильных драгоценностях?! – завопил Николя. – Которые должна носить моя жена, а после нее – моя дочь?!
– А должны быть еще и драгоценности? – встрял Балаев. – Неужели и драгоценности не взяли, когда драпали от большевиков? Они же не занимают много места, и спрятать их легко. Можно даже в собственном организме. – Балаев хмыкнул.
– Взяли не все, – уклончиво ответил Николя.
– Они тоже хранились в подвале? – не отставал Балаев.
– Да. Не наверху же?
– Поищем, поищем, – потирал руки Балаев и аж приплясывал.
– Это мои драгоценности! – аж захлебнулся Николя.
– Успокойся, придурок, – спокойно сказал Балаев. – Чего делить шкуру неубитого медведя?
– Ты пришел сюда за моими драгоценностями!
– Я про них раньше и не слышал. И про твою семью раньше вообще ничего не знал. Кто вы такие? Знаешь, сколько таких тут жило до революции, а потом драпали так, что только пятки сверкали? И я пока ничего особо ценного в этом подземелье не нашел. Да, продать можно, но чтобы шею свою в петлю ради всего этого совать – нет. Хотя я еще не все посмотрел.
– Но картины…
– А ты видел, в каком они состоянии? Даже при таком освещении ясно: они нуждаются в реставрации. И окупятся ли потом вложения? Не уверен. По-моему, банкир все, что было ценного, развесил у себя наверху. А я-то все думал, где он столько добра накупил… Неужели столько бабок решил в искусство вбухать? Оказалось – вон оно где…
Балаев замолчал в задумчивости и добавил:
– Но его хорошо проконсультировали. Пожалуй, он взял самое лучшее.
– Алла Николаевна? – подсказала я.
– Знаешь про нее? Ах да, ты, конечно, не можешь не знать.
– Органы ею давно интересуются. Только взять не могут.
Я решила поведать Балаеву про интерес органов к Алле свет Николаевне в связи со смертью модели Ольги (когда галеристка обеспечивала банкиру алиби) и смертью старого ювелира, к которому она часто наведывалась.
Затем обратилась к Николя и поинтересовалась, зачем же он все-таки ходил к Аркадию Зиновьевичу. Николя сообщил уже известные мне (но не Балаеву) вещи: про то, что драгоценности Беловозовых-Шумских были изготовлены предками Аркадия Зиновьевича.
– И что? – спросил Балаев. – Старый Аркаша ничего оригинального сделать не мог. Он по другим делам специализировался. В основном скупал краденое и переделывал.
Затем Балаев совершил прыжок и схватил Николя за грудки. Прижал к стенке.
– Ну-ка колись! Зачем шастал к Аркаше?
Николя что-то визжал и пытался высвободиться. Но не тут-то было. Балаев вцепился в него мертвой хваткой. Балаев был сильнее, крупнее и рос не в спокойной Франции. Я не вмешивалась, помня старую добрую истину: двое дерутся, третий – не приставай.
Наконец Николя раскололся. Оказалось, что вскоре после личного знакомства (в первый приезд Николя в Россию) Аркадий Зиновьевич позвонил ему в Париж и сообщил, что обнаружилось одно из колец графини Беловозовой-Шумской, которое делал его прадед. Рисунок имеется в альбоме, оставшемся от предков, – в него они заносили все свои работы. Аркадий Зиновьевич спрашивал указаний Николя насчет кольца.
Николя ответил однозначно: купить. А сам поехал в Россию. Однако Аркадия Зиновьевича убили до того, как он успел передать Николя кольцо его прабабки. Поэтому местонахождение кольца французу неизвестно.
– Ты был готов покупать прабабкино кольцо? – спросил Балаев. – Не верю. Не ты ли убил Аркашу? Ну-ка колись!
– Скорее всего, убивал не он, – встряла я и поделилась информацией, полученной от Валеры Лиса, ныне парящегося в «Крестах».
Балаев выпустил Николя, потом, услышав, что Николя ходил в квартиру Аркадия Зиновьевича не один раз, снова схватил за грудки.
– Он был мертв! Мертв! – заорал француз.
– Но ты решил поискать там свое кольцо и вообще осмотреться? – вкрадчиво спросил Балаев.
– А что бы ты сделал на моем месте?!
– Ну… это мы не будем обсуждать, – хрюкнул Балаев. – Как я понимаю, колечка не нашел?
Николя судорожно покачал головой.
– Грустно. Очень грустно. Где же оно? Юля, твое мнение?
– Оно осталось у Глинских, – сообщила я. – Он его даже операм показывал.
Балаев погрузился в размышления. Я спросила, как, по его мнению, кольцо графини Беловозовой-Шумской дошло до Глинских. Мало ли что он нес про покупку в Париже.
– Судя по тому, что мы знаем, банкир нашел его здесь. Вероятно, вместе с другими драгоценностями. Решил оценить. Конечно, не все сразу. Обратился к Алле Николаевне. Она по ювелирным украшениям не спец. В картинах хорошо разбирается, в мебели, безделушках всяких, но не в ювелирке. По ней она всегда консультируется, то есть консультировалась с Аркашей. Пошла к нему с кольцом. Или Глинских сам пошел по ее рекомендации.
– Он сам, – вставила я.
– А у Аркаши уже побывал наш друг Николя, и Аркаша кольцо узнал. Видимо, по тому самому альбому освежил память – после визита, чтобы узнать вещи, если вдруг их ему принесут. И тут – здрасте пожалуйста! Он решает сделать маленький гешефт и звонит Николя во Францию. Алле Николаевне говорит: есть покупатель. А Николя… Ты ведь хотел проследить за продавцом? Так?