Надо проверить детей, решила я. Встала, накинула халат (обычно сплю голой – если, конечно, позволяет температура воздуха), сунула ноги в пляжные шлепанцы, потом решила, что босиком создам меньше шума, и сняла их. Тихо выскользнула в коридор. Двери тут не скрипели, а пол, как и во всех других домах, в которых мне довелось побывать на Кипре, был мраморным. Опять прислушалась.

Моя спальня была крайней справа, за ней следовала Катькина. Я приоткрыла дверь и убедилась, что дочь сладко спит, скинув одеяло. Поскольку работал кондиционер, я боялась, что ребенок может простудиться, поэтому тихонечко приблизилась и прикрыла Катьку. Она пробормотала что-то, но не проснулась. Хотелось поцеловать ее в лобик, но, чтобы не разбудить, я только легонько коснулась ее волос.

Далее была Витькина спальня. Я сунула нос и туда. Витька, как и обычно, спал в обнимку с подушкой. А затем мой взгляд упал на шкаф-купе, как и у меня, расположенный справа. Дверца была отодвинута сантиметров на тридцать, а я точно помнила, что, когда укладывала сына, она была закрыта. Я всегда обращаю внимание на такие вещи, потому что незакрытые шкафы и тумбочки меня раздражают. Я бы обязательно его плотно закрыла.

Значит, мои предположения оказались верны? И я зря не пошла проверять шкафы в комнатах детей? Хотя… Ведь могла бы получить по голове, если тот, кто тут прятался, не хотел, чтобы его видели.

Ступая неслышно, чтобы не разбудить сладко спящего сына, я приблизилась к шкафу и заглянула внутрь. Конечно, не увидела ничего интересного. Но мне все равно было не успокоиться, а сон как рукой сняло. Я опустила руку на дно и стала шарить. Внезапно дотронулась до пуговицы. Последняя пуговица, которую я находила, оказалась предметом весьма специфического предназначения, и ее у меня отобрали недружелюбно настроенные типы, работающие неизвестно на кого (то есть мне неизвестно). А что мы имеем тут?

Я вынула руку из шкафа и постаралась рассмотреть пуговицу при свете звезд и луны, падающем в комнату. К моему разочарованию, в ней не было ничего примечательного, скорее всего она отскочила от… Не знаю. От верхней одежды. Наверное, брюк или куртки, судя по размеру. Она была бежевого цвета. По центру шла выпуклая надпись латинскими буквами: «JOY». Я видела тысячи подобных пуговиц. Может, она и раньше тут валялась? А я ее просто не заметила, когда развешивала Витькины вещи? Почему ее кто-то должен был потерять именно сегодня? Но я все-таки опустила ее в карман халата, еще раз взглянула на сына, пресекла импульс его поцеловать, чтобы не разбудить, и снова вышла в коридор.

Там вновь задумалась о пуговицах. Не много ли я их нахожу в последнее время? Может, это какой-то один растяпа их теряет? Ведь есть же люди, оставляющие везде свои очки, или зонтики, или что-то еще. А этот теряет пуговицы. Или их для меня подбрасывают специально?!

Следующей была спальня Камиля. Если я сейчас туда загляну, то как убедить его, что я… Кстати, что я собираюсь делать? Проверить, в доме ли он. Один ли он. Нет, я не успокоюсь, пока не взгляну. Двери тут не скрипят, так что, надеюсь, он не проснется.

Сердце судорожно билось в груди, готовое выпрыгнуть наружу. Что самое худшее может меня ждать? Ну пошлет он меня подальше, обзовет дурой или похуже. Стрелять, наверное, не станет. Да и навряд ли у него здесь есть оружие. Все-таки границы, таможни. Хотя с их деньгами Хабибуллины вполне могли заполнить этот дом всевозможными стволами, завалив ими все комнаты.

С замиранием сердца я слегка приоткрыла дверь спальни, где должен был разместиться Хабибуллин.

Кровать оказалась пуста. И на ней сегодня никто не спал, правда, сидели два человека, что я поняла по оставшимся следам на покрывале. Или это один два раза садился, но на разные места?

Я снова прислушалась. Опять никаких звуков.

Любопытство пересилило. Я юркнула внутрь, раскрыла шкаф-купе, увидела сумку, которую мы притащили сегодня вечером сюда с сыном из его комнаты, расстегнула молнию и заглянула внутрь.

Узкий черный кейс на кодовом замке лежал в самом низу, сверху были довольно небрежно накиданы рубашки, майки, носки, шорты и летние брюки. В кейс, как я понимала, мне не заглянуть. Остальное не представляло интереса. Я застегнула сумку, закрыла шкаф и снова вышла в коридор.

В этот момент внизу стукнула дверь.

Так вот какой звук меня разбудил! – поняла я. Входная дверь стукнула из-за сквозняка. Она каждый раз стукает, и я еще детей предупреждала, чтобы не отпускали ее, влетая в дом. Конечно, сейчас грохот был меньше, и это был совсем не грохот, а так, звук…

Кто-то стал подниматься по лестнице. Один человек. Он не скрывался, но и старался не производить лишнего шума. До моей комнаты мне было уже не добежать. Но к Витькиной я смогла быстренько передвинуться и при появлении Камиля сделала вид, что выхожу из спальни сына.

Заметив меня, Хабибуллин замер.

Я плотно прикрыла дверь в комнату сына. Свет в коридор теперь падал только из одного небольшого оконца в стене коридора, по которой не шло ни одной комнаты. Я не видела глаз Камиля. Только силуэт. И слышала дыхание…

Он сделал шаг ко мне.

– Куда ты ходил? – спросила я шепотом, когда он оказался совсем рядом.

– А что? – Я почувствовала, как он улыбается. Но мне было не до улыбок. Меня трясло.

– Ты, сволочь, – прошипела я, – во что ты меня втравил? Что ты тут устроил? Твой отец прислал нас с детьми сюда, чтобы обезопасить, а ты…

Камиль схватил меня за плечи и с силой встряхнул.

– Не лезь, куда тебя не просят! – Он тоже говорил шепотом. И на том спасибо.

– Я-то не лезу. И по своей воле никуда бы не полезла. Только почему-то меня все время куда-то пытаются втянуть окружающие меня люди. Кто здесь был сегодня? Кто?! Неужели ты не понимаешь, что я вся испсиховалась?! Я боюсь! Представь себе! За детей, за себя…

Камиль молчал.

– Почему ты не можешь мне ответить? Как ты используешь этот дом? Тот человек, который сегодня…

– Не лезь, куда тебя не просят! – опять прошипел Камиль. – Успокойся!

– Я не могу успокоиться!

Из-за того, что мы не позволяли себе не то что кричать, а даже говорить в полный голос, скандал терял остроту. Как можно ругаться шепотом?

– Камиль, кто все-таки здесь сегодня был? – спросила я со вздохом, намереваясь отправиться спать – раз уж нам не поругаться как следует.

Но он не ответил мне и не дал больше сказать ни слова, накрыв мои губы своими. Потом он увлек меня к себе в спальню и не давал сказать ни слова, продолжая страстно целовать. Вскоре мой халат валялся на ковре, с Камиля тоже слетела вся одежда, и мы оказались в постели. Он занял все мои мысли, овладел моим телом, мое дыхание стало частым, и я могла только стонать от блаженства и не могла думать ни о чем, кроме наслаждения – и мужчины, дававшего его мне.

Я проснулась, услышав в коридоре шаги детей. Они не умеют ходить тихо, правда, приучены меня не будить, зная, что я обычно засиживаюсь допоздна. Когда они умылись и пошли вниз завтракать (слава богу, в состоянии сами себе сготовить нехитрую еду), я выскользнула из постели спящего Камиля, подхватила халат, накинула его и улизнула в свою комнату, где решила поваляться еще часок или два.

Я смогла опять заснуть.

Проснулась от прикосновения Катьки.

– Мам, вставай, пошли на пляж! И дядя Камиль обещал нас сегодня отвезти в Пафос!

– А он уже встал? – спросила я, потягиваясь.

– Его Витька пошел будить.

Мне ничего не оставалось делать, как подняться.

С Камилем мы встретились за завтраком и вели себя как ни в чем не бывало. Желание бить тарелки улетучилось. Мы даже не ругались. Завтрак подавали детки, готовые делать все, только бы мы быстрее собрались.

Но Камиль не очень торопился, правда, в Пафос мы все-таки поехали, вначале искупавшись на нашем пляже. Камиль обосновал это тем, что он вчера не успел даже попробовать воду, а в Пафосе мы будем смотреть достопримечательности, а не купаться, поэтому вначале следует насладиться морем.