– Пойдем пообедаем где-нибудь, – предложила я Кате, когда мы покинули завод. – Ты тут лучше меня ориентируешься.

– Да мы вообще-то в основном едим дома… – протянула она.

– Ты покажи место, я тебя приглашаю.

Как я поняла, с деньгами у семьи Штоль было не очень хорошо, и Катю обрадовало это приглашение.

Уже за столом она пояснила, что берется сейчас за любую работу, даже эту посредническую, хотя она ей совсем не нравится. Она очень рада, что на этот раз приехала именно я, а не кто-то из мужчин. Но ей почему-то казалось, что я работаю как бы отдельно…

– Я и работаю отдельно, – пояснила я, не углубляясь в детали. – Я занимаюсь аудио– и видеотехникой. Ты же слышала, что я говорила немцу.

– Я практически не говорю по-английски, – призналась Катя. – По-немецки – свободно, а то, о чем вы беседовали с Рихтером… Я ничего не понимала.

Я в очередной раз пояснила, что в основном работаю с Японией, потому что единственная в фирме владею японским, а в Германии на этот раз только проездом.

– Мне всегда так неприятно общаться с этим Мишей, – заявила Катя, довольно резво расправившись с кружкой пива и быстро пьянея. – И Маринка что-то давно не звонила…

Катя вопросительно посмотрела на меня. Я не сомневалась, что о смерти Маринки она еще ничего не знает. Но вот стоит ли ей это сообщать? В любом случае неприятно быть тем, кто приносит известие о смерти подруги… Но я решила, что должна это сделать, не вдаваясь в детали. По крайней мере, пока.

Первой фразой Кати была фраза, которую я никак не ожидала услышать:

– От передозировки?

Пришел мой черед посмотреть на Катю большими круглыми глазами, правда, я довольно быстро взяла себя в руки и спросила:

– Катя, я хотела бы узнать: она давно кололась?

– Где-то с полгода, наверное, – медленно ответила Катя на мой вопрос. – Может, месяцев пять… Вначале травку покуривала, а потом… – Катя помолчала, а затем гневно воскликнула: – Ее на иглу посадил этот подонок! Эта сволочь!

Я была почти уверена, что речь идет о Кондрате, и решила воспользоваться ситуацией. Просить ли Катю нарисовать его портрет или можно ограничиться именем и фамилией?

Да, речь в самом деле шла об Алексее Кондратьеве, с которым Кате приходится также иметь дело, правда, в основном она работает с Мишаней Шубаковым.

– Прости, Катя, – перебила я, – возможно, я вмешиваюсь не в свое дело… Я вообще-то не занимаюсь этим направлением, но если бы за него отвечала я, то организовала бы все несколько иначе. Не беспокойся: я не хочу отнимать у тебя кусок хлеба и, упаси бог, не собираюсь этого делать, но почему Шубаков сам не связывается с заводом? Там, где дело касается товаров, за которые отвечаю я, я сама езжу на производство, веду переписку, встречаюсь с фирмачами…

– Я тебя поняла, – кивнула Катя. – Пока я жила в Питере, я время от времени кое-что для них переводила. Я ведь после рождения ребенка постоянно нигде не работала. Раньше сидела на окладе на одном заводе, который теперь приказал долго жить. Стенгазеты оформляла, писала красивым почерком объявления. Да и что зарабатывает художница? Я же не придворный живописец. – Она горько усмехнулась. – Поскольку я хорошо знаю немецкий, иногда подхалтуривала переводами – на каких-то переговорах, плюс письма, контракты. А потом, когда мы собрались с мужем в Германию, Шубаков предложил мне быть тут их представителем. Я сама связываюсь здесь с производителями, забираю у них рекламные материалы, перевожу на русский – и отсылаю в Россию. Кстати, тебе, наверное, лучше оставить здесь бумаги на немецком. Я переведу и отправлю их сама.

Я заглянула в кейс – кое-что было на английском, в частности, те два крупных каталога, которые мне сегодня вручил господин Рихтер. Часть бумаг на немецком осталась в моей гостинице.

– Я улетаю завтра утром, – сказала я Кате. – Самолет на Питер в одиннадцать. Постарайся успеть побольше перевести сегодня вечером – и подвези мне завтра. Я заплачу тебе наличными.

Катя обрадовалась. Она объяснила, что Шубаков оставил ей аванс в свой последний приезд в Гамбург и обещал заплатить в следующий. Только когда еще он здесь появится?

– Говорил, что не хочет усложнять всем жизнь переводом денег за рубеж, – пояснила Катя. – Ты же сама знаешь ваши законы…

Да уж кому их знать, как не мне…

Катя заявила, что будет сегодня сидеть всю ночь, чтобы успеть перевести все, что требуется.

– Может, ты мне скинешь по электронной почте то, что не успеешь? – предложила я. – Я заплачу за все сразу, а ты отошлешь, когда все сделаешь…

Катя была очень рада, а потом с беспокойством поинтересовалась, не отдаю ли я ей все свои наличные. Я объяснила, что у меня с собой кредитная карточка, так что проблем с нехваткой наличных у меня не возникнет. Тем более в Германии кругом банкоматы.

Я решила вернуться к теме Маринки и шубаковских. У кого еще я смогу получить интересующую меня информацию?

– Она стала зависимой, – вздохнула Катя. – Зависимой от этого подонка, который поставлял ей дозы… Это так всегда и происходит. Дают попробовать, потом еще и еще, человек привыкает. А потом у него начинают требовать деньги, или услуги, или еще что-то… Давай помянем Маринку.

Я заказала водки. Мы выпили по сто граммов, не чокаясь. Катина машина стояла перед дверьми ресторанчика. На ней меня вчера отвозил в гостиницу ее муж, но сегодня, как объяснила Катя, он поехал на работу на автобусе, чтобы она могла отвезти меня на завод. Две машины они пока позволить себе не могут – и на эту с трудом выкроили средства.

– Надо будет позвонить Генри на работу, – сказала она. – Чтобы забрал потом нас отсюда. Мне хочется напиться.

Катя призналась, что одним из побудительных мотивов отъезда в Германию для нее было как раз то, что стало происходить с Маринкой. Катя испугалась.

– Но тогда почему ты продолжаешь сотрудничать с Шубаковым? – не понимала я.

Причиной были деньги. Катя думала, что, когда они переедут в Германию, у них все будет хорошо. Человеку ведь свойственно надеяться на лучшее. Она, конечно, не считала, что тут марки на деревьях растут, но в розовых мечтах представляла что-то подобное. Что всего будет в достатке, им не придется нищенствовать, как дома. И родственники уговаривали приехать. А где теперь эти родственники? Они долго обсуждали с Генри, выходить ли ей снова на связь с прежними работодателями. Когда они уезжали, Катя отказала Шубакову и никому не оставила телефона, только адрес – Дианке Ладушкиной.

– Именно от нее я его и получила, – сказала я.

– Не от Шубакова?! – поразилась Катя.

– Я не от Шубакова, – призналась я Кате, глядя ей прямо в глаза. – Я от себя лично. Но по тому же вопросу. И ты получишь свой процент, если я куплю это оборудование. За перевод рекламных материалов я заплачу тебе прямо сейчас.

– Но… Как же?.. А они?.. Саша, я не знаю… Я…

– Решай, Катя… – сказала я, еще окончательно не поняв для себя, отдам ли я брошюры вообще кому-либо или нет. Я помолчала несколько секунд, тяжело вздохнула и добавила: – Они убили Маринку. Подумай об этом.

– Но ты, Саша…

– Что я? Что я? Тебе же все равно, у кого быть посредником, ведь так? В принципе, можешь работать и на тех, и на других. Почему нет? Но тогда… Лучше не говорить Шубакову, что я здесь появлялась.

– Я не скажу, Саша. Не волнуйся. И предупрежу Рихтера. А ты в самом деле собираешься купить то же самое?

– Не я лично. Один мой знакомый.

«Отдавать материалы Цыгану или нет?» – снова задумалась я. Например, чтобы схлестнуть их с Шубаковым? Чтобы эти два паука сожрали друг друга? Но не пострадаю ли между делом я сама? Надо очень хорошо все взвесить… Но документацию по станкам я в любом случае должна иметь на руках.

– Я лучше буду работать с вами. С тобой. Может, мне сменить квартиру? Как ты считаешь, Саша?

Я считала, что если Шубаков и его компания захотят, то без особого труда найдут Катю и ее семью в Германии на любой квартире. И в любом городе. Ни для кого не секрет, что наши российские молодцы и в Германии, и в других странах ближнего и дальнего зарубежья наладили систему сбора дани с бывших и нынешних соотечественников. Правда, я не стала говорить об этом вслух. Катя и так не особо счастлива, зачем лишние беспокойства и переживания?