– Корыстный интерес имеешь для перехода под камчатских? – ухмыльнулся Сеня. – Под одним представителем уже сама лично побывала, теперь хочешь и фирму под них подложить?

Генеральный всегда все опошлит. Вера Николаевна молчала, пока говорил Сеня, а как только он высказался, спросила:

– А что будет с «Балттаймом»?

Вопрос был обращен ко мне. Я ответила, что скорее всего будет существовать, как существовал. Просто Юрий Леонидович Цыганов хочет подобрать под себя весь рынок аудио– и видеотехники. Шаг разумный. Хозяин должен быть один. Возможно, нам предложат какое-то разделение труда – кто-то поставляет одно, кто-то другое, но это нужно будет обсуждать конкретно. Вера Николаевна кивнула, а я поинтересовалась у Сени, что еще вещал вчера Шубаков, когда приезжал к нему домой.

Оказалось, что Сеня большую часть его излияний не понял. Как мило. Шубаков был пьян, Сеня был пьян. Шеф понятия не имел об утренних событиях – его никто в известность не поставил, так что не мог въехать в тему, – Шубаков вещал про какую-то перестрелку, потом стрелку, приплел туда меня с Расторгуевым, каких-то Могильных, о которых Семен Григорьевич в жизни не слышал, затем рыдал по Березе, в общем, нагородил огород.

– Ну а к тебе-то он зачем пожаловал? – теперь уже не въезжала я. – Рассказать о своих похождениях и несчастьях? Вы же вроде бы никогда не корешились, чтобы он к тебе приехал как к собутыльнику.

– Саша, ну как ты выражаешься! – воскликнул Семен Григорьевич, но не стал долго упрекать меня за такое плохое мнение о своем начальнике, а начал другую фразу: – Как мне показалось…

– Что значит показалось? Когда кажется, креститься надо! – теперь уже завопила я. – Он что, не сказал?

– Нет, Саша, – тихо ответил шеф, в очередной раз отхлебывая виски. – Он был пьян, я был пьян. Мы еще вместе выпили. Ну покричали друг на друга немного. Если бы рядом была ты или Верочка… Вы бы поняли, а так… Он уехал, я еще принял – и лег спать. А утром проснулся, что-то вспомнил… И башка раскалывалась… Я с утра вообще плохо соображаю. Когда по телефону звонят, я ведь записываю… Ну, ты мой метод знаешь.

Да, я знала изобретенный еще в молодости Семеном Григорьевичем метод – для того, чтобы утром вспомнить, кто зачем звонил, что говорил, что отвечал он сам. У него рядом с телефоном всегда лежали листы бумаги и ручка – и Семен Григорьевич конспектировал суть разговора, а утром по этим конспектам все восстанавливал. Срабатывало великолепно. Может, ему стоит запатентовать свой метод?

– Короче, я же не мог ничего записывать, когда Шубаков сидел напротив, – продолжал Сеня. – Ну, я решил, что мне лучше немного полежать в больничке. Ну, на всякий случай. Ты же понимаешь, Саша… Телефон тут есть. Верочка подъедет в любой момент. Ты в городе.

В общем, ясно. Сеня помнит какие-то обрывки. И, как всегда, полагается на нас с Верой Николаевной. Мы все сделаем. Он в нас уверен. А сам выбрал наиболее легкий способ – напиться, забыться, а потом укрыться в тихой заводи. Шубаков в самом деле мог приехать к нему, чтобы выпустить пар или выяснить, не вдвоем ли мы с Сеней что-то задумали. Не сменила ли я партнера. Шубаков наверняка чувствует, что я к нему личных симпатий не испытываю, а с Сеней мы давно трудимся вместе. Сработались, притерлись. А может, Мишаня просто хотел попытаться вытрясти из Сени, что тот знает – по всем вопросам, в особенности по поводу миллиона баксов (Мишаня ведь тоже на него претендует, вернее, не претендует, а хочет заполучить). А возможно, целью его визита было и что-нибудь другое…

– Кто звонил утром? – перевела я разговор на другую тему, решив пока оставить Шубакова в покое – в общем, с ним мы более или менее определились. Попробуем откупиться.

Сеня с Верой Николаевной переглянулись. Я повторила свой вопрос.

– А ты откуда знаешь? – спросил Сеня.

– Анна Львовна сообщила? – догадалась Вера Николаевна.

– Кто мне только что сам сказал, что утром решил лечь в больничку? – Мне не хотелось выдавать Сенину жену. – С чего бы это вдруг? Если бы уж тебе так хотелось скрыться от Шубакова, ты бы еще вчера вечером начал действовать. Или ночью. И ты же, кажется, ничего не помнишь из того, что Мишаня тебе говорил?

– Утро вечера мудренее… – начал Сеня.

– Хватит тянуть кота за хвост! – завопила я. – Послушаешь твои ответы, так тебя прямо можно в президенты выдвигать. На пару с Шубаковым. За словесный туман. Ему я уже советовала баллотироваться. Только передо мной тогда встанет сложный выбор: за кого из вас голосовать? – Я перевела дух и заговорила спокойным твердым голосом: – Мы, кажется, договорились? Или я сейчас встаю и ухожу.

Сеня с Верой Николаевной опять переглянулись, потом ко мне повернулась Сенина секретарша и заявила:

– Звонили из Таллина. Туда приехали камчатские.

Это я уже знала и без Веры Николаевны, но Иван Иванович связался со мной не так давно – когда я ехала в больницу. У Сени же, возможно, там есть и другие источники – раз он хорошо знает двух капитанов, имеющих дома в столице Эстонии. Наверное, кто-то информирует его лично – и о представителях нашей службы безопасности, и о других подозрительных личностях. А зачем нам тогда, спрашивается, служба безопасности? Фирма-то по большей части Сенина – у него самый крупный пакет акций, так зачем еще дополнительные силы? Совсем никому не доверяет? Или Иван Иванович вначале отчитывается перед Сеней, а только через несколько часов звонит мне и Виталию Сергеевичу? Нет, маловероятно… Иван Иванович – человек Туюсова, им же к нам и приведенный.

– И что? – спросила я.

– Ну, в общем… Я не знаю, чем все это может обернуться.

– Для кого?

– Для всех, – вставила Вера Николаевна. – И для фирмы тоже.

Я попросила объяснить поподробнее. Они опять мялись. Тогда я перешла к другому вопросу – к делам нашей родной «Техники-сервис», рассказала про вчерашнюю суматоху на складе, а в конце поинтересовалась, не известно ли случайно Семену Григорьевичу с Верой Николаевной местонахождение второй партии наших телевизоров, которые были под моим зорким оком загружены в трюмы «Фортуны» в Иокогаме, но каким-то непонятным образом оттуда испарились. Меня также интересовало, почему Вера Николаевна не отправила никаких документов в «Пeккa OY» по второй партии – или почему Семен Григорьевич не дал ей такого указания.

– Ну, это все сейчас решится, – махнул рукой Сеня, словно отмахивался от назойливой мухи. – Это меня меньше всего волнует. Тут все в порядке.

– Тут не все в порядке! – завопила я, но Сеня продолжал свою речь так невозмутимо, словно я даже не открывала рта:

– Мы, Сашенька, когда ты пришла, обсуждали, как вывезти известный тебе «лимончик» за пределы России. Ты появилась как раз вовремя. Мы-то с Верой Николаевной не знаем, как это сделать. Справку в банке на такую сумму не купишь, – Сеня захихикал своей шутке. – А ты у нас путешественница. Вот за это мы тебе двадцать процентов и отдаем.

«Шубаков, кстати, давал тридцать три», – снова подумала я, но промолчала. У Мишани этого миллиона, когда он мне сулил из него одну треть, на руках не было, а вот у Сени сейчас вроде бы есть. Или он точно знает, где он находится.

Сеня тем временем говорил что-то еще, отходя все дальше и дальше от темы пропавшей партии телевизоров. Да, конечно, ему не хотелось оставлять такие деньги на территории России. «Лимон» баксов наличными волновал его гораздо больше, чем партия телевизоров. Можно сказать, «лимон», свалившийся с неба. Да и куда они могли его здесь деть с Верой Николаевной? Не держать же в чулке? Припрятали сейчас где-то, так ведь найти могут – те, кто усиленно ищет. Надо было срочно вывозить в какую-нибудь тихую европейскую страну. А тут как раз я нарисовалась. Пусть Сашенька и везет. Сашенька сообразит как.

– Где наши телевизоры? – прервала я лившийся из Сени поток речей.

Сеня молчал несколько секунд, потом опять отхлебнул из бутылки и сообщил:

– В «Балттайме».

Я закашлялась от удивления и выпучила глаза на генерального.