Храпу уже оказали первую помощь: на лице и на руках его я заметила несколько кусочков пластыря, закрывающих ссадины, да и выглядел он не таким взъерошенным и потрепанным, как во время нашей последней встречи. Успел прийти в себя и пока не подвергся новым испытаниям. Этакая усталая белая мышь после проведения над ней экспериментов. Наверное, пока его отчет вполне удовлетворял Юрия Леонидовича.
Когда мы расселись и выпили по чашечке кофе из тонкого китайского фарфора, Юрий Леонидович извлек из какой-то папки, лежавшей на соседнем столике, лист бумаги и протянул мне.
– Ознакомься, Сашенька, – попросил он.
Я углубилась в чтение. Это была копия письма, отправленная моей родной фирмой в «Пeккa OY» – финскому перевозчику, обеспечивающему доставку грузов наземным транспортом из порта Хельсинки в Санкт-Петербург. Письмо было датировано прошлым годом.
Закончив чтение, я вопросительно посмотрела на Цыгана.
– Что скажешь?
– А что вы хотите услышать?
– Я хочу услышать, что ты скажешь.
Мы явно не понимали друг друга. По-моему, это письмо не играло вообще никакой роли. Мы отправляем их десятками. Обычное письмо нашему постоянному перевозчику. Я даже не помнила, что это за партия. Конечно, можно поднять бумаги, если это требуется Юрию Леонидовичу. Но это же прошлый год! Мы сейчас даже другие модели поставляем! Техника же постоянно устаревает!
Не дождавшись от меня ничего вразумительного, вообще ничего не дождавшись – я просто не знала, чего Цыган хочет, – Юрий Леонидович запустил руку в ту же папочку и извлек еще один лист. Это было уже письмо нашего перевозчика «Пекка ОY», но не ответ на только что прочитанное мной, а касающееся совсем другой партии. Дата была еще более ранней.
Я опять молча вернула лист и получила новый. Мне надоело читать по листочку, и я попросила Юрия Леонидовича дать мне всю папку. Он выполнил мою просьбу.
В папке лежало листов сто – всяких и разных – копий писем, полученных и отправленных нашей фирмой. Все они были старые – то есть датированы прошлым годом.
– И это еще не все, – загадочно сообщил Цыган, нажал на кнопку, расположенную под поверхностью столика, за которым мы сидели, и, как только появился один из охранников, велел ему принести «пачку бумаг из кабинета». Охранник кивнул, удалился и вскоре вернулся с пачкой, раза в два больше той, которую я только что пролистала.
Юрий Леонидович попросил меня приняться за изучение и этих бумаг. Расторгуев тоже заинтересовался (наконец-то до его затуманенного алкоголем разума дошло, что неплохо было бы тоже ознакомиться?) и стал читать выборочно. Юрий Леонидович с Храпом спокойно курили. Наверное, они уже хорошо знали, что это за бумаги.
– Я должна все это прочитать? – спросила я у Цыгана.
– Совсем необязательно, Сашенька. Пролистай выборочно. Если потом захочешь – можешь и со всем ознакомиться. Но я не вижу в этом необходимости.
Я просмотрела новую пачку, пропуская по пять-десять листов. Это были бумаги из нашего офиса. Все старые, как и в первой пачке, даже позапрошлогодние. Я не понимала, зачем они Цыгану – и вообще нашим конкурентам. Ну ладно бы еще какие финансовые документы сперли или контракты – хотя тоже зачем им старье? – но тут-то была простая переписка. Эта информация уже не имела никакой ценности. Хотели проследить, насколько активно мы торгуем? Мне стало вообще ничего не понятно, когда я дошла до приказов по кадрам. А это еще зачем? Ну ладно переписка с «Пеккa OY», ну могла зачем-то понадобиться, допускаю, хотя и не понимаю, но наши внутренние перемещения и перестановки? Они нам самим до лампочки, просто дотошный Иван Иванович ведет этот учет. Выполняет обязанности начальника отдела кадров, которого у нас, в принципе, – нет. У Ивана Ивановича масса и других функций. А вот эта справка? Черт побери, кто-то из камчатских свистнул нашу переписку? Зачем?!
– Ну, теперь-то что-нибудь скажешь, Сашенька? – слащаво улыбнулся Юрий Леонидович.
– Я ничего не понимаю, – честно призналась я.
– Это ваше добро?
– Да, переписка наша, – кивнула я.
– Абсолютно уверена?
Я опять кивнула и поинтересовалась:
– Простите, Юрий Леонидович, но на кой черт она вам сдалась? Тем более прошлогодняя и позапрошлогодняя?
– Шеф, – встрял Расторгуев, – а…
– Помолчи, Олег. Выпей-ка лучше еще кофейку. И покрепче.
Олег последовал рекомендациям шефа, Храп молчал, я вопросительно смотрела на Цыгана, ожидая получить объяснения от него, в то время как он ждал их от меня.
– Откуда это у вас? – наконец спросила я, кивая на кипу бумаг.
– Они лежали в кейсе.
– В каком кейсе? – не сразу сообразила я.
– Ну как в каком? В том, в котором должен был лежать миллион долларов.
Последовала немая сцена. Нет, финальную сцену «Ревизора» представили только мы с Расторгуевым, Храп с Юрием Леонидовичем уже были в курсе. Потом Олег выронил чашку с горячим кофе, обжегся, выматерился, я тоже высказалась непечатно, потому что слов не осталось – только одни буквы.
– То есть вы хотите сказать, что Маринка заменила?.. – начала я, выдав первую пришедшую на ум мысль.
Эту замену Маринка – именно Маринка, а не Лариска, на которую Храп все валил вначале, – могла произвести только дома, как считал Цыган. У себя дома. Это старые бумаги «Техники-сервис». Наверное, хранятся где-то в скоросшивателях. Но не дома же у моей секретарши? Если только она не собирала макулатуру и не носила старые бумаги из офиса к себе домой. А тут как раз использовала. Скорее всего планировалась какая-то подмена. Про деньги Юрия Леонидовича она заранее знать не могла. А если у нее бывали фальшивые рубли, то вполне могла что-то задумать с бумагами из нашего офиса. Предположим, она действовала сама по себе. За что и поплатилась. Или кто-то из ее работодателей надоумил. Появилась у него такая идейка – а Маринка претворила ее в жизнь. Кто бы еще стал их выносить? И зачем? Чтобы как-то подставить нашу фирму. Другой причины Юрий Леонидович не видел. Предположим, кто-то рассчитывал получить «дипломат» с пачками наличности, а там вместо них – здрасьте-пожалуйста! – старые бумаги «Техники-сервис». Начинается расследование – официальное или неофициальное, сейчас роли не играет. Виноваты мы или нет – вопрос другой, но нервишки-то нам треплют, и треплют хорошо.
– Именно Маринка готовила эти бумаги? – Юрий Леонидович кивнул на пачку.
– Когда кто, – ответила я.
И тут мне пришла в голову мысль: а ведь они хранились не в моей приемной. Вся эта переписка лежит у Сени, вернее, у его секретарши Веры Николаевны. Или Маринка, чтобы не подставлять себя и, возможно, меня… С другой стороны, у меня практически вся переписка на английском или на японском. Зачем кому-то подкладывать текст на японском? Ну ладно еще документы на английском, в общем, довольно большое число людей сможет их прочитать, а вот насчет японского такого не скажешь. Найдя такие бумаги, их могут просто вышвырнуть, не заинтересовавшись содержанием. Ведь это надо переводчика искать… А с перевозчиком мы переписывались по-русски, там полфирмы говорит на нашем языке.
Я еще раз быстро пролистала пачку. Ни одной бумаги на другом языке, кроме родного, мне не попалось.
– Что ты смотришь? – поинтересовался Юрий Леонидович.
– Все на русском? – спросила я.
Он кивнул.
Да, это определенно бумаги из Сениной приемной. Как мне кажется, они лежали у Веры Николаевны в больших синих скоросшивателях в «стенке»-архиве. Маринка забралась туда? Вполне могла. Ее появление в Сениной приемной – например, после ухода Сени и Веры Николаевны домой – не вызвало бы ни у кого лишних вопросов. Предположим, мне что-то понадобилось. Пошла – взяла целую папку. Потом не вернула. Стала бы Вера Николаевна искать прошлогодние и позапрошлогодние бумаги? Конечно, нет. Она наверняка даже не заметила их исчезновения. Она же не копается в старых папках от нечего делать – делать-то ей как раз есть чего, и немало.
Юрий Леонидович попросил рассказать, что я придумала. Я пояснила ход своих мыслей, а потом решила выяснить, почему он меня раньше не спросил про эти бумаги.
