ПОМНЯ, ЧТО ТЫ ПТИЦА Имя твое — победа. Волосы твои — ветер. Я ладонью ловлю ветер — волосы твои глажу. Имя твое — радость, слов я таких не знаю. Знаю слова другие: плачут другими словами. Имя твое мне было. Спал я и спал долго, Спал и лицо прятал в темный огонь шалфея, И укрывался мятой, и утолялся маком, И обнимал пустырник — от пустоты хмелея. Имя твое мне было. Соком душа наволгла — Стал бы я травою, если б нашел отраву. Но от земли хранило небо меня по праву — Имя твое мне было. Кто-то сказал имя. Я повернулся только, чтоб посмотреть в небо: Все ли на месте звезды — стоит ли шевелиться. Но подходили люди. Кто-то назвал имя. Я протянул руку, помня, что ты птица… ДЕНЬ. ЦАРСКИЙ КУРГАН Звезда покатилась. Звезда докатилась. Упала звезда. И канула в воды. И от удара качнулась вода, и колыхнулись весы природы. И, оттолкнувшись от чаши другой, солнце взошло с той стороны лета… Нет-нет, не проговаривать, но петь: Леда моя, Леда… В полых курганах — в тяжелых тиарах — цари Впалые щеки свои прихватили зубами. Это учтивость. Они не смеются. Кори Ветер за ветер. Они не смеются над нами. Это угрюмость земли, это чинность вождей И величавость носителей высшего долга Им не велят хохотать под бряцанье ножей Над завереньями: вечно. Над клятвами: долго. Вечно лишь Нечто, и бесконечно Ничто — Леда моя, мы отпразднуем здесь восхожденье Солнца и угасанье росы. И за то Цадена будет нам вечность почти на мгновенье. Леда моя, уже полдень гудит, как гобой. Вот ты клянешься: всегда! навсегда! и до встречи! Вот ты клянешься. Нет, я не смеюсь над тобой. Это учтивость. Уже приближается вечер. Леда моя, Леда, несмышленыш. Нет, не проговаривать, но петь: Буковка, росиночка, люденыш. Страсть, неотвратимая, как смерть. Солнце докатилось, опустилось — От удара дрогнула вода… И звезда из глубины явилась. И вернулась в вышину звезда. * * * Так было просто в прежние века: Духовные отцы пеклися о морали, Кресты страшенные высоко задирали С навеки приколоченным Христом И неразумным агнцам и овнам Грозили указующим перстом. А милые, но грешные поэты Безнравственно кутили до рассвета И, соблюдая разные манеры, Болтались с балаболками по скверу, И, насмерть застрелившись раз-другой, Святым отцам безропотно грозили Какой-нибудь заблудшею ногой. Зачем же нас в один котел собрали. — Поэтов и блюстителей морали? Мы затеваем, словно постирушку, Занудную, как проповедь, пирушку. И я, мой друг, ловлю себя на том, Что, левою рукой маня девицу, Я праведной грожу себе десницей И тычу указующим перстом! ЭРОТ И ЭРАТО Не путайте Эрота и Эрато, Лукавого затейливого брата И глупую, но честную сестру. Не путайте Эрота и Эрато, Не путайте великую игру Мечты своей с ничтожностью желанья Ей обладать. Не сводничай, Эрот! Пусть мимо эта женщина пройдет В лучах светила, в охре светотени Пусть лишь мелькнут колени, как форели, Пусть лишь качнутся тяжкие бутоны Исполненной желания груди. Несносная Эрато, уходи! Вослед тебе потянутся свирели, Затеплются дрожащие фаготы, Туманные гитары задрожат… И пусть дурак, мальчишка, хвостопад, Нам сводный твой подмигивает брат — Ты знай дорогу, что тебе дана: Вдоль длинного и низкого окна, Вдоль улицы. Вот ты еще видна. Вот я могу, на цыпочки привстав, О боже мой! увидеть на мгновенье Шафранных складок легкое волненье. Вот спутник твой, вцепившийся в рукав. Вновь оглянулся и глядит, глядит, Глядит назад в недоуменье… КОЛЫБЕЛЬНАЯ На какой-то ветреной, ветреной дальней планете Привязалась девочка к ветру, а он — только ветер. Только буйный ветер — как хочешь его обнимай, Налетит, нашепчет — как хочешь его понимай: баю-бай… баю-бай… Уж не знаю, что там с тем ветром у ней получилось. Не случилось что-то, а может быть, что-то случилось. Потерялся ветер — и с ветром такое бывает Непонятно только. Но кто их, ветра, понимает? И не знаю, что там, в безветрии, ей не хватало, Только эта девочка ветреной девочкой стала. Все искала ветер, шептала в похожие спины: «Обернись, мой ветер!» А он обернется… Мужчины… Как-то пролетала сквозь облако с тайной улыбкой — Привязалось облако к девочке тайною ниткой (Просто улыбалась, по ветру иль так, без причины). Привязалось облако ниточкой из сердцевины. Вот такая музыка, девочка — облако следом, Августином, голубем, ангелом, просто соседом. Обнимать пыталось, да облаку — как обнимать? Понимать пыталось, да девочку — как понимать? Напевает что-то… Как хочешь ее понимай: баю-бай… баю-бай… |
