От этого забытья Володя очнулся, когда почувствовал, что кто-то расположился рядом с ним. Ласточкин повернулся, но было так темно, что он смог только определить: на скамейке, чуть сгорбившись, сидит молодой египтянин.

— Добрый вечер! — сказал египтянин.

— Вернее — добрая ночь, — ответил Володя. — Сейчас ведь за полночь. — Он запнулся, боясь, что коверкает слова.

Хотя на танкере Ласточкин считался одним из знатоков многих языков, но разве моряку, совершающему рейсы по всему земному шару, запомнить и выучить языки всех народов земли! Да, Ласточкин мог поговорить с египетским лоцманом, с торговцем, который привёз на танкер свежие фрукты, и, наконец, со своим братом моряком. Для этих разговоров нужен небольшой запас одних и тех же слов, которые Володя отлично знал. А вот беседа с людьми, не связанными с морем, всегда была для него трудной.

Так и сейчас. Сказав о ночи, Володя замолчал. Зато начал говорить его сосед.

— Вы давно в Порт-Саиде? Сегодня, наверное. Да?

Володя кивнул головой, но египтянин переспросил:

— Сегодня? Да?

— Да! — сказал Ласточкин. — Сегодня. Я с корабля.

— Болгарин?

— Нет. Русский.

— Русский!!! Русский!!!

Египтянин дважды повторил это слово и, пошарив в темноте, схватил Володины руки, крепко пожимая их.

— Товарич, русский товарич!

Потом несколько мгновений он молчал и заговорил быстро, взволнованно, громко:

— Русский? Я видел их, когда они проводили суда по каналу, когда русские заменили сбежавших за границу лоцманов. Я видел их золотистые волосы. У русских голубые глаза и серые глаза. У них белая кожа…

Египтянин говорил несвязно. Он обрывал фразы, перескакивал с одной темы на другую, перебивал сам себя.

— …Вы видели Порт-Саид утром? — спрашивал он Ласточкина. И тут же, не дожидаясь его ответа, говорил: — Белый город. Голубой канал. А какой тростник по берегам — зелёный, как изумруд. Да, вы же моряк! Знаете! Утром воздух над каналом розовый. А подъёмные краны в порту совсем как жирафы. У нас ведь богатая и очень красивая страна. Снег. Нет, у нас не бывает настоящего снега. Но вы видели наши хлопковые поля? Это как белая зима у вас, в России. А жёлтый Нил! А Каир! Вы не были в Каире? Это очень большой город. Почти как Москва. Там есть новый район — Гелиополис. Вы знаете, что это значит? Гелиополис — город солнца. Да, это правильное название. Там очень красиво…

— Как вас зовут? — спросил Володя.

— Яхия. Яхия, сын Мустафы.

— Вы художник?

Яхия промолчал. А Ласточкин подумал о том, что он зря задал этот вопрос. Ну как можно спрашивать человека о профессии, которая, может быть, была его мечтой и только мечтой осталась! Молодой египтянин, с которым он познакомился несколько минут назад, чем-то покорил его, привлёк. Нельзя было сказать даже, что Володя увидел Яхию. Темнота ночи скрывала египтянина. Володя видел только контуры его фигуры — опущенные плечи, чуть наклонённую вперёд голову и руки, лежащие на коленях.

Молчали. И Володя не решался первым прервать это молчание.

Неожиданно Яхия спросил:

— У вас есть в России сестра?

— Есть. А у вас?

— Не знаю. Я потерял её в день, когда шли бои за Порт-Саид. Может быть, она спаслась. Может быть, живёт здесь, в городе, у добрых людей. А может быть…

Он молчал.

Володя расстегнул пуговицы на кителе. Было душно и парко, точно в бане.

«Порт-Саид большой город, — думал он. — Но ведь Москва во много раз больше. Неужели в Порт-Саиде нельзя найти девочку? Не прячут же её где-нибудь в подвале. А днём все маленькие портсаидцы на улицах, в садах и скверах. Если ходить изо дня в день, обязательно удастся найти девочку. Ну, не в первый день — во второй, в третий, в пятый…»

Яхия, будто он подслушал мысли Володи, сказал:

— Я ищу её каждый день. Хожу по городу, бываю в садах, в парках. Но мне трудно, очень трудно.

— Почему? — спросил Володя.

— В Порт-Саиде много детей. А у детей часто очень похожие голоса. Вот и сегодня мне показалось, что я слышу Камилу. Позвал, протянул руки — нет…

— Камилу?!

— Да. А почему вы спрашиваете? У вас в России нет такого имени?

— Нет, не в России. Я знал девочку, по имени Камила, здесь, в Порт-Саиде. Она была у нас на танкере.

Яхия вскочил. Он как-то странно провёл рукой по воздуху, быстро ощупал голову и шею Володи, стиснул его плечи.

— Говорите!..

Светало. В одном углу небо стало розовато-серым. Яхия стоял во весь рост — курчавый, смуглый, красивый. И теперь Володя увидел, что Яхия слеп.

Что мог Володя Ласточкин рассказать Яхии? Да, он видел, как раненую Камилу принесли на корабль, как ей переливали кровь. Всё, что можно было сделать для спасения девочки, сделали моряки советского танкера. Потом, когда кончились военные действия, автомашина Красного Креста увезла Камилу. Вот и всё. Больше Володя Ласточкин ничего не знал о судьбе сестры Яхии.

А отчего и когда ослеп Яхия?

Когда он бросил гранату в танк, его ранило, ослепило, и потом Яхия почти ничего не видел. Ведь танк этот был совсем близко. Может быть, Яхии и можно было бы спасти зрение, если бы сразу же его лечить. Но это не заботило захватчиков Порт-Саида. Когда в госпитале Яхия упал, от сильного сотрясения он окончательно ослеп. На следующий день интервенты уже покидали Порт-Саид. Придя в себя, Яхия узнал, что в Порт-Саиде интервентов уже нет. Медицинская сестра-египтянка поила Яхию из чашки с носиком, вроде маленького чайника. Ласковые руки гладили лоб и виски Яхии.

— Снимите повязку с глаз, — попросил Яхия.

— Не надо, — сказала сестра.

— Почему не надо? У меня болит голова. Я сильно ударился. Повязка давит голову. Снимите!

— Не надо.

— Сейчас день или ночь? — спросил Яхия.

Сестра молчала.

Подошёл врач. Он взял руки Яхии в свои большие тёплые ладони. От этого врача-египтянина Яхия узнал, что он ослеп.

— Успокойтесь, Яхия. — Врач крепко сжимал его руки. — Не надо, дорогой. Не надо. Это война. Она всегда приносит несчастья.

Всё лицо Яхии покрылось мелкими каплями. Красная струйка крови выступила на губе. Яхия прикусил губу…

Прошла война. Египтяне прогнали захватчиков. Египетский флаг снова поплыл по ветру над египетским городом и каналом.

А по улицам Порт-Саида, постукивая палочкой, шёл слепой Яхия, повторяя одно и то же имя:

— Камила! Камила!! Камила!!!

Сотни девочек, услышав это своё имя, откликались на него, подбегали к Яхии. Он клал им руку на голову, гладил по волосам.

Нет, это была не его Камила.

Камилу искал не только Яхия. Ему помогали добрые люди из квартала Эль-Манах. В этом районе не было семьи, которую миновало бы горе. Но это горе ещё больше сближало людей — простых людей бедного квартала. От имени Яхии они посылали письма во все концы страны.

«Нет ли у вас черноглазой, черноволосой девочки, по имени Камила? Не знаете ли вы девочку Камилу, потерявшую родителей во время боёв за Порт-Саид?»

«Нет, — сообщали в Порт-Саид. — Пока такая девочка не обнаружена. Но мы ищем её и, если найдём, обязательно сообщим».

В самом Порт-Саиде, конечно же, были проверены все госпитали, больницы и детские дома. Камилу не нашли.

Но её продолжают искать. Ведь никто не видел её и не сказал, что Камила погибла. Видели гибель её матери Фатьмы, знали о том, что в порт-саидской больнице умер сошедший с ума Мустафа. Но Камила просто исчезла.

— Я верю, что найду её, — сказал Яхия Володе.

Пока они говорили, серо-розовая полоска ширилась и росла на горизонте.

Посветлело небо, и стали видны скамейки, цветники, аллеи большого парка.

Володя шёл в порт, на свой танкер. Яхия провожал его. Они шли, взявшись за руки, как дети. Яхия не постукивал своей палкой. Он чувствовал твёрдую руку русского друга и шёл уверенно, так что со стороны и не определить было — видит он или не видит дорогу впереди…