Само собрание пересказывать не стану. Меня удивила масса плохо одетых и несчастных людей, которым внушили, что они все очень хорошие писатели и не знаменитые только потому, что нет обстоятельств. Если бы не институт, то в этой массе мог быть и я.
Очень хорошо работает Гончаренко.
13 февраля, суббота.
Был на спектакле «Лес» Островского. Это старый спектакль с Дорониной. Я наслаждался пьесой и спектаклем. Какая жалость, что я не видел больше ни одного спектакля, чтобы сравнить. Весь зал был набит молодежью, и, как ни странно, никто не ушел во время этих совсем не кинопредставлений. Сидели, как мышки, всю длиннющую пьесу. Мне кажется, что процессы внутренней кристаллизации стали очевидны: МХАТ им. Горького постепенно становится «Комеди Франсез» — здесь сохраняется классический репертуар; а во МХАТе им. Смелянского — совсем другая политика: этот театр постепенно становится театром «Современник».
Особенность драматургии Островского — это прямое формулирование.
Относительно последнего: хорошо бы написать пьесу, взяв за дальний прототип Волчек. Директриса и депутат Госдумы. Дальше надо все придумывать. Театр на многих сценах, без души и без искусства. Одним из героев можно было бы сделать и моего друга Вульфа.
Очередной материал для «Труда»:
«Зинаида Гиппиус в своих «Дневниках» писала приблизительно следующее: пишите мелочи, главное и без вас напишут. Поэтому пропускаю и главное, и наболевшее: и пожар в Самаре (в любой другой стране кто-то здесь ушел бы в отставку), и вердикт американского сената (если кто-то предполагает, что Клинтон молодец, то не я: и врал, и изворачивался, что не к лицу президенту), и вызреваю-щую американскую агрессию против Югославии (если нашему министру обороны кажется, будто он к этому не причастен и к этому не причастен развал наших вооруженных сил, то министр заблуждается). Пропускаю и резко набирающий силу и качество, в отличие от всего нашего телевидения, канал «Культура».
Тем не менее я хотел бы привлечь внимание общественности и телезрителей к передаче «Спросите у Лифшица». Бесспорно, что это прелестный человек, острослов, вспомнивший ароматное слово наших детских подворотен «не жадничайте», выдающийся экономист, так невероятно поднявший вместе с Кириенко и Черномырдиным нашу экономику. Но вот после одной из его передач моя жена не только забрала 150 или 170 долларов, которые у нее лежали в Сбербанке, но сняла все, что у нее хранилось и на пенсионном вкладе в российских рублях. Лифшиц рассуждал о банках и экономике. Вот она, сила телевидения!»
В «Независимой» обращение «К гражданам России». Его содержание: «Страну все более захватывает волна коммуно-фашизма». Пафос обращения: «Убийство Галины Старовойтовой, все учащающиеся вспышки антисемитизма, решение Думы возвратить на Лубянскую площадь в Москве памятник кровавому палачу Дзержинскому, бесстыдное воспевание Сталина и сталинизма, предложение Селезнева о восстановлении каторги, попытки подкрасить языческую коммунистическую идеологию православием — все это звенья единой цепи». Самое интересное здесь — подписи: «Б. Васильев, А. Володин, А. Гербер, Д. Гранин, В. Оскоцкий, А. Приставкин». Почему некоторым так нехорошо от православия?
15 февраля, понедельник.
Сережа Толкачев в разговоре сказал, что его сын питается и имеет в детстве значительно больше, чем он сам в детстве. Вот картинка: «Мясо мы ели лишь один раз в неделю по воскресеньям, все остальные дни — кашу и овощи».
Весь день работал, как машина. Написал рецензию на Машу Лежневу, к ее диплому, и Сашу Родионова. Каким-то образом я их выучил. Маша пишет удивительно просто, но с хитрецой. Она, скорее, не знает, но чувствует жизнь. Ее проза, модель для которой я взял у Елизаветы Ауэрбах, не современна, но читабельна и интересна. Без малейшей потуги стать знаменитой или великой писательницей. Писательницей Маша станет. Саша очень одарен, его грузинский акцент создает в его прозe особый эффект, но в его воспитании очень чувствуется влияние семьи и деда Анатолия Гребнева: он не любит русских людей (они все у него лишены тонкости) и готовит себя к поприщу знаменитого сценариста.
Был Андрей Москвин, приятель Андрея Полонского. Андрей сейчас опять уехал с нашей легкой руки в Италию преподавать русский. Из университета за столь частые отлучки его освободили. Андрей Москвин живет и работает в Варшаве. Советовался со мной, где бы лучше пристроиться на кафедре славистики. А начинал-то как полонист, уехавший на стажировку для диссертации. Вот так мы сами готовим диссидентов и невозвращенцев. С некрепкими умом и волей, они прельщаются той жизнью, а потом, чтобы оправдать себя, начинают поносить нашу.
В сущности, и Солженицын знает, что он писатель, почти полностью лишенный воображения. Он сейчас на положении Льва Толстого; этому положению надо соответствовать, но соответствовать не получается. Его новая вещь называется «Угодило зернышко промеж двух жерновов». Это, естественно, все о нем. Тоже мне, «зернышко».
Написал письмо Т. В. Дорониной. Это — впечатления от ее спектакля «Лес» и некоторые вопросы по открытию новой специальности.
16 февраля, вторник.
Читал этюды к сегодняшнему семинару. Постмодернизм наложил на нашу литературу мертвенную печать. Никто не хочет заниматься спокойным и медленным текстом. Надо бы было отметить Бойко, но он уже стар; и Харченко, но он слишком молод и еще не наработал вкуса. Те, кто умеют, не видят вокруг; а те, кто видят вокруг, не умеют строить фразу.
Был в общежитии. В новых туалетах стало значительно чище: сработал «эффект метро». Раньше в московском вычищенном и вылизанном метро никто и бумажки не смел бросить.
Вечером позвонила Таня Бек: у нее обокрали квартиру. Вытащили компьютер, телевизор, духи, как ни странно, не нашли 200 долларов, которые у нее хранились где-то в книгах.
Семинар у меня прошел очень удачно. Особенно хороши были Чуркин и Савельев.
Вечером я должен был поехать в Одинцово на благотворительный бал, посвященный Пушкину. Звонила мне об этом сначала Инна Макарова. Прислали билет, пропуск на машину, список приглашенных. В примечаниях значилось: темный костюм или смокинг. И чествования, и обед, и вальсирование. Не было только меню. Посмотрел на список приглашенных, меня в нем не было. Видимо, начали приглашать, когда другие почетные гости стали отпадать. Ой как надоело быть фоном для политиков и деятелей. Не поехал. День завтра тяжелый и ответственный. Институт занимает меня все больше и больше.
В Москве, как и во всем мире, жуткий протест курдов против выдачи их лидера Оджалана. Мы все поддерживаем абстрактный закон и абстрактную демократию. Ведь эта же самая Турция, интересы которой мы сейчас блюдем, все время поддерживает Чечню. С Курдистаном у нее такая же ситуация, как и у России с Чечней. Большая страна не хочет нарушать своей целостности.
Скандал с подписанием договора с Украиной и взрывы в Ташкенте. Новые режимы балансируют.
19 февраля, четверг.
Вчера состоялась защита шести дипломных работ, трое из ребят мои: Маша Лежнева, Саша Родионов и Таня Тронина. Двое последних получили «с отличием». Машенька открыла новую тенденцию на подобных экзаменах: она прочла отрывок из своего романа. К сожалению, я сам не проследили — делала она это не очень отчетливо и по-бытовому. Пятерочку получила бы и она, если бы втихаря от меня кое-что в диплом не вставила. На этой комиссии был Игорь Ляпин — первый секретарь Союза на Комсомольском — и Светлана Дульченко — секретарь приемной комиссии. К сожалению, не был Тимур Пулатов. Я всех их включил в Государственную комиссию. Это моя попытка не только раздать нашим выпускникам союзовские билеты, но и навести мосты между Пулатовым и Ганичевым.
Татьяне Бек вставили в дверь замок, ездил Денис, наш институтский плотник. Татьяна задает вопрос, почему обокрали именно ее, самую бедную в подъезде. Поэтому и обокрали; но еще это означало, что судьба от нее что-то хотела. Как от меня отвела, с кражей Алексеем денег. О его поступке я думаю постоянно. Он не укладывается в мои представления о человеческой бытовой этике. Значит, эта этика исчезла? Значит, она существует только в моем воспаленном литературном сознании? Татьяна, полупьяная, позвонила вечером и сказала, что я самый лучший человек, потому что единственный сразу же предложил действенную помощь. Как же люди обозлены и изверились, если естественную реакцию руководителя принимают за его исключительные качества.
