Вечером читал гомосексуальный роман Димы Лычева, напечатанный в Праге. Меня это интересует после моего «Затмения Марса». Отсутствие человеческой идеи. В этом смысле «Богоматерь цветов» Жене не перешибить.

30 декабря, среда.

Утром выяснилось, что в Кремль на прием меня на этот раз не пригласили. Не думаю, что это воля Бугаева. Скорее, кто-то из аппаратчиков утырил мой пригласительный билет для кого-то из своих присных. Уже сразу почувствовался уход Татьяны Иосифовны, она бы за этим приглядела. Но, может быть, это и к лучшему?

Весь день продолжал тяжбу с Ильей Шапиро. Один из его арендаторов, которого он вытряхает, захотел выйти на институт напрямую. И вышел на Володю Харлова. Я даже этому обрадовался, потому что нашли взаимовыгодную и простую схему платежей, включив коммуналку в стоимость аренды. В последний момент пришлось этому арендатору отказывать. Разговор у меня с Шапиро произошел поздно вечером накануне, это стоило мне бессонной ночи. Кое-что мне пришлось ему вспомнить. О упоительное чувство развязанных рук и отсутствия «зацепочек» и «крючочков»! Зато я в отместку этому упорному арендатору отгрохал и отослал утром по факсу письмо. Вот оно, великое умение формулировать и ставить в определенной последовательности строго определенные слова.

Вечером поехал в общежитие, где уже началась предпраздничная подготовка. Наша Ирина Евгеньевна встретила меня в новом перманенте. После того как я выставил ее мужа Гену, уже давно немножко работающего, а в основном имитирующего работу электрика, она поняла, что я возьмусь и за нее. Институту дорого, кроме зарплаты, содержать ее в двухкомнатной квартире. Если бы я еще чувствовал, что она экономит институтские деньги, но барышня предпочитает спокойствие. Общежитие ее раздражает, грязная жизнь студентов может остаться грязной, а я запрусь в своем двухкомнатном замке и постараюсь как можно реже из него выходить. Что касается меня, я не прощаю людям отсутствие энтузиазма.

Теперь о наших дорогих студентах, пробегающих мимо меня словно мимо водопроводчика. В новом, только что построенном туалете на пятом этаже уже кто-то из них вывинтил для личного пользования лампочку. Дела предновогодние, и в комнате должно быть светло. Но туалет, кажется, будет стоять. К сожалению, когда его строили, ни Ирина Евгеньевна, ни Сергей Иванович, ни Леша Тиматков не следили за всей этой операцией, поэтому довольно много огрехов. Наши специалисты, принимая и подписывая сдаточный акт, не обратили внимание, что им вместо новой двери, которая числилась по смете, впиндюрили старую. Ну почему никто не хочет работать? И почему я так много сил отдаю этим проблемам, которые никем, кроме меня, не будут вспоминаться? И на это уходит жизнь.

Вышел очередной номер «Юности», там у меня третья, плехановская глава. Отзывы вроде пока неплохие, но ведь никто и не представляет моего замысла целиком. Мне-то самому кажется, что все это скучновато. До сих пор не могу отыскать «образ» Шушенского, стержень внутренний, соотносимый с сегодняшним временем посыл. Промелькнула мысль — приезд Крупской. А разве соединение двух людей, прошедших по жизни, не есть событие?

31 декабря, четверг.

Вчера крупно поругался с В.С. Она, конечно, очень больной человек, но не хочет понимать, каким образом я зарабатываю деньги, что мне как писателю надо сосредоточиться, но ей еще нужно бесконечное и каждодневное внимание. В общем, высказаться до конца пока не могу. Всю жизнь я еще борюсь с ее недоброжелательством в словах по отношению к другим людям. По мере приближения этих людей к ней ее недоброжелательность усиливается. Мы ссоримся не из-за денег, не из-за политических дефиниций, а только когда я пытаюсь в ответ на ее инвективу установить какую-нибудь справедливость. «Если я никому не нужна, я завтра после поездки на диализ могу не возвращаться». — «Ну, тогда я могу уйти совсем». Это уже моя реплика, голодного раздраженного работой и только что вернувшегося со службы человека, который пытается что-то себе приготовить.

Вчера поссорились с моим уходом из дома, возвращение — с миром. Все, как обычно. Значит, весь день сегодня отношения ровные. Я с утра создавал фаршированного судака, потом ходил по магазинам. Вечером тихо и мирно посидели за столом. Был С.П., который нас не бросает. Звонил из Ирландии Сережа Мартынов и из Парижа сестра. По НТВ показали «Куклы» с мотивами «Гибели «Титаника». Героиней этих кукол стала Раиса Максимовна Горбачева. Под символическим сюжетом «гибели» мы входим в новый год. Ельцин с обращением не выступал. Вместо него довольно остроумный текст произнесла его кукла из последней передачи. Политически это довольно занятно, но «аппарат» и близкие определенно не хотят показывать президента, которого «мы сами выбрали».

Во время моего блуждания по рынку днем я обратил внимание, что цены выросли. Яйца уже 17–18 за десяток, а еще недавно я брал их за 8–9. С первого числа повышается тариф за электричество.

1 января, пятница.

Весь день сидел над пятой главой «Смерти Титана». Материал не складывается в новую данность, т. е. не оживает, а остается одномерным, без паутины идей, деталей, оригинальных сравнений. Остается литературной невнятицей.

3 января, воскресенье.

Ездил на день рождения к Наташе Кутафиной. Ей 50 лет, и муж, ректор юридической академии, постарался отпраздновать все с помпой. Празднество проходило в ресторане «Олимп», на берегу Москвы-реки, на Лужниковской стороне, напротив трамплина. Без машины к ресторану проехать невозможно. Все было так роскошно, как никогда, и по роскоши вполне заменило кремлевский прием. Из гостей, которых я узнал, были Бурбулис, ныне депутат Госдумы, и Красавченко, последнего тоже зовут Сергей Николаевич. Еще один политический покойник. Долго ждали подругу Наташи, некую девушку Гелу, сестру Кобзона, она дирижер-хоровик. По-фамильному крупнопанельная, с настоящими красивыми драгоценностями и умеющая ловко себя вести дама. Она мне нравится, сидим мы с ней за столом, может быть, даже нравимся друг другу, но про себя я тем не менее отмечаю, что в одном проклятая Америка неколебима: отчетливо метит наших быстрых и предприимчивых людей. Не пустили Кобзона, потом не пустили бывшего министра Госимущества Альфреда Коха. Я с восторгом жду, когда в Америку направится Борис Федоров, бывший министр, как-то связанный с делом бриллиантщика Козленка, недавно выданного органам греческими властями; и куда направится Сергей Дубинин, бывший глава Центробанка.

Я выступал, а точнее произносил тост, одним из первых. Что-то говорил об институте и культуре. Но Наташа действительно умная, красивая и отзывчивая женщина, здесь я не грешил. Почему-то мне счел нужным ответить Красавченко, этот «никто», раньше занимавшийся культурой в президентских структурах. Ах, как наши лидеры завидуют не мокрой и не обезображенной предательством репутации!

Моей «добычей вечера» стал рассказ одной женщины, врача-акушера, что она способна в течение двух первых часов, глядя на новорожденного, установить его судьбу. «Я иногда вижу, — рассказывала она, — что рождается будущий преступник. Но я не могу об этом предупредить мать младенца, я только говорю: старайтесь быть всегда с вашим ребенком. Другой матери я могу сказать: не думайте о своем сыне, пусть он делает, что хочет, и, если не пришел ночевать домой, не волнуйтесь. С ним все будет хорошо».

Я все время думал, каким акушерка могла бы увидеть только что родившегося Алексея, моего бывшего шофера?

4 января, понедельник.

Довольно много работал над Лениным. Меня это пугает, или я — как бывает, когда тачаешь: роман или пьеса распишутся, и ты начинаешь улавливать характер — на этот раз уловил не ленинский, а создаваемый мною.