Бывший капитан сейнера пытается научить своего сына, тоже капитана, тонкостям рыбацкого дела. Но сыну не нужны советы отца: наука и техника шагнули вперед и на все вопросы дают точные ответы. Старик тяжело переживает свое бездействие. Чувствуя это, внук приглашает деда порыбачить вместе с ним удочкой с причала. Дед оскорблен: разве это рыбная ловля? Но в конце картины он выходит вместе с внуком на пристань, забрасывает удочку и, кто бы мог подумать, испытывает удовольствие.
Фильм получился не только в смысловом и эмоциональном отношении, но и чисто технически. Ведь в нем мы постарались избежать тех ошибок, которые выявила первая моя картина.
И еще один закон, важный для создания телефильма, открылся мне в Грузии во время работы над картиной «Гадюка» по рассказу А. Толстого. Этот фильм не был закончен, так как на экраны страны вышел одноименный киновариант. Посмотрев его, я понял, как по-разному кино и телевидение решают одни и те же моменты. Широкий общественный фон, представленный массовыми сценами на большом экране, помогающий раскрытию образа героини, из-за отсутствия третьих планов как бы уходил за пределы телефильма, оставался за кадром, о нем лишь упоминалось. Движущей силой сюжета становилась не внешняя сторона событий, а внутренние переживания героев.
Потом был документальный фильм о В. Маяковском «Я сам», где чистую документалистику удалось соединить с игровыми сценами и мультипликацией. Был и фильм-балет «Гамлет». Но, обогатив творческий опыт, телекино не стало для меня главным центром притяжения. Им по-прежнему оставался телетеатр. Так почему же решился на многосерийные видеофильмы? Подтолкнула меня к этому именно «современная тема».
На малом экране в то время шел цикл спектаклей «День за днем» Анчарова. Меня приводила в возмущение эта розовая драматургия, эта приукрашенная до приторной конфетности действительность. И тут, поскольку в большое кино уходил один из наших режиссеров, мне предложили принятый им к работе сценарий четырехсерийного видеофильма «Месяц длинных дней». Его сценарий написали известный кинодраматург, автор фильмов «Дом, в котором я живу», «А если это любовь», «Такая короткая долгая жизнь» Иосиф Ольшанский и его сын Виктор, сделавший ряд телевизионных работ. Материал будущего сериала явно противостоял тому, что создавал Анчаров. В споре с ним и начал работу. Особенно меня привлек образ главного героя Ивана Федоровича Званцева. Главврач профилактория крупной типографии внешне суров и ершист, но эта ершистость идет от внутренней доброты и обостренного чувства справедливости. Он не устает сражаться с преступным равнодушием, косностью, ленью души, всяческой ложью. Недаром, наверное, директор типографии (А. Лазарев) кричит ему: «Что вы донкихотите?» Но как же сложно сыграть эту положительную роль! И увидел я в ней актера, прежде исполнявшего, — видно, ершистость тому была причина, — в основном персонажей отрицательных — народного артиста СССР Михаила Глузского. «Месяц длинных дней» помог раскрыть иные грани его дарования.
Свои выходные дни в профилактории проводят люди разные. Хотелось показать и судьбы, и характеры, и отношение к жизни, к своему месту в ней. Думаю, что мне в этом помогли замечательные актеры В. Санаев, В. Васильева, В. Телегина, А. Дмитриева, С. Немоляева, Л. Иванова, Г. Абрикосов, И. Печерникова, Н. Шацкая. Не скрою, было приятно узнать мнение критиков, что основной принцип многосерийного фильма «Месяц длинный дней» — «раскрытие человека изнутри».
Второй моей встречей с драматургией Иосифа и Виктора Ольшанских стал трехсерийный художественный фильм «Дом у кольцевой дороги». В центре повествования история с Колей Федотовым (М. Ефремов), учащимся того самого ПТУ, где работают преподавателями снявшие на лето деревянный домик на Сиреневой улице Ксения (О. Гобзева), Саранцев (В. Бочкарев) и Семен Золотов (Б. Сморчков). Из-за конфликта с отцом (Г. Абрикосов) мальчик уходит из родного дома. Умение понять его, по-настоящему помочь — определяют нравственную сущность каждого из персонажей фильма и, в первую очередь, Надежды Казимировны, хозяйки старого дома (Н. Федосова).
Чем же мне особенно запомнилась эта картина? Прекрасной операторской работой Бориса Лазарева.
Чтобы приблизиться к условиям Сиреневой улицы, мы на время съемок сняли дачу под Москвой. Борис впервые получил небольшую переносную камеру из телевизионного журналистского комплекта. И она задышала, ожила в руках оператора. Заглядывала в самые потаенные дачные уголки, находила удивительные ракурсы и точки съемки, но, главное, сумела вжиться в игру актеров и подчиниться ей. А если учесть справедливое замечание критики о том, что нам не удалось раскрыть проблемы современного ПТУ и что скорее наш фильм не об этом, а «про человеческие богатства, невиданные до поры, до времени, про запасники души, про сложность и притягательность оптимистической гипотезы человека», то нельзя не признать, какую сложную задачу разрешил оператор. Во всяком случае, один из критиков, помнится, насчитал, благодаря чутко направленной камере, четыре разных молчания Федосовой, мастерски играющей кульминационную сцену прощения Надеждой Казимировной столь жестко оскорбившей ее подруги Ксении, Алены.
В «Доме у кольцевой дороги» вновь положительную роль, роль директора ПТУ, играл Михаил Глузский. Снимался он и в моей третьей, совместной с Ольшанскими, работе — двухсерийном художественном видеофильме «Тропинины».
По сей день берегу письма телезрителей — крошечные сигналы из разных уголков страны — от молодых и пожилых людей, подтверждающие: в мыслях не одинок и понят правильно. По сей день помню и эпизод, предопределивший мое отношение к сценарию Ольшанских.
Это было перед одной из годовщин Дня Победы. В винном отделе стояла очередь за водкой. Продавщица объявила: товар кончается. Стоящие занервничали: хватит ли? В этот момент к прилавку подошел седой человек в штатском, с боевыми орденами на груди и сказал: «Ко мне приехал друг, с которым не встречались с конца войны. Вечером он уезжает в Петрозаводск, не знаю, свидимся ли еще? Должны поднять чарку. Разрешите...» Последние слова расслышать было трудно. Очередь загалдела: «Тоже мне ветеран нашелся! Знаем мы таких... Не давать ему ничего». Продавщица взяла у седого деньги. Это разозлило одного из молодых людей, он подскочил и стал теснить ветерана. Тот оттолкнул обидчика. Тогда товарищ парня схватил пустую бутылку и ударил стоящего у прилавка по голове. В седых волосах показалась кровь. Она текла по лицу и окрашивала в свой цвет боевые ордена. Очередь на мгновение оцепенела. А потом и по какому-то немому согласию пожилые люди вытолкнули молодых ребят на улицу и так же молча стали бить. Бить со всей жестокостью тех, во имя рождения и жизни которых умирали солдаты, добывая Великую Победу.
В те же предпраздничные дни по телевизору, радио, в газетах рассказывалось о льготах, предоставленных правительством ветеранам Второй мировой войны. Но все ли определяют хорошие жилищные условия, санаторные путевки? Простое человеческое внимание, уважение в приказ не запишешь и законом не определишь. Да и как решается сегодня извечная проблема «отцов и детей»? Чего не хватает людям для взаимопонимания?
Близилось время ухода в армию моего сына. И тут сценарий Ольшанских. Главный герой — полковник Алексей Тропинин, возглавляющий районный военкомат небольшого города. В его руках патриотическое воспитание будущих воинов. Он ведет работу с теми, кто уже отслужил в армии, заботится о ветеранах. И они доверчиво идут к нему со своими заботами, просьбами. Может быть еще и потому, что избранная Тропининым профессия — дело глубоко личное: на войне погиб отец, память о котором свято чтят в семье. Однажды в кабинете комиссара появился человек, назвавшийся фронтовым другом погибшего Дмитрия Павловича. Многое изменилось в семье Тропининых после этой встречи. Сценарий правдиво говорил о нелегких судьбах опаленных войной, о любви, верности, мужестве и долге.
Мне казалось, что по-настоящему художественным этот фильм нельзя сделать без кадров военной хроники. И я вводил ее... Вспоминает Дмитрий Павлович о том, как выносила его с поля боя медсестра, и на экране документальные кадры, запечатлевшие пожилых женщин, и хрупких девушек которые, какими силами не известно, часто на себе, волокут из-под огня раненых бойцов... Усомнился молодой человек в необходимости хранить пробитый пулей котелок, и возникает гимн, созданный фронтовыми операторами этой неотъемлемой от солдата вещи. Подобные вставки утрачивали роль прямой иллюстрации, создавая особый, эмоциональный настрой.
