Таня чем-то была расстроена. Вероятно, он разочаровал ее этим разговором.
— Ты меня, пожалуйста, не провожай. Тут недалеко, и потом, могут увидеть. Я не хочу, чтоб твои сослуживцы попадались нам на глаза. Извини, я пошла.
Серегин остался в кафе. Выпил, как воду, розовое талое мороженое. Долгих шесть лет он не видел Таню. Было непросто говорить с ней теперь, непросто понять, какой она стала. Конечно, он патриот. Но он у черта в зубах, и об этом не всем знать обязательно. Даже Тане.
А тем временем Таня тоже думала о Серегине. Они о многом говорили, ей хотелось знать: кто он? Безропотный исполнитель чужой воли или ищущий, мечущийся человек? Он отвечал уклончиво, разговор не клеился, но Таня чувствовала: Олег не так прост. Стал очень сдержанным, даже когда они встретились в трамвае, был спокоен. Или холоден? Уже потом она поняла: он просто был не очень рад встрече. Может, стал равнодушен к ней? Война приглушает чувства... Это она знает по себе.
После этой встречи Татьяна сообщила Лоренсу: «В военном ведомстве появился офицер, через которого в будущем, думаю, можно будет получать сведения, интересующие нас».
Вовремя завершить реорганизацию НРА не дало вторжение банд Унгерна в Забайкалье. В Приморье и Маньчжурии было сосредоточено до 20 тысяч белогвардейцев и пять японских дивизий, численностью 70 тысяч человек.
Политбюро ЦК РКП(б) на специальном заседании, посвященном дальневосточной проблеме, обсудило вопрос об оказании помощи ДВР. В. И. Ленин потребовал от Реввоенсовета принять самые срочные меры, направленные на укрепление армии буферной республики. По решению политбюро ЦК РКП(б) в июне этого года главкомом и военным министром был назначен В. К. Блюхер. Совет Труда и Обороны по личному распоряжению В. И. Ленина выделил для ДВР 2300 тысяч золотых рублей.
26 августа в Дайрене начались переговоры. Делегация Дальневосточной республики потребовала немедленной эвакуации японских войск. Японская делегация во главе с Мацусимой, видя, что инициативу не удалось взять в свои руки, применила тактику затягивания переговоров, вовлекая представителен ДВР в длительные споры по всяким поводам.
А время стремительно шло.
В октябре японцы выставили ультиматум. Они требовали срыть укрепления по тихоокеанскому побережью; никогда впредь не держать в водах Тихого океана военно-морского флота и уничтожить имеющийся; сохранить принцип частной собственности в отношении японских подданных, приравняв в этом отношении их к гражданам ДВР; не допустить в республике установления коммунистического режима. Пятнадцатый пункт требовал передать Японии на восемьдесят лет в аренду весь Северный Сахалин.
Кроме того, эвакуацию своих войск из Приморья Япония предполагала производить по собственному усмотрению, в удобные для нее сроки.
Делегация ДВР отказалась принимать к обсуждению эти наглые требования. Стороны разошлись, не придя к единому решению; представители Дальневосточной республики покинули Дайрен. Японцы добились своего: «по вине» делегации ДВР переговоры были сорваны.
Части белогвардейской армии начали военные действия против республики.
Краткая хроника дальнейших событий: 22 декабря Народно-революционная армия оставила Хабаровск.
27 декабря Дальбюро ЦК РКП(б) обсудило вопрос о событиях в Приморской и Амурской областях. Вся полнота власти была передана Временному Нарревкому. Восточный фронт возглавил С. М. Серышев.
28 декабря под станцией Ин белым дали серьезный бой и наступление их было приостановлено.
12 февраля 1922 года части Народно-революционной армии и партизаны взяли Волочаевку. Был освобожден Хабаровск. Белые откатились на юг, к Уссури.
В начале сентября 1922 года должны были состояться новые переговоры с Японией в Чанчуне (Маньчжурия).
В ш т а б Н Р А
И з В л а д и в о с т о к а
П е р е д а е т У л а н
Как и следовало ожидать, японцы полностью разуверились в способностях С. Д. Меркулова к решительным действиям (слишком уж открыто братья занимаются собой, откровенно личным обогащением). Престиж правительства падает. Меркулов объявил Народное собрание распущенным. Председатель нарсоба Андрушкевич и ген. Болдырев объявили, что у М. проявились диктаторские наклонности и в связи с этим он низложен. Управляющим военным ведомством стал известный семеновец, генерал Молчанов. Третьего июля адмирал Старк вернулся из Ольгинского уезда и имел с Молчановым встречу, где заявил, что новую власть он не признает, и в ультимативной форме предложил восстановить Меркулова. Командующий войсками ген. Тачибана предостерег Старка от бессмысленности применения военной силы. Старк собрал на канонерке «Маньчжур» совещание с Молчановым. Тот отказался вести какие-либо переговоры до прибытия во Владивосток из Харбина ген. Дитерихса, которого японцы намерены протащить в правители.
Молчанов издал приказ об аресте Меркулова. Японцам нужен более энергичный человек во главе белой власти, который бы сумел вдохнуть жизнь в умирающее белоповстанческое движение на Дальнем Востоке.
На железнодорожном вокзале в Харбине, в сутолоке и суете, негромко и быстро переговаривались два неприметно одетых штатских господина:
— Который из них Иоффе? Толстый, с сигарой и в стоптанных ботинках?
— Это как раз секретарь консульства ДВР Таборов. А твой Иоффе — аршин с кепкой. Вернее, со шляпой. Интересно, почему все малорослые любят ходить в шляпах с большими полями? Отчего бы это?
— Кстати, до семнадцатого он носил фамилию Крымский.
— А вон тот, в сером макинтоше, с зонтиком, кто? Что-то знакомая личность.
— Озорнин. Особоуполномоченный буфера.
— Ишь ты!
— Иоффе возвращается из Пекина. Там он встречался с послом Японии. Беседа шла о необходимости новых переговоров. Теперь едет обратно. А Озорнин, представитель буфера, собирается здесь вручить ноту японскому послу в Маньчжурии Яманоути. Речь в ней идет предположительно опять же о встрече, но исходя, так сказать, из духа Генуэзской конференции. Буфер снова потянет за собой на переговоры красную Россию, и японцы опять уйдут от конкретики.
— Ты думаешь?
— Предполагаю. Буфер потребует увода японских войск из Приморья, чтоб затем вышибить нас. А Россия настаивает на выводе японцев с Сахалина. Из Приморья они, конечно, уйдут, а вот Сахалин... Тут есть основания сопротивляться до последнего. Остров нужен и нам для создания маленькой русской республики. Пусть даже под протекторатом Японии, но нашей. А там посмотрим еще...
— Слушай, так это и есть тот самый Озорнин, которого весной потрясли китайцы?
— Было такое дело. В конце февраля жандармерия всю его контору перевернула вверх дном. Оружие искали. И, конечно, ничего не нашли. В ответ на это буфер им нотой по мордасам. Надумали, где искать, идиоты.
— Это что у них в сумках?
— В баулах, что ли? Секретная переписка. Что же они повезут еще с собой?
— Хм... А ты не допускаешь, что там могут быть драгоценности: камешки, золотые слиточки, а? Погляди, как рука у него напряглась. Тяжело, небось. И едут, как набобы, весь вагон заняли.
— Допускаю, почему не допустить? Драгоценности сейчас им очень нужны.
— А кому они не нужны?
— Та дама, с животом, — это супруга их шифровальщика Левашова. А длинный, с трубкой, состоит при Иоффе. Романюк. Вот этого что-то не знаю...
— Это дипломатический курьер Васин.
Шли последние минуты посадки на экспресс. Бестолково суетились пассажиры. Сотрудники консульства, выезжавшие в Россию, и полпред РСФСР Иоффе только что прибыли на двух автомобилях. Их сразу же окружили переодетые агенты из политической полиции.
Иоффе долго тряс руки провожающим и вошел в вагон, когда поезд уже тронулся. На перроне остался Левашов. Его жена была уже в купе. Он шел, убыстряя шаг, рядом с вагоном, стараясь коснуться ладонью хотя бы стекла, и все смотрел, не отрываясь, на жену, а она что-то неслышное говорила ему, шевеля припухлыми губами, и промокала глаза зажатым в кулак беленьким кружевным платочком.
